А.А. Дунин-Горкавич – превосходный знаток всех сторон жизни северной части Западной Сибири, выдающийся краевед, картограф, член Тобольского губернского музея, в 1903 г. избран пожизненным членом Русского географического общества, с 1925 г. член Комитета по делам народов Севера. В числе других своих работ он оставил очень ценный, обстоятельный, крайне добросовестный трехтомный труд, освещающий на основе его собственных наблюдений и изысканий практически все, что касается жизни Тобольского Севера.
…Население Тобольского Севера на пространстве 835 830 кв. верст достигает до 35 000 обоего пола: в Березовском уезде 22 194 человека, в Сургутском 8372 челов. и в Самаровской волости – 4087 челов. (количество населения Березовского и Сургутского уездов показано по данным к 1-му января 1900 г., а Самаровской волости – по сведениям всеобщей переписи 1897 г.). В настоящее время этнографический состав населения следующий: русские, зыряне, остяки, вогулы и самоеды. Из них по численности первое место занимают остяки, затем следуют русские, самоеды, вогулы и зыряне. Русские расселены на всем протяжении Оби и Иртыша как большими селениями, так и отдельными домами, а вне пределов Оби только по судоходным ее притокам: Сосьве, Ваху и Югану. Зыряне проживают оседло в г. Березове, в селах: Щекурьинском, Мужах и Обдорске, а по р. Ляпину они создали колонию Саран-пауль. Остяки вместе с вогулами населяют зону высокоствольных лесов, причем последние из них занимают исключительно бассейн р. Северной Сосьвы, т. е. приуральскую часть Березовского края. Самоеды населяют зону полярного севера. Племя это составляют исключительно оленеводы-кочевники.
Все инородцы здешнего края управляются органами, именуемыми инородными управами, соответствующими русским волостным правлениям. В Сургутском уезде каждая управа состоит из инородческого старшины, двух кандидатов и писаря и в свою очередь делится на волости, или роды, соответствующие русским сельским обществам и заведываемые родовыми старостами при двух кандидатах, на обязанности которых лежит получение из казенных магазинов огнестрельных припасов, раздача их общественникам и взыскание с них ясака.
Хотя деление на роды возникло исстари под влиянием родственных отношений и происхождения от одного родоначальника, но в настоящее время связь родовичей основана главным образом на общинном пользовании угодьями Земли, находящиеся в пользовании каждого отдельного рода, составляют известную территориальную единицу, большею частью бассейн какой-либо реки. Границы этих территорий хорошо известны смежным соседним родам и при пользовании угодьями соблюдаются строго каждым родом, поэтому вторжения на чужую территорию без должного разрешения караются довольно строго, по обычному праву.
Вот пример наказания за самовольное вторжение в чужую «дачу», записанного в постановлении Котского инородческого старшины 19 декабря 1899 года:
«Котский инородческий старшина Алачев, разобрав жалобу вотчинников-инородцев Нагакарских юрт, нашел, что Гордей Аренхов самовольно вторгнулся на их «дачи» для звериного промысла, пройдя «дачи» и инородцев юрт Алешинских и Низямских, в чем Аренхов сознался, и что доверенные от инородцев Нагакарских юрт, Василий Охранов и Иван Хатылов, потребовали с Аренхова за самовольное вторжение на их вотчину 70 рублей правильно; предложил тяжущимся покончить дело миром. И так как доверенные согласились получить с Аренхова за нарушенное им право только 55 р., постановил взыскать с Аренхова 55 р., обязав его впредь никогда на чужие вотчины не вторгаться».
Старшины и старосты избираются сходом и утверждаются в должностях: первый – губернским начальством, последние – исправником. Возникающие между инородцами маловажные дела и иски в качестве первой инстанции решаются у остяков родовыми управлениями, а у самоедов родовым старостой единолично. Второй инстанцией для остяков является управа и третьей – полицейское управление. Самоедам же в случае неудовольствия разбирательством старосты предоставляется право (ст. 280 Положения об инородцах) вчинять иск общеустановленным порядком. На практике суд в вышеуказанной форме почти не существует, так как староста и его кандидаты, за дальностью расстояния, не могут собираться одновременно для составления коллегиального суда, а к единоличному разбирательству старосты инородцы обращаться избегают. Таким образом, возникающие претензии часто разбираются сходом во время съезда остяков для «положения» ясака. Съезды эти обыкновенно бывают два раза в год: в мае и декабре.
Кроме того, секретно практикуется клятва над головой или лапой медведя. Почти каждый остяк убежден, что такая клятва, произнесенная ложно, не остается безнаказанной. Поэтому сознающий себя виновным на клятву не соглашается и признается в вине; произнесший же клятву считается оправданным.
Остяки Сургутского уезда разделены на 5 управ и 21 род.
Все инородческое население несет те же повинности, что и русские крестьяне, за исключением воинской и дорожной; введение последней за отсутствием грунтовых дорог не представляется необходимым.
Инородческое население уезда пользуется землями на общинном родовом начале. За отсутствием в крае хлебопашества оно продовольствуется хлебом, приобретаемым у местных торговцев. Для регулирования цен на хлеб в частной продаже существует 9 казенных хлебозапасных магазинов, из которых отпускаются инородцам мука и соль не только за деньги, но и в ссуду. Из этих же магазинов отпускаются им порох, дробь и свинец.
