От автора. Полтора десятка лет, прошедших с момента написания этих строк, мало что изменили в судьбах приобских поселков…
У каждого населённого пункта своя судьба. Растут и богатеют вчерашние посёлочки вахтовиков, хиреют некогда богатые и вольные сёла, появляются новые города, исчезают деревни… Но если у городов есть будущее, хорошее или не очень, то у малых поселений завтрашний день проблематичен.
Вообще может не оказаться этого самого «завтра», если сегодня не сделать реальных шагов для подъёма сельского хозяйства, не оказать помощи деревне. Ведь в конечном итоге все это вернется сторицей — не нам, так детям и внукам нашим.
МЫ С ТОБОЙ — ДВА БЕРЕГА…
Когда-то Ханты-Мансийский район был исключительно сельскохозяйственным. Мясо, молоко, рыбу, пушнину давал Родине тысячами пудов, литров и штук. Весёлыми были тогда и деревни. С изобилием на прилавках магазинов, кино, танцами, неплохой зарплатой.
Перестройка сломала всё, что только можно, моровым поветрием прошлась по России. Деревня за несколько лет состарилась, обнищала, оказалась никому не нужной, прочно заняв место в графе “убытки”. В последние пару лет с помощью нефтедоллара положение в глубинке нашего округа несколько стабилизировалось. Остановился камушек на самом краю – замер в хрупком равновесии. Куда дальше – вниз, уже безвозвратно или?..
Посёлки Белогорье и Кирпичный находятся рядышком, разделённые лишь обской гладью. У каждого из них есть свои особенности. Белогорью уже не одна сотня лет (“С татарского ига здесь живём”, — сказанул один из местных). Кирпичный, или Кирзавод, как его до сих пор именуют, начал свой отсчёт с тридцатых годов. Он почти в два с половиной раза больше по численности своего соседа, вытянулся вдоль берега на добрую версту. Белогорье же рассыпало свои домишки компактно и прихотливо. На этом, пожалуй, крупные различия и заканчиваются. Общего у них куда больше.
О БЕДНОМ КИРПИЧНОМ ЗАМОЛВИТЕ СЛОВО
Вопреки названию в посёлке практически нет капитальных зданий. Пара каких-то сараев да развалившийся туалет — вот и все следы более чем полувекового производства кирпича. Обычные бревенчатые избы, две-три поновее, с мансардами и верандами. На улице идёт своим чередом обычная жизнь. У магазина отрешённо уставилась в пространство лошадь, впряжённая в сани, рядом трактор безуспешно пытается очистить дорогу, за домом ревёт мотором застрявший в снегу заезжий “джип”. Прошлое, настоящее и эфемерное будущее, которое выкарабкается из заноса и умчится в другие края…
В здании с флагом на крыше оживлённо. Оказывается, в этот день намечался сход, на котором должны выбрать старосту посёлка. Пока же власть здесь олицетворял мастер ЖКХ Юрий Владимирович Углач — кряжистый, основательный мужчина. Он и рассказал о том, чем живёт сегодня Кирпичный.
Начало ему, как и многому другому в Сибири, положили спецпереселенцы. В начале 30-х годов у подножия крутых увалов, на месте летних юрт ханты, были поставлены первые бараки. Специалисты давно отметили высокое качество местных глин, поэтому тут сразу наладили изготовление кирпича, столь востребованного на стройках молодого округа.
