Романтика, геология и Приполярный Урал

Усик Маркосян. Печатается в сокращении, сохранена орфография оригинала https://markosyan-usik.livejournal.com/163487.html
Первый день в Саранпауле ночевали в аэропорту, в кабинете у начальника, и случайно разбили люстру. Второй день в общежитии экспедиции. Чуть позже буровые мастера экспедиции зашли к нам в гости и нас побили. Я отбивался, даже сдачи давал, а Арсену досталось. Помню, он на армянском орал: «Бл…ь куда мы попали, за что нас бьют. Куда нам убежать?» А я отвечал, «Арсен мы уже приехали. Бейся, ногами!» На следующий день сельские милиционеры, тех буровых мастеров на лысо голову побрили…

Более 20 лет тому назад нефть и газ поднялись в цене, геология и геологи оказались никому не нужны, не скажу про всю Россию, а вот в наших краях – это точно. Геологические организации при отсутствии заказов и госфинансирования закрылись и исчезли. Для молодежи учиться на геолога стало не почётно, – это уже по всей России. В Саранпауле, в те советские годы в двух крупных геологических организациях, Сосьвинская ГРЭ и Полярно-Уральская Экспедиция работали более тысячи геологов. А также в летний сезон приезжали разные геологические экспедиции из других городов изучать подземные клады в горах Приполярного Урала. Территория Тюменского Севера была перспективной, неизученной и огромной…

Я с Арсеном в 1983-м декабре приехали на тюменский Север по направлению из Ереванского Политех. института, горного факультета.
Первое впечатление от Саранпауля и от места нашей будущей работы нас шокировало. Но назад уже было поздно… Прямо в аэропорту, у трапа самолета АН-2 бросилось в глаза множество собак, которые дружелюбно ходили повсюду. Притом их было больше, чем людей. Кстати, до сих пор в селе собак больше, чем людей.

Через год в Саранпауль еще приехали трое выпускников нашего факультета: Мигран, Ашот, Саркис.  Сейчас такая картина многим россиянам показалась бы дикой. А тогда одновременно 5 специалистов из Армении руководили всеми 5 буровыми бригадами, и соревновались между собой за первые места. Леонид Чайников нас шутливо называл «армянская буровая банда». Тщетно Володя Баранов, выпускник с Московского института выходил из себя, «армянская банда оккупировала все буровые участки» и он вынужденно работал замом у меня в 112 бригаде. До сих пор Володя не может успокоиться за тот период жизни.

На снимке: за штурвалом Леонид Чайников, я, Саркис, Ашот, Григорян Арсен, фотографировал Мигран Оганесян

Десятками молодые специалисты приезжали в Саранпауль из разных республик, и институтов, работать в Сосьвинской ГРЭ. Многие, возможно, приезжали за длинным рублём и мечтали заработать. В те советские годы была большая прослойка особых людей, у которых образ жизни отличался оптимизмом, более высокими чувствами, которых не волновала необустроенность и не было страсти к материальным ценностям. Они уезжали в даль за романтикой, в том числе и в Саранпауль.

До нашего приезда, несколько лет назад Сосьвинская экспедиция перебазировалась с Усть-Маня. Некогда молодые специалисты, начинающие там уже обосновались и уже стали профессионалами в своем деле.

А ведь сразу и не узнать кто этот молодой человек. Он с первого дня, в 1983 году для меня стал Владимиром Александровичем, то есть моим непосредственным начальником. Кстати, много фотографий в этом рассказе и его. Это он жестким решениям нас назначил буровыми мастерами, не давая нам пару месяц, чтобы мы поняли куда мы попали.

В те годы советское государство выделяло большие деньги на разведку недр и на соцкультбыт для людей. На глазах село преобразовывалось. Строители, во главе с Литвиненко из Карпат, на глазах возводили двухэтажные, многоквартирные дома, прямо на болоте.

На снимке: Саранпауль в 1990 году
Кроме специалистов, приезжали и специалистки. Ох, сколько было красивых девушек среди них! Глаз невозможно было оторвать и на буровую на работу не хотелось уезжать. Сложно было выбрать из них самую лучшую. Все они были красивые и вкусные.
Да еще и местные девушки радовали нас своими свежими лицами, и на нас, приезжих молодых с улыбкой смотрели, старались с нами познакомиться. Но мы от них отстранялись, так как местные мальчики дико ревновали и дрались, и не допускали к их красавицам.