Русское население Сургутского уезда состоит из городского и сельского. Городское население составляют главным образом потомки казаков, завоевателей этого края. Казачья команда существовала в г. Сургуте до 1881 г. По ее упразднении казаки переименованы в мещан, а в городе введено упрощенное городовое управление, во главе которого стоит городской староста.
Русские крестьяне, населяющие уезд, в административном отношении составляют одно сельское общество, подчиненное Тундринскому волостному правлению, управляемому по прилож. к ст. 70 сибирск. Учрежд. Жители этой волости – потомки ссыльных или добровольно в давнее время переселившихся в уезд лиц –проживают главным образом в трех населенных пунктах, расположенных при р. Оби на инородческой территории Тундринской управы. Никаких земельных наделов население не имеет и пользуется угодьями на праве захвата у инородцев, совершенного в прежнее время, или же арендуют таковые у них. Кроме того, крестьяне этой волости рассеяны по всей Оби как единичными домами среди инородцев, так и самостоятельно, отдельными поселками. Все население указываемой волости занимается теми же промыслами, что и остяки, да, кроме того, извозом.
Инородные управы и Тундринское волостное правление находятся в непосредственном ведении полиции. В то же время на уездных исправниках – сургутском и березовском – лежат обязанности крестьянских начальников, так как управление и опека над населением этих уездов вверена исправнику.
25 февраля 1804 г. состоялось высочайшее повеление, по коему пространство, составлявшее тогда Тобольскую губернию, разделено на две части; из них первая в составе 9 уездов выделена собственно в Тобольскую губернию, а вторая из восьми уездов – в Томскую… Сургут с его уездами приписан к Березовскому уезду под общим управлением первоначально частного окружного управления, состоявшего из березовского городничего, исправника и стряпчего, а затем Березовского военно-окружного управления и наконец единолично исправника. Заведывание заштатным городом Сургутом с территорией бывшего уезда передано частным комиссарам, впоследствии переименованным в участковые заседатели…
Таким образом, Сургут оставался заштатным с 1804 до 1866 г., когда город и уезд были восстановлены и в то же время для заведывания уездом учреждено окружное полицейское управление в составе исправника, его помощника и секретаря.
Остяки
Остяки большей частью роста ниже среднего; они отличаются малой величиной ног, худощавы, вялы, неповоротливы и старообразны; глаза имеют узкие, лицо круглое, плоское, нос широкий, волосы преимущественно черные, заплетенные в большинстве случаев в косы, а иногда просто висящие космами по плечам; бороды нет, а если у кого и начнет пробиваться на подбородке волос, то таковой тотчас же выщипывается. Женщины по наружному виду ничем не отличаются от мужчин; черты лица их грубы, и они обыкновенно неопрятнее мужчин.
Жилища остяков очень разнообразны. Они живут в юртах, землянках, в бревенчатых юртах, в избах русского типа и даже в довольно благоустроенных домах. Хотя юридически остяки признаются кочевым племенем, но по сравнению с самоедами их можно считать оседлыми. Степень их оседлости характеризуется способом их расселения в зависимости от местных условий. Одни из них расселяются по Оби, ее притокам в юртах, сгруппированных в небольшие поселки, имеющие раз установившееся определенное название. Это остяки большею частью лошадные, которых здесь считают оседлыми. Другие же расселены по обским притокам в юртах, разбросанных по одной – по две на громадном протяжении этих рек и их притоков. Такие населенные пункты не всегда имеют определенное, установившееся название, а известны по фамилиям проживающих в них остяков, причем наблюдается, что пункты эти неустойчивы и нередко меняются их хозяевами в зависимости от удобства промысла и времени года.
Из вышесказанного видно, что не все остяки живут одинаково. Разница эта находится в зависимости от природных условий той или иной местности, которые в свою очередь влияют на экономическое состояние населения. Особенно резко выражается она при сравнении средств передвижения. Последнее обстоятельство, как известно, имеет настолько важное значение в жизни инородца, что им определяется в значительной степени характер всей его жизни. Поэтому мы возьмем разницу в средствах передвижения за принцип, на основании которого и разделим остяков на следующие две группы: конных и оленных.
Для первых средством передвижения служит лошадь, для вторых – олень. Остяки первой группы обитают по берегам Оби на всем ее протяжении, от границы Томской губернии до г. Березова, и по ее притокам: в Сургутском крае – по Балыку и Салыму, в низовьях рек Ваха и Югана и в низовье р. Назыма Тобольского уезда, а в Березовском крае – по рр. Кавинской, Васпухолу и Ендыру, а также в низовьях Северной Сосьвы. Остяки же второй группы обитают по остальным обским притокам и по Оби ниже Березова.
Внешний быт людей указанных групп, живущих в разных условиях, различен. С одной стороны, дикий кочевник, оленный остяк, редко приходящий в соприкосновение с русскими и их культурой. С другой стороны, оседлый лошадный остяк, поселения которого находятся не очень далеко от поселений русских, а в некоторых местах и соприкасаются с последними, что дает ему возможность входить в довольно частые сношения с русскими и перенимать от них все, что он найдет необходимым. Стоит только взглянуть на одежду того и другого, чтобы немедленно отличить одетого в одежды из шкур оленного остяка от лошадного, наряженного в одежду из фабричного материала своеобразного покроя, а иногда и в одежду чисто русского типа, с его неизбежнвми «спинжаками», «брюками на улицу» и даже «калошами».
