«Лебеда, крапива, медуница поедались с аппетитом…»

Воспоминания Ахтямовой Валентины Ивановны. На фото: Шайтанский детский дом, 1949 год

«Судьбой, видимо, было предначертано мне, уроженке Кемеровской области, ровеснице Ханты-Мансийского автономного округа, прожить более полсотни лет, а, вернее, детство, юность, весь трудовой путь в трех населенных пунктах округа — в Самарово, поселке Сосьва и в поселке Березово.

В 1940 году наша семья, состоящая из шести человек: папа, мама, три дочки и сын, завербовалась на Север в Новый Порт. Как рассказывала мама, папа всю жизнь работал под землёй и решил свою шахтёрскую работу поменять на работу «на земле». Я до сих пор поражаюсь мужеству своих родителей, которые решились на такой шаг: переезд из Кемеровской области в Новый Порт Ямало-Ненецкого округа.

По прибытии нашего переселенческого парохода в Самарово в семье случилась трагедия. Заболел единственный трехлетний сын, и семья осталась в Самарово. Через несколько месяцев брат скончался, и было принято решение перезимовать в Самарово. Отец на окраине улицы Кирова (а улица Кирова в те годы, в основном, заселялась татарами) построил небольшой домик, устроился на работу в рыбокомбинат, мама — техничкой в школу.

Мысли о возвращении с Севера на родную землю не покидали нашу семью, и час­то вечерами мы мечтали об этом. Нам было необычно видеть много белого снега. Ведь мы росли среди шахтных отвалов и чёрного снега. Отъезд весной 1941 года откладывался, я не помню по какой причине: то ли не было материальных возможностей, то ли примирились с новой жизнью.

А в июне началась Отечественная война, об отъезде не могло быть и речи. Папа, участник Гражданской войны, был призван лишь в мае 1943 года. Тем более он имел ранение руки с Гражданской войны. До сих пор помню, как мы, подростки, бегали на солдатское поле, которое было на горе между Самарово и Ханты-Мансийском, к отцам. Видимо, они проходили там военную подготовку. А затем мы бежали за строем отцов, провожая их на пристань. Нашей семье, я считаю, повезло: папа первые военные годы провел с нами.

Вспоминая этот период своего детства, я удивляюсь, как мы, дети военного времени, взвалили на свои детские плечи все тяготы военного тыла. Усердно учились, помогали матерям, семьям фронтовиков, и все летние месяцы работали, преодолевая голод.

Рядом с нами жили Сударевы, старший из них Николай был нашим помощником и организатором по выживанию (модно теперь это слово). Однажды на Иртыше вмёрзла баржа с картофелем, который, видимо, везли на Север. Николай собрал нас, девчонок с улицы, и мы пошли собирать мёрзлый картофель. Конечно, развели костёр, пожарили его на палочках, наелись, а затем остатки принесли домой.

Отец Николая был охотником и рыбаком, поэтому он владел многими полезными навыками, имел ружьё, сети. Под его руководством мы на пойме Иртыша в тальниках ставили петли и ловили снегирей. Первый снегирь, пойманный нами, съедался тут же в поле. Разводили костёр, общипывали, насаживали на палочку и зажаривали. Кроме ловли снегирей на пойме мы заготавливали сухие ветки тальника для печи, ветки на корм корове. И вот такие сытые, с нагруженными санками мы возвращались домой.

Летом нам детям раздолье. Травы: лебеда, крапива, медуница поедались с аппетитом. В военные годы Иртыш разливался по пойме. В сорах скапливался щурагай. Николай смастерил бредень (сеть), и мы, девчонки, ловили щурагая всё лето, пока не уходила вода.

Не хватало топлива. Мы с сестрой брали мешки, топор и шли в лес отрубать пни, сухие ветки. Весной ловили в сорах плавник, и так заготавливали дрова на зиму.

Подростки на Самаровском рыбзаводе были основной рабочей силой. Помню, в цехе стоят огромные чаны с солёной рыбой. Мы, подростки, стоим по бортам чана и вылавливаем рыбу, вешаем её для сушки и отправки на фронт. На поверхность чана всплывали кишки, жир. Нам разрешали отходы брать домой поочерёдно. А дома мама вытапливала из них рыбий жир — основной продукт для питания и освещения.