Нам, парням с жарких югов, было трудно привыкать, жить и работать на севере, но мы старались. Правда, кроме меня, остальные мои земляки после положенных трех лет работы, и даже раньше, отчалили к своим родным, и остался я в этих суровых краях один – совсем один.

Но я тогда уже был совсем не один. Я среди молодых специалисток нашёл свою половину и, как много сотен приезжих геологов, и не собирался никуда уезжать.

Скоро пришлось в экспедиции построить детсадик.

Традиционно праздник День Геолога сначала отмечали накануне на предприятиях, где звучали торжественные речи.

Епрев Анатолий Алексеевич, начальник Сосьвинской ГРЭ, награждал отличившихся сотрудников грамотами и обязательно с премиальными.

После торжественных речей устраивали веселые творческие вечеринки. Переодетые в чистые одежды геологи разных профессий оказались людьми веселыми, творческими. Геологам не надо было домов культуры и прочего, в тесных кабинетов экспедиции их все устраивала.

Мне так и не удалось научиться игре на гитаре, кроме половины мелодии песни «Манушак эир, партезум бацвац…»

На следующий день, в субботу или воскресенье проводили праздничные мероприятия с выходом на природу. Футбол, волейбол, и даже хоккей играли.

Для многих геологов этот день был редкой возможностью, чтобы посоревноваться, кто сколько тайменя, хариуса и чебака подлёдно поймает.

В дни праздников и в том числе в День Геолога, нас — буровиков особо не приглашали, чтобы «они не разлагались». Да вообще-то буровикам и некогда было, не до праздников. Почти ежемесячно по 25 дней и более работали на буровых участках. Во время бурения необходимо было мастерам на буровой находиться, а когда перевозили «буровые», то без мастеров было никак. И так годами.

В то время, пока геологи праздновали, фотографировались, буровики «пахали как папа Карло”, метры давали Родине.
Поэтому на многих фото ни одного буровика не видать. Было несправедливо, но мы терпели.

Зато у буровиков была своя каста. Видать же по суровым лицам на фото – это буровики. Когда мы находились на базе, то часто собирались после работы по пятницам. Настолько эти «сборища» были заметны, что в СГРЭ пятницу стали называть «день буровиков». Не знаю почему, позже переименовали «день коня». Мы собирались, чтобы попробовать напитки, изготовленные собственными руками: вина и самогоны. Из-за отсутствия винограда, я попытался перегнать чачу из картошки, потом поделился опытом изготовления с коллегами. На самом деле из картошки получилась химическая отравляющая бомба.

На юбилее Епрева Анатолия Алексеевича.

На вахтовке едем на Первомайскую демонстрацию. Пешком тогда было невозможно пройтись по улицам села.

Тогда времена были социалистические, и крупные предприятия, какой была Сосьвинская ГРЭ, брали шефство над каким-то сельским хозяйством, конечно, по указке райкома партии. В деревне Щекурья сажали и собирали картошку, помогали Саранпаульскому совхозу. Туда ездили на барже.

Позже, поля под картошку Саранпаульский совхоз отдал экспедиции уже для нужд работников.

В 85 году, приходилось участвовать на сенокосе, в районе деревни Дёмино, под Березовом. Хорошо отработали, выполнили планы, но было одно «но». Не зная об опасности, угощался сырым язем и через месяц слег с описторхозом. Тот пакостник, потом даже работал у меня на буровой. До сих пор описторхи живут со мной…

Конечно мы пили, и с мерой, и без. Язвенники и трезвенники больше нас пили. В северах невозможно было не пить. Интересное фото. Как будто не пьют. На самом деле, если хорошо посмотреть на лица Анатолия Иваныча Дубеня, Понамаренко Владимира Иваныча и на некоторых, то можно заметить какие они «довольные». Кстати, горлышко бутылки, спрятанное за бумагами, торчит.