Различная степень удаленности остяков от русских поселений является вторым фактором, обусловливающим разницу в их быте. […]
Для лошадных остяков, обитающих по берегам Оби на протяжении 1350 верст, основным источником существования служит рыболовный промысел. Остяки этой группы, проживающие по притокам, имеют свои рыболовные угодья все-таки на р. Оби и ее рукавах. Звероловство же для них является вспомогательным промыслом. Есть еще источник средств для существования: это заготовка дров для пароходов. Ею занимаются приобские остяки и русские главным образом в Сургутском крае и в Самаровской волости (русские), в Березовском же крае дрова готовятся в незначительном количестве.
У салымских и балыкских остяков развито звероловство почти в одинаковой степени с рыболовством; немаловажную роль играет также и кедровый промысел.
Хотя для второй группы остяков средством передвижения служит один олень, но условия их жизни настолько различны, что она смело могут быть в свою очередь подразделены на следующие четыре подгруппы.
1) Остяки, обитающие ниже Березова, – рыболовы, оленеводы. Оленеводство с избытком обеспечивает им средства передвижения, пищу, одежду и кров.
2) Остяки, обитающие в бассейне рек: Пима, Тром-Югана, Агана, Назыма и Казыма, а также вогулы – звероловы, рыболовы, оленеводы. Оленеводство лишь в обрез обеспечивает им средства передвижения, пищу и одежду. Как те, так и другие одеваются в оленьи шкуры.
3) Остяки, обитающие в бассейне р. Ваха. Страна их обделена природою. Единственный объект их деятельности – белка. Народ бедный. Их оленеводство даже не обеспечивает средств передвижения. Одеваются они хотя и в оленьи шкуры, но покупные, поэтому одежда их шьется с расчетом на экономию.
4) Остяки, обитающие в бассейне р. Югана, хотя имеют оленей менее, чем ваховские, но они сравнительно с ваховскими народ богатый. Они, кроме белки, промышляют соболя, оленя и лося. Одежда их приближается к типу одежды лошадных остяков, хотя встречается и меховая.
Кроме того, к особой группе должно отнести остяков-пешеходов, звероловов, живущих по р. Малой Сосьве и не имеющих ни лошадей, ни оленей. Там сообщение производится на лыжах.
Хотя обыкновенно запрягаются в нарту несколько собак, но тем не менее остяк, двигаясь на лыжах со специальным посохом в руках, тянет лямку нарт и таким образом в равной степени с собаками участвует в работе по передвижению.
Нужно заметить, что собачьи нарты малососьвинских остяков отличаются от обыкновенных по величине и устройству. Они гораздо длиннее, и полозья у них значительно шире, так что на них без особой обременительности можно перевозить довольно значительный груз.
По наружности малососьвинские остяки – люди среднего роста, крепкого телосложения, с густыми волосами на голове, заплетенными у некоторых в косы. Это едва ли не самая красивая группа остяков. Живут они в сравнительно чистых бревенчатых избах с чувалами, без сеней. Одежду их зимою составляют шубы из шкурок черной утки. Поверх шубы надевается «шабур», мужчинами холщовый, а женщинами ситцевый. Малососьвинские остяки слывут за лучших звероловов, рыболовство же развито у них очень мало.
Остяки не говорят одним языком повсеместно. Чуть ли не на каждом отдельном притоке язык особого оттенка, но в общем остяцкий язык можно разделить на три главных наречия: иртышское, сургутское и березовское, или нижнеобское. […] Хотя остяки официально признаны православными христианами, в действительности же они только числятся таковыми. Невозможность частого посещения церкви вследствие отдаленности и незнание богослужебного языка служат главными причинами слабого их сближения с православной религией; почти все они бывают в церкви однажды в год во время говения. Большинство из них даже и сейчас – убежденные идолопоклонники.
Христианство, не проникнув глубоко в сознание остяков, смешалось с языческими воззрениями, в результате чего явились новые религиозные взгляды, представляющие из себя смесь христианства и язычества с преобладанием последнего. Вот некоторые из религиозных воззрений остяков, перемешанных с суевериями и несложных, как и самая жизнь их.
Медведь – сын божий, свергнутый с неба за гордость. Упал он на землю между двух лесин (деревьев) нагой и в таком положении лежал долгое время, так что оброс шерстью. В одно время бог ему сказал: «Будет тебе лежать, ходи хотя медведем». Медведь при встрече с человеком становится на задние лапы, это значит, что он спрашивает у бога, велит ли он ему задрать человека. Медведь, как сын божий, все знает, а поэтому остяки в разных житейских случаях, где, по их обычаям, необходимы клятвы, произносят таковые на голове и лапе медведя. Ложно поклявшийся, неправый человек всегда попадается медведю. Но, несмотря на все это, бог велел человеку бить медведя.
Медведь, задравший человека, предается сожжению вместе со шкурой. Определяется же его вина вскрытием желудка: если в нем найден клубок волос или что-либо похожее на это, значит медведь опоганился – съел человека.
Для умилостивления враждебных сил остяк приносит жертвы. Привожу примеры жертвоприношения, о которых мне удалось узнать.
В 1896 году ваховская остячка видела сон, что будет на народ болезнь, для предотвращения которой нужно бросить курить табак, сделать «приклады» (приношения) вещами и принести в жертву лошадей. С Ваха приезжал на Обь нарочный сообщить об этом. Было решено, начиная от юрт Вартовских до Покурских (на протяжении около 100 верст), в разных пунктах принести в жертву семь лошадей; решение это было исполнено, и, кроме того, были пожертвованы «приклады». Так, в конце июня того же года положены были «приклады» близ юрт Нижне-Вартовских стоимостью около 70 рублей и в Покурском «егане» стоимостью рублей на 40–50. Клали эти приношения урьевские, ивашкинские, комаровские и покурские остяки.