До сего времени помню слова «горбуша». Это не рыба и не кусок хлеба, а небольшие фанерные ящики, которые одевались на плечи подростков, и они в них носили соль и рыбу при погрузке и разгрузке судов. Меня, видимо, жалели бригадиры, и я стояла у весов, страшно переживая, чтобы не ошибиться при взвешивании.

Школьная жизнь шла своим чередом. Дети учились прилежно, хотя было холодно и голодно. Печи в школе отапливались дровами, дрова были сырые, готовили их дети, пилили ручными пилами. Освещение — керосиновые лампы.

Конечно, были и шалости. Помню такой случай. Здание Самаровской школы только перед войной было пущено в эксплуатацию и не было оштукатурено. В пазах торчал мох. Наши мальчики повыдергали его, и в классе стало холодно. Хотелось, чтобы отпустили домой. А дом, где жил директор, Хомылев Николай Ипатьевич, был под горой. И школа вся была на виду. Видимо, он увидел, что из стены одного из классов выходит тепло. Нас разоблачили и, продержав до вечера в холодном классе, отучили повторять такие шалости.

Послевоенные годы были также тяжелыми как в моральном, так и в материальном отношении. В 1945 году возвратился папа, изнурённый войной, больной. Участник боевых действий в рядах войск 2-го Белорусского фронта. Конечно, мы были рады, что папа вернулся.

В 1948 году отменили карточную систему на продукты. На руки стали давать по два килограмма хлеба. Мы, три сестры, купили 6 кг. Какая это была радость, современным детям не понять. Возвращаясь домой, мы съели два килограмма. Пришли в ужас от содеянного, так как в семье было правило: «Голоден не ты один, а все». Мама нас пожалела, конечно, выговорив, что есть нужно дома, а не на улице. Дала денег, и мы купили ещё хлеба.

В 1948 году я окончила школу, но ещё год работала на комбинате, так как поехала поступать в Тобольский рыботехникум старшая сестра. Двух студентов собрать на учёбу семье было не под силу.

В 1949 году я поступила в Тобольский учительский институт на физико-математический факультет. Почему в учительский? Выбору способствовали два обстоятельства. Во-первых, после окончания средней школы Николай Игнатьевич рекомендовал меня учительницей в одну из деревень Самаровского района, но мама не отпустила.

Во-вторых, меня учили прекрасные, добрые, умные учителя. В начальных классах учила Огер Анна Марковна. С правильным каллиграфическим почерком, тихим приятным голосом, небольшого роста, скромно одетая. Анна Марковна все тексты стихов учебной программы читала наизусть, а не по учебнику. Будучи инспектором школ, я часто приводила ее в пример.

А как Анна Марковна читала прозу! До сих пор помню, как мы ученики плакали, слушая отрывок из произведения Мамина-Сибиряка «Зимовье на Студеной», так проникновенно, затронув наши души, она читала о Музгарке. Математику преподавала Успенская, химию — Мария Карловна, немецкий — Триннэль Агнесса Ивановна (к сожалению, не помню полностью фамилии, имена, отчества всех учителей). Поражаюсь мужеству учителей военного периода: как они умели голодных детей отвлечь от грустных мыслей и дать знания.

Работая техничкой в школе, мама оказывала услуги учителям в выполнении хозяйственных работ. Я запомнила, что большинство учителей военных лет в Самарово были эвакуированными из Ленинграда. Им, несомненно, было тяжело переживать невзгоды жизни самаровского периода. Учителя в годы войны обеспечивались в особых магазинах и делились с мамой продуктами и одеждой. Благородство учителей покоряло меня, вызывало чувство глубокого уважения.

Немаловажным фактором было и то, что обучаться в педагогическом институте нужно было всего два года.

Студенческие годы прошли незаметно. Хотя жили 17 человек в одной комнате, спали под одеялами из шинельного сукна. Ели картофель с маргарином, который покупали в магазине на Кукуе (микрорайон Тобольска). Маргарина за два года наелась «на всю оставшуюся жизнь». Все удобства на дворе. Готовились к экзаменам, размещаясь в окнах аудиторий института. Основной наряд-фуфайка. Но мы были молоды, веселы и радовались жизни.