Бутылка водки с ацетоном, с завода тюменского Бенапа, самое то, хватило на троих. Тогда, при социализме, то ли качественного спирта не хватало, то ли, чтобы социалистические трудяги быстро одуревали, в водку добавляли ацетон. Первая баржа в Саранпауль приходила с водкой, говорили «пянная». Когда в магазинах села водка заканчивалось, то на прилавках всегда стоял портвейны «Агдам» и «777».

Фотография с времён в годы после перестройки. Вместо обычного тюменского Бенапа, на столах польская водка и пиво.

Руководители экспедиции были людьми профессиональными, уважаемыми, порядочными.

Поражала честность окружающих людей: геологов с кем работал, с кем общался, жителей села.

Наша, моя 112 буровая, с чем связано море, ставшим сейчас, приятные вспоминание.

Даже не могу представить, как могла бы моя жизнь сложиться, если бы в первые дни прибытия в Саранпауль, волею судьбы в геологии не встретился бы с хорошими людьми, таким, как Володя Карепанов. Он тоже как молодой специалист, уже побывавший до этого в Саранпауле на практике, приехал работать геологом. Долгое время был в нашей буровой участковым геологом. Хотя кроме него приезжали и другие геологи описывать керн.

Муторное было у геологов на буровой занятие, часами сидеть на ящиках с керном и пристальным взглядом определять породу. Бывало, неделями сидели без дела. Тогда они могли по пять суток с кровати не ставать. Приходилось часто проверять, живи ли, дышать ли.

На снимке: Денисов Сан Санич

На снимке: геолог Камарицкий Сергей Иванович и…

Володя Карепанов был и другом, и защитником, и моим переводчиком. В первые время я ведь на самом деле, на русском совсем не умел говорить. Поверить сложно, не зная слова «я голодный», я рукой показывал на желудок и говорил «здесь хлеб нет». А на чеснок говорил “лукин брат”. Даже годы спустя у меня так и не получилось полностью овладеть русским языком, а тем более с употреблением технических терминов, с названиями геологических минералов.

Геолог Николай Болтенков, бур мастер Виктор Майданников, зная об этом, веселились над мною. Так как их 115 буровая стояла далеко от базы, на верховье реки Ахтляма, то связь с базой проходила через нашу, 112 буровую. Они ежедневные утренние сводки передавали мне, а я передавал в базу. В сводку входила: сколько бурили, какая порада на забое скважины. Балтенков названия пород максимально осложнял научными терминами: «Тулитизированное габбро с присутствием кальция иплагиоклаза с сопровождением роговой обманки, оливина и пироксены цепочечных минералов с неосновным составом силикатов, а также включены биотиты, титаномагнетиты с прожилками кварца и ортоклаза…»

Прикиньте! И я должен был всю эту хрень запоминать и передавать на базу. После того, как я догадался, что с 115 буровой над мной хихикают, перестал. И хоть сколько Коля и Витя старались объяснить мне, что важно передавать полная названия пород, я им говорил, “да-да”, а в базу, говорил, «пиши габбро». А Гаранин — тогдашний начальник производственного отдела, принимал сводки и говорил: «Добро, добро!» Хоть что ни передавали по рации: авария на скважине, сгорел домик, оборвали снаряд в скважине, а он всегда говорил «добро, добро!»

Это Володя мне растолковал, почему в бригаде, когда зимой пьют от жажды литрами какой-то мутно-жёлтый “ компот” из 40 литровой фляги, пьянеют и начинают бурагозить. Кстати, моя первая победа над бригадой была, когда я запретил ставить бражку на буровой. После первых месяцев, насмотревшись много пьянства, взял флягу с созревшей бражкой и слил её с трапа на снег. Как меня тогда не грохнули, до сих пор не пойму. А ведь Иван пошел к себе за ружьем.

Кстати, если в балке подозрительно всегда топится печка без необходимости, значит там буровики замутили бражку. Помнится, когда началась продажа водки по талонам, то на буровую увезли с собой положенное по норме вино Рислинг для тех буровиков, кто не выезжал с участка. Увозя на участок алкоголь, нарушая при этом установку, хотелось не нарушать права рабочих на свою «норму на пузырь». Тем более, что в свою вахту смена бурила хорошо и заслужила на винный подарок. И нам показалось, что по одной бутылке некреплённого шипучего вина на человека будет не много.