По словам местного лесного объездчика, случайно нашедшего в первых числах июля 1896 г. место приклада близ юрт Нижне-Вартовских, оказалось, что на полуденной стороне от Вартовских юрт, т. е. на острове между протокой Чахлонеей и Обью, верстах в 4-х от юрт, на сору подле черемуховой гривы, на вершине березы, установлен был череп оленя, а по сучьям березы развешен приклад примерно рублей на 70. Тут были шелковые и простые шали, шерстяные материи, платки, ситцы и миткаль.
У урьевских остяков имеется в лесу даже общественный лабаз для склада и хранения прикладов. Лабаз богатый, в нем, кроме урьевских, есть еще приклады аганских и тром-юганских остяков.
Понятия о загробной жизни у остяков, как и у всех малокультурных народов, очень смутны. Из обрядов, сопровождающих погребение покойника, можно видеть, что, по их мнению, существование человека со смертью не прекращается, что он будет жить и за гробом и нуждается в тех же предметах, которые были необходимы для него при жизни на земле, почему остяки и кладут в могилу многие из этих предметов.
Что касается суеверий, то все мировоззрение остяка проникнуто ими. Детский ум его не может понять надлежащим образом окружающих его явлений. Все попытки его в этом направлении ведут к увеличению количества суеверий. Отсюда широко распространенная вера в чудодейственную силу шаманов, которых остяки приглашают к больным. Шаман предварительно ест «нангу» – сушеный мухомор, пьянеет от него и затем ворожит, т. е., собственно, кричит и играет на бубне.
Мне удалось еще узнать о следующем образчике суеверий. При прощании с покойником, чтобы он не очутился на том свете за каменной стеной и можно было бы с ним увидеться, родные и знакомые точат на брусе нож, причем брус из рук в руки не передают, а кладут его на отдельное место, для того чтобы каждый подходил и брал его сам. Брус и в обыденной жизни остяки не передают один другому из рук в руки, разве только в каких-нибудь спешных случаях, и то не с ладони, а с противоположной, тыльной стороны руки.
Обряды остяков можно разделить на следующие три группы: а) обряды, сопровождающие жертвоприношение, б) обряды при погребении и в) обряды, совершаемые пред отправкой на промысел. Как на пример обрядов первого рода укажу на следующий факт. 8 ноября 1898 г. на Покуре остяки совершали жертвоприношение. Предназначенную для этой цели лошадь из пригона подвели к юрте, около которой столпились остяки. Каждый из присутствующих подходил к лошади и гладил ее в знак прощания. Затем увели ее в лес и привязали к дереву, завязав ей глаза. Остяк Данило Бисеркин, нащупав у лошади сердце, заколол ее длинным копьем, при чем лошадь завизжала, скакнула и свалилась. После того все остяки что-то закричали. Под струившуюся кровь подставили «куженьку», затем заткнули рану. С лошади сняли шкуру, которую пожертвовали в приклад, а мясо сварили в котле у разведенного тут же костра и съели.
Покойников обыкновенно хоронят в гробах, которые делают из досок длиною до 3-х арш., шириною от 1-го до 2-х арш., высотою 3/4 арш. и выше. Покойника одевают не только в нижнюю, но даже в верхнюю одежду и кладут ему в гроб в запас одежду и пищу – калачей и хлеба, кроме того, некоторые орудия и другие необходимые предметы: топор, ножик, котел, чайник, лыжи, ружье, лук. Все вещи кладутся хорошего качества в том убеждении, что на том свете предстоит дальний путь, где нет ни дорог, ни земских подвод, ни купцов. За пазуху покойного кладут обстриженные при жизни его ногти, для того чтобы ему легче было на том свете подниматься на гору, а то без ногтей он может скатиться.
Об обрядах при погребении можно составить понятие и по следующим, собранным мною фактам. На Покуре весною 1898 года (должно быть, в марте месяце) хоронили остяка Семена Ларомкина. Гроб сделали шириною в 1 арш. и вышиною 3/4 арш.; положили туда топор, нож, ноговицы, ружье, котел, чайник, пять фунтов калачей да в рот дали еще калач. Запасной одежды Семен еще при жизни заказывал не класть. В феврале 1896 г. там же на Покуре хоронили остячку Пантелееву. Гроб сделали шириною в 6 четвертей и вышиною 1 арш., положили с покойницей 2 зипуна, 5 шалей, котел, топор, дратвы для починки, ноговицы и лыжи. Весною, в мае, 1898 года в юртах Урьевских хоронили остячку Марью Ганджеву. Гроб сделали, вероятно, очень больших размеров, так как в него положили всю ее одежду, какая только у ней была, а остячка была богатая.
Из обрядов последней группы можно указать на обряд, совершаемый пред отправкой на рыбный промысел. Во время ледохода пред сборами на рыбный промысел остяки приносят жертву водяному богу. Бьют теленка или овцу, сдирают кожу и набивают сеном, а затем спускают под лед, приговаривая: возьми, Инк-Ики, да пошли нам рыбы, и тотчас же черпают в ведро воды, несут ее в юрту и гадают о предстоящем промысле. Если в ведре вода крутится, то они рассчитывают на хорошую добычу рыбы, а если вода спокойна, то полагают, что будет плохой улов.