В августе 1951 года я приехала в Берёзово. Получила назначение в Сосьвинскую школу учителем математики и физики. Добраться до места назначения было непросто. Ждали «оказию» и учительскую конференцию. Гуляли по Берёзово, знакомились, а вечером возвращались в зал ожидания речного вокзала, спали поочерёдно на лавках.

От первой учительской конференции не осталось никаких воспоминаний. А от первой поездки к месту назначения — воспоминания на всю жизнь. Катер, к нему прицеплена баржа, в которую «погружаются» все учителя школ, располагающихся по реке Сосьве. Опытные, не впервые едущие с семьями учителя расположились под пологами внизу. Мы — молодежь на площадке вверху. Периодически были остановки — на берегу готовили пищу, учительницы стирали детское бельё (были семьи с грудными детьми). Нам было интересно! Мы любовались природой, мечтали, строили планы.

Доехали до поселка Сосьва. Впечатления отличные. Нас, учителей, ждали. Были приготовлены комнаты, нам выдали постельные принадлежности, кровати, столы. Мы ознакомились со школой, интернатом. В посёлке были Дом культуры, больница со стационаром, электростанция, баня. Мы, пятеро молодых учителей, радовались — нам повезло!

Начались будни. Многие дети были больны, часть из них была поражена паршой, трахомой. Во время урока в класс входил и проводил очередные лечебные процедуры медицинский работник. Так было заведено.

Культбаза выполняла свою просветительскую роль через врачей, учителей, библиотекарей, работников культуры. Каждую неделю в Доме культуры проводили мероприятия: лекции, концерты, пьесы, устные журналы, кинофильмы и, конечно, танцы. Все мероприятия контролируются лично начальником культбазы Гречаниным Анатолием Николаевичем (не помню точно отчество). Факт срыва мероприятий подлежал обсуждению на заседании партбюро или комсомольского комитета. Я была секретарем комсомольской организации. Особый спрос был за спортивные мероприятия. Лыжные прогулки зимой были вменены молодежи в обязанность.

Контроль начальника культбазы доходил и до школы. В школе было правило: ни при каких обстоятельствах уроки не отменяются. Отсутствует учитель русского язык; у меня, математика, «окно», и я иду учить русскому языку.

Директор школы Звягина Мария Кузьминична, завуч Белобородова Мария Прокопьевна вели строгий контроль, но и оказывали помощь. Обе опытные, мудрые учителя математики и русского языка.

Особое место в жизни поселка занимали национальные олимпиады. Уроки отменялись. Приезжали гости со всех окружающих деревень: Ломбовож, Патрасуй, Килекьесуй. На сцене выступления артистов проходили до утра. На реке проводились соревнования на оленях. Культбаза в дни олимпиад была, как растревоженный улей. Яркие национальные наряды, оленьи упряжки нарядно убраны.

Сосьвинская культбаза являлась прародительницей национальных олимпиад, первая национальная олимпиада была проведена в Сосьве в марте 1936 года.

В 1953 году меня перевели в отдел народного образования. Как мне не хотелось уезжать из Сосьвы! Оставался год отработки обязательного срока (3 года) после института. Я привыкла к детям, быт был налажен. Я решила не ехать, не подчиняться приказу района. Но тогда, в сентябре на моё место приехал новый учитель, я вынуждена выехать в Берёзово.

Моя первая командировка была в Казымскую школу по выполнению закона о всеобуче. Исполнение закона о всеобуче в 1950-е годы рассматривалось на уровне государственной проблемы. Этими вопросами были озабочены партийные и советские органы, руководители колхозов и совхозов. Выделялись средства для сбора детей из оленеводческих стад, с мест добычи рыбы, из отдалённых населённых пунктов. Сентябрь, октябрь были месяцами беспокойной жизни инспекторского аппарата отдела. Все находились в разъездах по школам, не принимались во внимание никакие доводы, ни семейные обстоятельства, ни личные причины. Совместные усилия давали результаты — район успешно решал вопросы всеобуча.