После того, как бригада к вечеру сомнительно быстро опьянела, и они пошли с кулаками «с нами разбираться», мы поняли, что они до нашего приезда замутили бражку. Пришлось нам на речке Маньтурья, где мы строили бассейн, немного дольше покупаться, пока они не стали в дупель пьяными. А потом мы вдвоём отколошматили семерых пьяных. Кстати, Женя Романов совсем не драчун.

На снимке: столовая, в которой тысяча раз я кушал макароны с тушенкой

На снимке: одна из жилых балок на нашей буровой.

У лесорубов, которые рубили профиля под перевозку нашей буровой условия было менее комфортна.

Карепанов хоть и был другом, однако за все время работы так никогда принципиально и не завысил категории буримых нами пород, от которых зависели наши буровские зарплаты. Тогда такая принципиальность были в порядке вещей в геологии. Хотя и тогда приписками занимались, но под жёстким наблюдением начальства. Расценки на бурение были мизерными. Чтобы получать среднюю зарплату, требовалось бурить несколько тысяч метров, что было фактически невозможно. Поэтому, под одобрение начальства, приписывалась рубка лесов. Признаюсь, приписанные рубленные мною леса за буровских лет десятки раз перевишал фактическому.

Пилотка на этом фото я своими руками сшил по немецкой моде 40-х годов швахтунг-гахтунг. Эх, как жаль, потерялась она. Я бы до сих пор с удовольствием носил… Смотрю на наши молодые оловянные глаза, подозреваю, что, возможно, приняли по сто грамм.

Моя первая буровая установка ЗиФ-650. Это сейчас картина как в сказке. Хотя несколько раз на этих осинах, помнится, сидели глухари. Тогда красота природы не замечалась, разве что только в девушках и в женщинах.

Бывало, когда бурильщик Шиланцов Женя или его брат Иван шли на смену на буровую, что в ста метрах от балков, с ружьем, то возвращались с парой глухарей. И мы выстрелы слышали и падение птиц с высоты этих осин. “Шиланцы”, в экспедиции их так называли, были искусными охотниками и асами- бурильщиками, справедливыми но и сложными людьми. С ним не каждый мог наладить отношения. Над ними невозможно было быть «начальником». А мне пришлось быть у них буровым мастером, работать, учиться и мучиться, страдать и вынужденно набрать кучу приятных воспоминаний на годы спустя.

Без ружья в лесу было никак. Если в бригаде были охотники, это означало, что всегда бригада свежатиной обеспечена. Шиланцы нашу бригаду обеспечивали мясом. Лосятины кушать было хорошо, но как же тяжко было вытаскивать из леса мясо на себе.
В первый год с охотниками из нашей бригады я впервые в жизни пошел на глухариный ток. Шиланцы мне доверили «мелкашку», не помню по каким соображениям, братьев мне всегда было сложно понять. К обеду, когда я еле таща с собой добычу с тремя птицами по мягкому снегу шёл к нашему временному лагерю, они как-будто сговорившись, ждали меня и издалека крепко отчитали. Оказалось, что капалух на току нормальные охотники не стреляют, какими они себя считали и каковыми были на самом деле. До сих пор мне неловко…

Через несколько лет мне доверили новую и самую глубоко бурильную установку, буровая ЗиФ 1200.

Несмотря на прошедшие тридцать лет, невозможно забыть много чего из будней буровой. У реки Лулья бурили скважину на бокситы, планировался до 800 метров бурить, кстати самую глубокую скважину в истории Сосьвинской ГРЭ. Скважина оказалась архисложной, кроме прочего еще она сильно водоносила, с дебетом более 2,5 м куб за минуту. Настолько сильно, что каротажники так и не могли до забоя спустить свой инструмент. Зайти в здание буровой и выйти сухим было невозможно. А ведь несмотря на это, бурили летом и зимой, стоя под водой. И добурили до начеченного глубины. Говорят до сих пор фантанирует.