Мне удалось узнать также о следующем характерном обряде, совершаемом пред отправкой на звериный промысел. По р. Пиму, в юртах Акапкиных, проживает старик ворожей Александр Агапыч Кантеров. В эти юрты ежегодно пред уходом на первый по рекоставу звериный промысел собираются окрестные остяки и совершают моление об удачном промысле. По сообщению Т.А. Замятина, вот как происходило в 1898 г. означенное моление. Все собравшиеся на него остяки отправились из юрты сажен за 50 к небольшому увальчику, на котором стояла сосна аршин 6-ти. У подножия сосны поставили бутылку с водкой и рюмку и стали кланяться сосне. Затем вылили на ее корни сразу три рюмки водки и опять стали кланяться. После этого один из остяков влез на сосну и срезал у ней ножом вершину длиною с аршин, очистил ее от лишних сучьев, так что образовалось нечто наподобие креста. Затем остяки вернулись в юрты, а одного послали за оленем. В юртах заставили остячку сшить рубаху, которую надели на сосновую вершину совсем с рукавами и подпоясали, самую же вершинку повязали платком и в таком виде поставили на нары, поклонились три раза и затем это чучело поместили в чувал, плеснули на него три рюмки водки и развели огонь. Когда все сгорело, остяки вышли на улицу колоть оленя. Сначала к морде оленя поднесли бутылку вина и рюмку; обступив его кругом, три раза поклонились ему. В заключение два человека с обеих сторон вонзили оленю в сердце ножи и все присутствующие остяки вытекающею кровью мазали себе лица; потом отправились в юрту, где устроили пиршество, пили водку и ели сваренное мясо заколотого оленя.
Смысл и значение этого моления таковы: вершинка сосны, одетая в рубаху и сожженная, – это ангел, посылаемый на небо, чтобы попросить у бога успеха в промысле.
Моление это по-остяцки называется «пари». Иногда вместо оленя колют овцу, теленка или жеребенка. Кроме того, каждый из отправляющихся на звериный промысел вешает на дерево белый коленкор или миткаль, смотря по средствам, от 2-х до 10 арш., приговаривая: возьми, Вонт-Ики (лесной бог). Если кто не сделал приклада, то считает себя грешным пред богом и даже боится ходить в лес-урман, отчего происходит упущение в промысле.
Вогулы
Вогулы, о которых я хочу говорить, живут в бассейне р. Сосьвы, составляя две волости: Сосьвинскую и Ляпинскую. Количество их приблизительно можно определить в 2400 душ обоего пола.
Они роста среднего, волосы имеют черные, заплетенные, как и у остяков, в косы; цвет лица темный, глаза узкие, скулы значительно выдавшиеся, растительность на лице слабая, руки длинные, ноги слегка кривые.
По сравнению с остяками вогулы выглядят более здоровыми и крепкими, потому что они ростом выше остяков и нет у них той вялости, которая присуща последним. Они довольно выносливы, хотя и не отличаются особенной силой. Несмотря на свою неуклюжесть, вогул проявляет замечательную ловкость и отвагу, когда он гонится за зверем на лыжах или скользит на своей маленькой лодочке по белеющим гребням речных волн.
Хотя у вогулов такие помещения, как бревенчатые избы и дома русского типа, какие встречаются у некоторых остяков, – редкость и живут они преимущественно в юртах, однако вогульские юрты значительно лучше остяцких: они чище и просторнее, потому что строятся с сенями Вогульская юрта представляет из себя бревенчатую избу, проконопаченную мхом и покрытую тесом. В ней имеется пол, потолок и окна со стеклянными рамами. В одном из углов юрты находится чувал-камин, дым из которого выходит в сквозную трубу, составляющую одно целое с чувалом.
У вогулов, равно как и у остяков, имеются свои особые единицы времени и пространства. Так, длину они меряют на ручную сажень, а расстояние определяют по оленьему бегу, причем расстояние, которое олень может пробежать без отдыха, равное приблизительно 10-ти нашим верстам, принимается за единицу пространства. Поэтому, например, на вопрос, далеко ли до таких-то юрт, отвечают: три оленьи побежки или три оленьи мерки. Дальние расстояния определяются числом дней хода на лыжах, причем ход в осенний день считается не свыше 25 верст. Более короткое время определяется по варке котла, т. е. считается время, в продолжение которого может свариться в котле пища, 1–2 часа.
Главные промыслы вогулов – рыболовство и звероловство. В области рыболовства немаловажную роль играет так называемая сосьвинская сельдь… составляющая один из важнейших пищевых продуктов. Обыкновенно каждая семья насушивает на зиму не менее 5–6 пуд. ее…
Звероловство начинается у сосьвинских вогулов с конца августа и продолжается до половины апреля, но ведется оно не сплошь, прерываясь рыболовством и пьянством, так что много благоприятного для звероловства времени упускается. Вогулы слывут за хороших звероловов, и не без основания: привычки зверей, населяющих их леса, изучены ими в совершенстве, так что вогул редко упускает зверя, которого он заметил. Ляпинские вогулы занимаются звероловством и птицеловством, главным образом ловлей лесной птицы. Добыча зверя незначительна.