Производство процветало до самых последних времён. “Главтюменьгеология”, на которую было нацелен выпуск продукции, нуждалась в стройматериалах. В лучшие годы местный Усть-Иртышский леспромхоз заготавливал до 40 тысяч кубометров леса, из них 10-15 тысяч перерабатывалось на месте, завод выдавал по 4-5 миллионов штук кирпича в год. В середине 80-х поставили современное оборудование, запустили новую линию, но тут подкрались реформы и от души шмякнули селян рыночной дубиной. Кирпичный завод и леспромхоз быстренько были признаны банкротами, к управлению пришли коммерческие структуры. И начался развал. Прекратилось производство, неведомо куда увезена значительная часть оборудования, ободран даже металл. Сегодня от сотни единиц автотехники в дырявом ангаре ржавеют остовы лесовоза и двух самосвалов…
Сейчас в посёлке проживает восемьсот человек — на треть меньше, чем десятилетие назад. Официально зарегистрировано двадцать пять безработных, ещё примерно столько же по разным причинам не хотят вставать на учёт. Основными работодателями являются жилищно-коммунальная сфера, школа, детсад, врачебный пункт с хосписом, где нашли приют инвалиды со всего района.
— Мы занимаемся исключительно самоедством, — сокрушается Углач. — Посёлок является потребителем, не производя ничего.
Когда был создан участок ЖКХ, чтобы делать ремонт, поддерживать дороги, следить за состоянием тепло- и электросетей, то вдруг оказалось, что нет для этого базы. Варварски раскурочены щитовые, электродвигатели, станки, лесопильные рамы — иногда ради нескольких килограммов меди или алюминия. Чтобы выточить пустяковый болт или гайку, нужно было ехать в город… Из-за плохого качества воды часто выходит из строя система теплоснабжения, больше двух сезонов не выдерживают котлы. А имеющаяся станция химводоочистки нужного эффекта не даёт — нужно менять трубы…
Альтернативный выход из непростого положения подсказала заместитель председателя думы автономного округа Л. Чистова. Заехав в Кирпичный в период предвыборной кампании, она посоветовала обратиться к руководству района и округа с предложением хотя бы частично возродить заготовку леса.
— До последнего момента мы не верили в положительное решение вопроса. Однако сегодня, похоже, дело сдвинулось с мёртвой точки.
ЗАО “Хантымансийсклес” собирается открыть здесь участок с перспективой заготавливать до 30 тысяч кубометров леса. Лесобаза для этого хорошая, деляны будут располагаться всего в шести километрах от посёлка. Если найдут работу хотя бы два десятка жителей посёлка, то это будет уже целым прорывом вперёд. А там, чем чёрт не шутит, и столярка откроется. И вернутся мужики домой из вахтовых посёлков Приобского месторождения, Самотлора, из Ханты- Мансийска… Вот только не выкинет ли в будущем российская действительность очередную перестройку, дефолт, акционирование, приватизацию? Устал от всей этой свистопляски народ, работать хочется…
Если у лесного промысла наметились кое-какие реальные перспективы, то у кирпичного всё происходит с точностью до наоборот. Рядом имеются большие запасы глины, качеством которой восхищались заезжие делегации из Болгарии, Хорватии. Добывать её можно открытым способом и выпускать неплохой кирпич, керамические изделия. Только вот кроме глины ничего больше от производства не осталось…
РАШЕН ЭКЗОТИК
В который уже раз удивляюсь, как быстро ветшают постройки без человеческих рук. А если эти самые руки ещё и помогут ветру да дождю, то через десяток лет здесь даже археологам делать будет нечего.
Завод находится несколько в стороне от посёлка. Больше всего он похож на взятый штурмом рыцарский замок — та же полуобвалившаяся главная башня, зубчатые стены с бойницами, загадочные подземные ходы с ржавыми цепями и неясными тенями, вороньё на скрипучих воротах… Здесь получились бы великолепные натурные съёмки любого боевика или фильма ужасов. До боли жалко смотреть на остовы некогда могучих станков, конвейеров, печей, безжалостно изувеченные двигатели, вырванные кабели. На стенах запечатлены философские размышления местного подрастающего поколения: “Мы не рабы, рабы не мы”, “Мы — дети подземелья, нам здесь живется хорошо”. Куда уж до подобной экзистенции городским банальностям вроде “Вася — лох” или “Децл — отстой”. Что-то вырастет на этих “графских развалинах”?