На снимке: с Виктором Плешаковым зашли и вышли с буровой

Когда Салманов Фарман, начальник Тюменского Главка, побывал в Саранпауле, то ему показали нашу 112 буровую. Когда они зашли чай попить и посмотреть наш быть в столовую, я поставил на стол армянский коньяк. Тогда один из сопровождающих лиц, который задержался за столом и пропустил пару стопок, запив компотом из сухофруктов, прошептал мне, когда Фарман спросит, что вам надо, скажи, машина “Волга”. Только люди с времен 80-х могут знать что означало тогда иметь Волга. А я тогда не мог понять, зачем мне нужна машина в Саранпауле, если единственная машина в селе “Запорожец” у начальника аэропорта Капильцова Сергея Сергеевича ржавела, стоя на в огороде из-за отсутствия дорог. Поэтому, когда на вертолетке меня спросил, что вам нужно, я говорил про тракторов и новых буровых для экспедиции.

Трудности, опасности на каждом шагу и каждую минуту. Но люди, работающие в геологии, то ли были сильными, то ли другую жизнь не видели, поэтому этого не замечали.

Трагедии всегда случались и очень часто.

В этот раз вертолет зацепился за кромку леса и рухнул. Хорошо, что в этот раз без жертв.

Одним из приятнейших моментов работы в лесах и в горах, была смена вахты. Когда в отсутствие постоянной связи, не так как сейчас, слышался издалека звук прилетающего вертолета, это было настоящим наслаждением. Всегда удивлялся, как такая махина летает, и красиво.

Когда в аэропорту в Саранпауле ждали погоду или пока летчики обедали, всегда в уме мечтали не лететь на участок. И когда объявляли, что полёт отменяется из-за какой-то причины, радовались как школьники, узнав о болезни учителя. При этом надо было сделать вид, что огорчился…

В какое-то время вертолёт в геологии был, как сейчас такси в Саранпауле. По 4 штуки дежурили в аэропорту села. Куда хотели, туда и летали. Могли легко в какой-то участок забросить 10 булок рыбкопского хлеба, или попутно рыбака сбросить за тайменями на «Валинском котле», и забрать через день с мешками рыб.

Многие виды работ в геологоразведке: и добыча, и разработка в те годы были плановыми, возможно, неэффективными и затратными.
Сейчас нереально представить даже, чтобы для бурения скважин на вертолете подвесном перевозились сотни кубов дизтоплива, по одному кубу на рейс. А ведь тогда государство, имея в бюджете доход от той же нефти за баррель 2,5 доллара, обеспечивало эти работы, для поисков богатств будущим поколениям. Да, было безумно затратно, но на единицу работы было задействовано много людей в стране и много отрасли. А сейчас… Все миллиарды на офшоры, да на свои виллы…

Зимой вахту сменяли на машинах.

На лодке, редко, но тоже приходилось. По реке плыть было сплошное удоволствия.

Если приходилось на гусиничных передвигаться, то часто все старались подняться наверх, облепливали кузов, как комары на… развеся ноги на лобовое стекло.

А водили постоянно с кабины кричали: — «Убери ноги, дорога не видна!»

На лошадях двигались часто геологи. Мне так и не приходилось на лощад сесть. Ну и хорошо…

Геология в Саранпауле, это не только буровой, о чём долга я рассказал. В геология было много и другие работы.

В те годы в горах, в базах Полярно-Уральской экспедиции работали более 400-600 геологов и специалисты связанные с геологией. Контора их было в селе, говорили что они секретные предприятия. У них шли разведка, поиски, бурение, добыча кварца. Про них я мало тогда знал, хотя часто видел как их бортовые «Уралы” возвращались с гор постоянно с груженными кварцам. Хорошо что поделилось своими фото архивой геолог Болшакова Ольга.

На снимке: база Неройка

На снимке: месторождения Додо

На снимке: база Неройка

На снимке: месторождения Додо

На снимке: база Пуйва

На снимке: база Пуйва

На снимке: вот какие друзи тогда доставали..

Хорошие экземпляры собирали для создания «Музей кварца в Саранпауле».

Иностранцы каждый год приезжали за друзами. Рассказывают, что за эту друзу немка заплатила 50 000доллар.