Промысел лося и оленя сторожевыми луками развит в широких размерах. У редкого вогула нет загородей, в которых он ставит от 50 до 300 луков. О размерах промысла можно судить по тому, что с Сосьвы и Ляпина ежегодно вывозится одних лосиных шкур до 1000 штук.
Вогулы – оленеводы. Олени у них пасутся как летом, так и зимою на одних и тех же определенных местах.
Соотношение русского и инородческого населения
Там, где среди остяков разбросаны оазисами русские селения или сами остяки проживают близ границ сплошных русских поселений, весьма заметно влияние на остяцкую жизнь русской культуры. На других инородцах, как очень редко соприкасающихся с русскими, влияние это почти не сказывается… Влияние положительного характера выражается главным образом в том, что остяки перенимают у русских черты домашнего обихода… У… остяков Самаровской волости, проживающих по Оби и Иртышу… почти русский обиход. Многие говорят по-русски, а некоторых даже трудно отличить от русских.
Между с. Самаровским и г. Березовом – две русские волости: Елизаровская и Кондинская; собственно, здесь 8 русских населенных пунктов, разбросанных оазисами среди остяков. Проживающие на этом протяжении по Оби остяки в некоторых населенных пунктах представляются обрусевшими: они одеваются в русскую одежду, всюду слышится русская речь и даже льются звуки гармоники.
Отрицательное влияние культуры русских на туземцев выражается в том, что последние переняли от первых привычку к пьянству, распространившемуся среди инородцев в ужасающих размерах… Все вообще здешние инородцы, как самоеды, так и остяки и вогулы, пьют водку, непьющих редко можно встретить. Пьянство у инородцев пороком не считается, а смерть в пьяном виде, по их понятиям, есть самая блаженная смерть. Но пусть факты говорят сами за себя.
Во время моих многочисленных поездок по остяцким поселкам, мне часто приходилось наблюдать такую картину: все население юрт в течение нескольких дней поголовно пьянствовало. Остяк пользуется всяким поводом, чтобы напиться вина. Сборы на промысел, сопровождающиеся оригинальным обрядом, называемым «пари»-молением, убийство медведя, коммерческие сделки – все это служит ему указанным поводом. Пьянство сопровождается почти всегда ссорами и драками, но без судебных последствий. Остяки рассуждают так: мы были пьяны, ничего не помним, после этого какой же суд?
Среди вогулов, обитающих по верхнему течению р. Сосьвы, выше устья р. Ляпина, также сильно развито пьянство. В Ляпин доставляется ежегодно до 100 ведер вина.
По р. Сосьве, в 5 вер. ниже юрт Няксимвольских, есть выселок Няксимвольский, в котором проживал вогул Тихон Номин, почти открыто торговавший водкой; ему доставляли из Березова ведер по 10–20 водки; продавал он бутылку по 1 рублю.
Осенью 1898 г. артель из 18 человек вогулов няксимвольских, хальпаульских и искарских в одну ночь добыли неводом около 100 пуд. нельмы. После такого удачного промысла пьянствовали 5 суток; взято было у Номина всего 5 вед. водки на 100 руб.; благоприятное для лова время, конечно, было упущено, и это не единственный случай. Вообще до Нового года производится подледный промысел рыбы вперемежку с пьянством, причем хорошее зверопромышленное время упускается.
В проезд мой в марте 1901 г. сопровождавший меня помощник сосьвинского старшины успевал напиваться много раз, так что приходилось его укладывать в нарту. Те из людей, которые не были на промысле, а оставались дома, почти поголовно пьянствовали в юртах Няксимвольских и выше, так что пьяные встречались не только в юртах, но и на пути моего проезда.
Вот что мне доносил лесной объездчик Кокоулин от 15-го января 1900 г.:
«В юртах Ельби-пауль по случаю жертвоприношения и заклания лошади инородцы были до того пьяны, что я застал их в бесчувственном состоянии. Пришлось ждать на морозе 6 часов (это было 6 декабря 1899 г.), пока немного протрезвились и подали оленей для проезда в юрты Няксимвольские. На улице, позади юрт Ельби-пауль, распялена шкура белой лошади, причем ей придано бегущее положение; тут же остатки костра и большой котел, в котором варили конину. В юртах Нельталт (13 декабря) инородцы также были пьяны до невозможности».
Пьянство – главный поро к инородцев севера и вместе с леностью главное препятствие благосостоянию их. Не говоря о вреде его для инородцев с чисто физиологической стороны, укажу на то, что оно в корне подрывает их материальное положение. Очень многие сделки с инородцами совершаются при помощи вина, причем в результате оказывается, что инородец обманут.
Зная склонность инородцев к вину, торговцы, а иногда и свой брат, торгаш-инородец, предварительно спаивают их и берут за водку разного рода шкуры и рыбу иногда менее чем за половинную цену.
Существующий способ торговли вином дает торговцам возможность к злоупотреблениям разного рода и вообще весьма гибельно отзывается на инородческом быту.
Полагают, что введение казенной винной монополии в полном объеме на Тобольском Севере невозможно, так как инородцы, за отсутствием будто бы денежных знаков, принуждены будут расплачиваться за вино сырым материалом, что, конечно, создало бы громадные затруднения. В действительности это не так. Денежные знаки здесь во всеобщем обращении. Я лично неоднократно имел случай наблюдать расчеты русских торговцев с самоедами – этими главными потребителями водки.