Жизнь всегда преподносит поучительные примеры. Так, на памяти сохранился один случай: в район был направлен инспектор областного отдела народного образования для оказания помощи в сборе детей. При полёте в стада Саранпаульского совхоза ему не отдали ни одного ученика. Родители требовали моего личного участия в сборе детей. Получив упрёк от родителей, я впредь старалась собирать детей только сама.

50-6-е годы — время начала разработки газовых месторождений. В Березовском районе были открыты первое газовое месторождение, первый газодобывающий участок, первое газодобывающее управление страны, первый газопровод Игрим-Серов. В район прибыли отряды геологов, геофизиков, строителей. Создавались новые предприятия, партии глубокого бурения.

Увеличилась потребность в школьных зданиях, интернатах, детских садах. В Игриме, куда был переведён Березовский газодобывающий участок, на базе которого было создано первое в стране Игримское газодобывающее предприятие, занятия в школах велись в три смены.

Апробировались новые методики преподавания. Повышенные требования выдвигались к подготовке педагогических кадров. Знания на уровне учительского института для меня, инспектора школ, а с марта 1959 года заведующей отделом, были недостаточны. К моим заботам по организации и развитию образования в районе добавились заботы о выполнении программы заочного обучения в Тюменском педагогическом институте. В те годы не было дополнительного отпуска для заочного обучения, и весь очередной отпуск был посвящен учёбе, тем более что на сессию я выезжала раз в год, летом. В период между экзаменами необходимо было сходить в областной отдел народного образования, на базу снабжения и так далее. В общем, профессиональные заботы продолжались и в Тюмени. В 1960 году я успешно завершила учёбу в институте.

Сейчас трудно поверить, но в те годы три инспектора и два методиста педагогического кабинета организовывали проверки, в основном, всех школ, интернатов, детских садов. Инспектора, методисты, не говоря о заведующей, буквально «не вылезали» из командировок.

Самоотверженности учителей тех лет можно только поражаться. В Нумто, Юильск, Помут учителя Молокова Нина Семёновна, Ангашупова Степанида Павловна, Анкина Варвара Алексеевна «добирались» пешком, неся на себе учебники, тетради, мел для первых занятий.

А сколько ночей провели в поездках — не счесть. Было принято вечером провести педсовет по итогам проверки и ночью выехать в другую школу на лошадях или оленях, чтобы с утра на следующий день успеть на уроки. Дорожных приключений инспекторов и методистов хватило бы на целый роман.

Например, однажды инспектор Тюстина Анна Михайловна возвращалась одна из Шайтанского детского дома. Когда она доехала до Башкова Сора (у Березово), то выяснилось, что снег размело, и кругом был голый, скользкий лед. Лошадь, на которой она ехала, не была подкована и, едва ступив на лед, начала скользить и падать. Что делать? Анна Михайловна сняла большую дорожную шаль, бросила ее под ноги лошади и провела ее по шали несколько метров. Затем шаль вытащила и опять бросила перед лошадью. Несколько часов потребовалось ей, чтобы таким образом пересечь сор.

Особое место занимали заботы о Шайтанском детском доме. Там не хватало кадров, здания, построенные в 1930-е годы, требовали ремонта, финансирование было недостаточным. Наконец, наши многочисленные обращения к областному отделу образования с просьбой решить вопрос о детдоме: либо начать новое строительство, либо закрыть его, были услышаны. В 1960 году детский дом в Шайтанке закрыли.

А сколько сил, времени было отдано проблемам ликвидации неграмотности среди населения! Месяцами инспектора и методисты, учителя, назначенные проводить ликвидацию неграмотности, «бились» над решением этой проблемы. Я не берусь анализировать полезность и результаты этой акции, но работники народного образования стремились ее выполнить. А сделать это было очень не просто.

Вот один пример. Пробыв месяц в стадах Казымского совхоза по ликвидации неграмотности среди оленеводов, я с начальником Казымской культбазы Каксиным Василием Ивановичем возвращалась на базу. Удивительно мудрый, добрый человек заботился по-отцовски обо мне во время поездки. Подъехав на оленях к реке Амня (культбаза находилась на другом берегу), мы увидели, что начался ледоход. Было выше наших физических сил ждать его окончания. Тогда, обвязав вокруг себя верёвку с хореем в одной руке, балансируя другой, я по движущейся льдине перешла на сторону культбазы. Подобных случаев было немало. А как жутко было ночевать в Юильском бору среди стонущих вековых сосен!