Реанимировать бренные останки производства нечего и пытаться. Ко всему прочему, завод стоит в логу, на живуне. Когда-то имелась система откачки воды, позволявшая нормально работать. Когда- то…
Но ведь не разучился народ работать за последние пятнадцать лет. Наоборот, нужда заставила думать и действовать неведомыми прежде путями, искать новые способы выжить. Скажем, про таких, как А. Гаиль, прежде говорили мастер — золотые руки”. Купил, по сути, металлолом, восстановил из него трактор, сделал подъемник, нож, теперь после основной работы помогает соседям. Вон, в прошлом году вывез всему посёлку сено, подбрасывал дрова, заливал переправу через Обь. Такой же труженик и его брат, у обоих имеется по несколько рабочих специальностей.
Зато подросткам после занятий заняться нечем. Впрочем, как почти в любом маленьком населённом пункте. Нет, клуб, конечно, имеется, только кино давненько уже не показывают, а на танцы под магнитофон ходит десяток энтузиастов…
ТАЙНА „БЕЛОЙ ГОРЫ»
На противоположном берегу реки который уж век уютно дремлет деревня Белогорье. Который именно — об этом с уверенностью не мог сказать ни один из опрошенных местных жителей. Впрочем, такой же тайной было для них и само название деревни — никакой “Белой горы” они отродясь не видывали.
Зато показали относительно крепкий домик, возраст которого, как утверждают, перевалил за сто двадцать пять лет.
То, что здесь нет никакой «советской власти», стало ясно уже на околице, где бедный редакционный «Соболь» с трудом осилил переметенный ложок, а застрял прямо на “центральной площади” деревни. Тишина, патриархальность, запустение царят в Белогорье. Триста жителей, фельдшерский пункт, непременные школа-детсад, четыре магазина и крестьянско-фермерское хозяйство “Белогорье”. О наличии последнего свидетельствовали высокие шапки стогов сена и далеко слышное призывное конское ржание. К сожалению, директора Е. Остера на месте не оказалось. О делах хозяйства немного рассказала одна из работниц – инспектор отдела кадров, по совместительству кассир Т. Кугаева.
Кроме нее, здесь трудятся еще тридцать человек. На их попечении находится сотня коров, чуть меньше лошадей, имеется и своя звероферма. Сметану, творог потребляет недалёкий Ханты-Мансийск, а вот молоко туда не возят — слишком накладно. Непросто живётся сегодня людям, собственным умом и руками строящим своё благополучие. Хотя какое тут благополучие — выжить бы. Трудно конкурировать местным производителям с засильем дешёвого привозного товара, из-за этого невелика и заработная плата. Как следствие, не спешит деревенский люд устраиваться на работу скотниками, доярками, впрягаться в лямку тяжёлого крестьянского труда. Многие предпочитают отхожий промысел.
В августе прошлого года у Татьяны Ильиничны случилась большая радость — из армии возвратился сын Александр, живой и здоровый, “только очень худой”. Немало по сегодняшним временам, особенно если учесть место его службы — мятежная Чечня. Десять месяцев в горячем Аргунском ущелье, которое едва ли не еженедельно упоминается в сводках новостей. Сейчас сын учится на водителя, но вот устроится ли на работу — неизвестно, ведь найти себе приемлемый угол в столице округа гораздо сложнее, чем застолбить участок на Луне. Недавно чеченская мясорубка благополучно выпустила из своих жерновов еще одного белогорца — Евгения Трофимова.
Кажется, ещё вчера люди и не помышляли о переезде в город. Здесь всегда было тихо, спокойно, стабильно. Сегодня многие говорят: “Построили бы нам в городе одну пятиэтажку и переселили сразу всю деревню. А над входом табличку повесили: “Деревня Белогорье”… Кто знает, есть ли резон в этих словах? До сих пор федеральные власти не определились — нужна ли им вообще российская деревня? Во всяком случае, заботу о себе сельчане видят лишь от окружных и районных структур.
А ведь будет очень жаль, если карта округа пополнится новыми приписками к названиям посёлков и деревень: “нежил.”, “нежил.”, “нежил.”…