Происходит это обыкновенно таким образом. Продала, например, артель самоедов рыбу пыжьяна по 2 р. 75 коп. за пуд, т. е. один пуд за 3 руб., а другой за 2 р. 50 к. (самоеды знают только целые монетные единицы и половины). Соответственно этому торговец раскладывает на столе деньги на две кучки: одна за 10 пуд., положим, по расценке 3 р. за пуд, другая за то же количество пудов по расценке 2 р. 50 к. за пуд и т. д. до конца расчета. Затем самоеды делят между собою вырученные деньги по паям и каждый получает причитающуюся ему часть на руки. После этого уже они закупают у торговца необходимые им товары.
Кроме пьянства, русские со своим появлением на Тобольском Севере занесли сюда и некоторые болезни, незнакомые до тех пор инородцам. Сифилис, благодаря отсутствию медицинской помощи, развивается среди инородцев очень быстро. Для лечения инородцев от распространившегося между ними сифилиса в 1835 г. повелено было учредить на казенный счет больницы в г. Березове и Нарыме.
Вообще вопросы народного здравия для Тобольского Севера являются одними из самых важных. Положение медицинской помощи здесь таково, что при всем желании она не в состоянии удовлетворить население. На весь край только 2 больницы: в Березове и Сургуте. Врачей всего трое: один в Сургутском уезде – уездный и два в Березовском (в Березове – уездный и в Обдорске – объездной). По штату положено в городах Березове и Сургуте по городовому врачу, но, вследствие ничтожного штатного вознаграждения, занять эти должности не находится желающих, и жалованье городовых врачей получают уездные.
Хотя Тобольский Север и разделен на сельские врачебные участки, которых числится в Березовском уезде два и в Сургутском один, но лишь один обдорский участок имеет врача, в березовском же и сургутском участках обязанности сельских врачей отправляют уездные. На самаровский участок Тобольского уезда также полагается врач при находящейся в с. Самарове лечебнице, но в действительности этот пост почти всегда остается незанятым и обязанности самаровского сельского врача несет соседний врач.
За исключением состоящих при врачах фельдшеров, последних вместе с лекарскими учениками находится в Сургутском уезде – 3, в Березовском – 5; повивальных бабок – по одной в каждом уезде; кроме того, в обоих уездах имеется еще несколько оспопрививателей.
Средства, отпускаемые на врачебное дело, незначительны. В 1901 г. на Сургут было отпущено 6179 руб. 24 коп., а на Березов – 9814 р. 89 коп. (приводимые цифры показаны для названных городов вместе с уездами). Таким образом, в Сургутском уезде в год на каждого жителя приходится средним числом 74 коп., а в Березовском – всего лишь 44 коп.
За врачебной помощью инородцы обращаются в последнее время охотно. Однако, за отсутствием ее, они лечатся большею частью у своих шаманов, лечение которых состоит, собственно, в ворожбе.
Бывший березовский фельдшер Л. Кориков приводит следующие средства, употребляемые в народной вогульской медицине.
1) Дорогая трава, или корень сассапарели, – против сифилиса, ревматизма и других болезней, характеризующихся ломотою костей; с такою же целью употребляются вересковые ягоды и листья брусники.
2) Состав (женское парное молоко, смешанное с черемуховой серой, вороновой желчью и порошком серебра) употребляется против кератита; при этом, чтобы достать вороновой желчи, ворона необходимо убить при полном месяце. Окуневый жир идет при других болезнях глаз.
3) Стружки медвежьего зуба, медвежье сало употребляются при резаных ранах.
4) Медвежья желчь – при колике.
5) Детский понос лечится бобровою струею.
6) Кашель – стручковым перцем с вином.
7) При переломах пьют молоко, сваренное с порошком меди.
8) Болезни кожи лечатся мазью из медвежьего сала с женским молоком…
Кроме того, мне удалось узнать, что остяками Сургутского уезда стручковый перец и березовая «губа» (трут) в настое на водке или на воде употребляются как лекарство от внутренних болезней. Зимой во время промыслов инородцы употребляют нашатырь в качестве средства, отстраняющего аппетит и жажду.
Благодаря нечистоплотной, грязной обстановке, в которой живут инородцы, отсутствию медицинской помощи и дезинфекционных средств, эпидемические болезни особенно быстро распространяются среди них и производят страшные опустошения. Хронологического перечня эпидемий составить невозможно по отсутствию данных; можно указать на эпидемические заболевания 60-х годов, 1883-го, 1885 гг. Десятилетие 1883–1893 гг. вообще было временем эпидемических и других заболеваний среди инородцев; в конце 80-х годов свирепствовал тиф. Из эпидемических и других заболеваний среди инородцев особенно распространены тиф, оспа, дифтерит, горячка, сифилис, чесотка, глазные болезни, иногда цинга. Наиболее страшны по тем опустошениям, какие они производят, тиф и оспа. Чахоткой, зубной болью, глистами инородцы почти вовсе не страдают.
При тех условиях жизни, в которых находятся инородцы, эпидемические болезни производят среди них большие опустошения, чем среди русских. Это одна из причин угасания инородцев.
Факта такого угасания инородцев отрицать нельзя, но оно происходит не в одинаковой степени и не повсеместно. Исследования А.И. Якобия исповедных росписей дали следующие результаты: за период времени 90 лет (1803–1893) в Березовском уезде остяцкое население убыло на 10 % и вогульское – на 24 %, а в Сургутском уезде остяцкое население прибыло на 46 %.