За подготовку школ к 1972/1973 учебному году район был удостоен министерской премии в размере 700 рублей. По тем временам это была высокая оценка. Удалось создать необходимые школьные места, открыть новые интернаты и детсады улучшить быт родителей при помощи партийных и советских органов, председателей колхозов и совхозов, руководителей предприятий и организаций.

Перейдя в 1973 году на партийную работу, я ещё длительное время жила проблемами школ, интернатов, детсадов и, конечно, учителей. Все-таки 20 лет я прожила заботами о школах, учителях, детях. В командировках я всегда считала своим дoлгoм посетить школу, интернат, выслушать просьбы учителей и воспитателей и решать их на уровне райкома партии.

Заведовать отделом пропаганды и агитации в райкоме КПСС – ответственное дело, требующее обширных знаний не только по народному образованию, но и по экономике, отраслям производства, здравоохранению, культуре. А чтобы выступить перед населением по той или иной теме, требовалось тщательно изучать документы, хорошо владеть разговорной речью, иметь хотя бы элементарные знания по политической жизни страны. А сколько сил и знаний было необходимо, чтобы организовать сеть политической и экономической учёбы, политдни, политинформации, выборную агитацию, торжественные заседания! Любой прокол подлежал обсуждению на аппа­ратном совещании отдела либо на заседании политбюро. Я была секретарем партийной организации районного комитета, а затем и исполкома районного Совета.

Конечно, командировки продолжались, но в основном в крупные населённые пункты. На строительство трассы газопроводов, в оленьи стада выезжали инструктора — мужчины. Из нашего отдела «пропадал» на трассе инструктор Лисов Александр Яковлевич.

Оленьи и лошадиные упряжки заменили самолёты, машины, вертолёты. Да и быт в командировке стал более комфортным: в гостиницах, а не в интернатах и школах. Напряжённая работа в райкоме партии вознаграждалась ежегодным, обязательным трудовым отпуском с предоставлением по желанию санаторно-курортного лечения. Работая в отделе народного образования, я по три года не была в отпусках, а если отпуск и предоставляли, то в основном в зимние месяцы.

Работа в аппарате райкома партии в течение 14 лет дала мне практические знания по составлению и исполнению документов, опыт общения с руководителями предприятий и организаций. Все это, несомненно, пригодилось в моей дальнейшей работе в архиве. В этом плане с уважением вспоминаю заведующего общим отделом Фатеева Владимира Фёдоровича.

Наступило время задуматься об уходе на пенсию. Тем более, что в этот период судьба преподнесла мне испытания: трагически погиб племянник, единственный сын старшей сестры, не пережив этой утраты, скончалась через пять месяцев мама, тяжело заболела сестра. Так в течение полгода наша семья, а жили мы все вместе, потеряла двух самых близких людей.

Не знаю, кого благодарить — первого секретаря райкома партии Филипенко Александра Васильевича или председателя исполкома районного совета Нагимуллину Ольгу Александровну — за внимательное и чуткое отношение к моей дальнейшей судьбе. Я оформилась на персональную пенсию и приняла районный архив.

…Я — почётный житель Березовского района, награждена орденом Трудового Красного Знамени, медалями «За доблестный труд. В ознаменование 100-летия со дня рождения В. И. Ленина», «За освоение недр и развитие нефтегазового комплекса Западной Сибири», «Ветеран труда», благодарственным письмом Губернатора Ханты-Мансийского автономного округа, Почетной грамотой Думы автономного округа. Имею звание «Отличник народного образования».

Особо хочется отметить медаль «За вклад в наследие народов России» Российского союза исторических городов и регионов. Получение в прошлом году этой награды меня порадовало. Значит, не зря были усилия администрации района и сотрудников нашего архива по сохранению исторического наследия Березовского края».

2005 год

Оставьте комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Мысль на тему “«Лебеда, крапива, медуница поедались с аппетитом…»”

Яндекс.Метрика