Работал в экспедиции Лев Давтян из Крыма, замдиректора. Времна перестройки, он меня убедил уволиться, чтобы переехать вместе с ним в Крым, на работу в новосозданной экспедиции, на должность начальника буровой партии под питьевую воду. Я уволился, начал собираться. Однако переезд не состоялся, воду бурить в Крыму не пришлось. Поэтому там до сих пор сушняк. СССР бесповоротно развалился, Крым оказался в другой стране. Я остался без работы, и мне приходилось рыбачить на чебака, на еду и на продажу. Поменял рыбу на продукты. Через какое-то время начал изготовливать шлакоблоки, готовился к резке каменных плит. Шлакоблоки успел хоть сколько-то изготовить. Очередной обвал рубля накрыл меня. Пришлось их продать за штуку дешевле, чем коробку спичек. Камнерезный цех, привезённый из Армении, так и не запустил, алмазный диск до сих пор висит на стенке у меня в огороде. Я тогда ушел с моего буровского — геологического «не пройденного маршрута». Мой дальнейший жизненный маршрут продолжался параллельно с бывшими коллегами.

Казалось, после перестройки геология будет в почёте и были заметны старания властей развивать разведку и добычу в горах Приполярного Урала, намечались конкретные подвижки. К 2000 годам, возможно и раньше, что-то с геологией пошло не так. В бюджет России поступало много денег от высоких цен на нефть и гази. Геология, и многие другие сферы для страны стали не приоритетными. Плохой и недобрый знак был для Сосьвинской экспедиции 2000 год, когда сгорело здание конторы. Спасти здание было невозможно. Из работников никто серьезно не пострадал.

Окружные власти по крупному взялись за Приполярный Урал, начали строить завод в горах Полярный кварц разрушая все, что до них десятилетием строили в советские годы.

Одновременно в Саранпауле отгрохали грузовой причал Что хотели перегрузить, до сих пор остался неизвестно для геологам Саранпауля. Причал показался мало будет для перегрузки каких-то богатств из недр Приполярного Урала. Власти решили еще ЖД построить к уральским горам, почти не выходя из своих столичных кабинетов по программе Мегапроект Мегаущерб «УП-УП».

Под громкие обещание, что «горы свернут» у «Сосвапромгеологии» дела только ухудщались. Забросили Базу Пуйва.

А потом и позорно обанкротилась Сосьвапромгеология, что было ожидаемо, оставляя после себя территорию, как в Херасиме после атомного бомьбы. Неизвестно остается судьба, историю трудов геологов, «Музей Кварца в Саранпауле».

После того, как о музее написал я и многи другие СМИ, коллекция, если верить некоторым людей, осталось в села. На сегодняшний день в Саранпауле, градообразующих геологических предприятий ничего не осталось, геология ныне мертвая в наших краях. В этой связи «Музей Кварца» даже в своём разграбленом состоянии стал по-настоящему ценностью в геологических буднях Приполярного Урала. В сложившей обстановке, когда Сосьвапромгеологии в результате банкротства будет ликвидирована, судьба коллекции зависит от губернатора округа, бывших собственников предприятий, от главы района и села. Остается только надеется, что вышеперечисленные сделают все, чтобы коллекция остался в селе Саранпауль. Тогда с меня шикарный пост и стеллажи под коллекцию в подарок.

А что геологи? Часть геологов, которые могли, уже уехали из Саранпауля, многие хотят уехать, но некуда. А основная часть осталась и никуда не собирается уезжать. Саранпауль несмотря даже на необустроенность и отсутствие будущего, стал для них тем местом, где они себя чувствуют хорошо.

Остается надеется, что когда-то страна возвратится к поискам ресурсов недра, тогда снова в Саранпауле и России геологи будут в почете…

Геологи в Саранпауле: Матвеев Влад, Денисов Сан Саныч, Сосновских Ольга, Трофимов Игорь, Артемьев Виталий, Артеева Надежда, Камарицкая Зинаида, Камарицкий Сергей, Немшанов Володя, Хлопов Володя, Ефимова Галина, Балшакова Ольга, Чайникова Елена, Трофимова Елена, Мелких Ирина, Филоненко Владимир, Баранов Владимир, Талмачев Юра, Палкин, Чайников Игорь.