При современных условиях быта инородцев хлеб для них – насущная потребность. Между тем запасов у частных торговцев в некоторых районах не бывает, а для того чтобы воспользоваться ссудой из казны по букве закона (ст. 212 и 213 Полож. об инородц.), нуждающийся инородец должен ехать иногда за сотню верст, чтобы заполучить требуемое законом ручательство родового старосты. Так как этот последний неграмотен, то свое поручительство он должен засвидетельствовать личной явкой в управу… Чтобы облегчить инородцу возможность продовольствия и в то же время соблюсти столь стеснительные требования закона, местной администрации приходится оформлять каждую выдачу хлеба задним числом.
Сургутские и березовские остяки, проживающие по берегам Оби оседло, целыми деревнями, местами даже обрусевшие, по существующим законам (ст. 3 Полож. об инородц.) причисляются к кочевым только потому, что на время рыболовства перебираются из зимних юрт к реке, где даже не везде имеют постоянные жилища, а ютятся в берестяных шалашах. Если придерживаться указанного правила, то пришлось бы и русских рыболовов отнести к кочевому населению.
Все приведенные в указанных 3-х томах (II, V и IX) законы, касающиеся инородцев, заполнены перепечатками один из другого. Это, в свою очередь, указывает, что законодатель с трудом ориентировался в приложении законов к совершенно незнакомому ему быту северных инородцев.
Так как продовольствие хлебом для большинства населения Тобольского Севера всецело зависит от частных предпринимателей, то продовольственный вопрос здесь всегда грозит осложнениями, в особенности в годы стихийных бедствий, которые не только ничем не предотвратимы, но и едва ли даже могут быть своевременно предвидимы. Тогда как в местностях губернии, пострадавших от неурожая, в помощь населению предпринимаются меры, указанные специальным законом о правительственной помощи при неурожаях, жители северных уездов в годы голодовок обыкновенно предоставляются самим себе и лишаются помощи только потому, что живут вне черты земледельческой культуры, т. е., иначе сказать, указанный закон не может быть применен к ним в буквальном его смысле. Между тем подобные стихийные бедствия сильно подрывают благосостояние населения, так как в такие годы оно лишается большей части скота.
В виду исключительных условий этого края: отдаленности его от рынков и губернского города, продолжительности распутиц, отсутствия телеграфа и неудовлетворенности путей сообщения – население может оставаться в совершенно беспомощном состоянии относительно продовольствия хлебом в течение долгого времени. Поэтому казалось бы необходимым всегда иметь запасы хлеба на севере и в нужных случаях организовать даже общественные работы, хотя бы в виде лесных заготовок.
Звериный промысел
Просты и незатейливы сборы инородцев на звериный промысел. Легонькая собачья нарта нагружается необходимыми принадлежностями: котел, чайник, двух-трехнедельный запас ржаной муки, порсы (рыбной муки), рыбьего жира, сухой рыбы и чая. В нарту впрягается собака, которая и тащит ее, причем инородец, надев лямку, помогает и сам тащить нарту. Во время же самого промысла собака исполняет роль ищейки. Мясо убитой белки инородец ест сам и кормит им собаку. Нередко на охоту берется подросток-сын. При таких условиях промысел обыкновенно производится в 30–50 и более верстах от жилья. Оленные же остяки на промысел уезжают далеко, за несколько сот верст, и нередко с женой.
Оленеводство
Олень, кроме мяса, дает еще шкуру. Привожу перечень материалов, какие из нее получаются.
Пешка – шкурка маленького теленка, погибшего вслед за рождением от неблагоприятной погоды. Нарочно его никогда не бьют: это было бы убыточно. Идет преимущественно на треухи, шапки и одежду для детей. Цена за штуку от 1 р. 50 к. до 2 р. 50 к.
Неплюй – шкурка теленка, убитого после линяния, на 5-м месяце от теления (конец августа). Сортов неплюя много. Чем теленок моложе, тем шерсть на нем темнее, и такая шкурка ценится выше. Шкурка теленка, битого осенью, в сентябре и октябре, идет под видом большешерстного неплюя, называют такую шкурку и выростком. Идет преимущественно на дохи и парки, а также на ягушки, малицы и гуси. Цена за штуку от 2 р. 50 к. до 4 р.
Постель – шкура взрослого, езженого оленя. Идет не только для постелей, но и для постилки на нартах, а также и для покрышки клади взамен рогожи при перевозке. Цена за штуку от 2 до 3 р.
Постель осенняя – шкура взрослого оленя, битого после линяния (в сентябре и октябре). Шкуры этого рода, будучи короткошерстны сравнительно с обыкновенной постелью, идут на шитье одежды. Цена за штуку от 2 до 4 р.
Кисы – шкура с оленьих ног. Идет на узорчатую вышивку, рукавицы и обувь. Цена за 2 пары ног от 35 к. до 60 к.
Лоб. Идет на подошвы к обуви. Цена за штуку 10 коп.
Жилы. Идут на выделку ниток, которыми шьют одежду и обувь.
Затем привожу перечень тех предметов одежды, какие получаются из оленьих шкур. Летние одежды шьются из шкур без шерсти.
Ягушка панны представляет из себя распашную верхнюю женскую самоедскую одежду. Верх – неплюй, подклад – выросток, воротник – песцовые хвосты, рукавицы – выростковые лапы, узорчатая вышивка – из неплюйчатых лап. Ягушка подпоясывается поясом – нигине.
Капор (несово) – женский самоедский головной убор из головы неплюя, узорчатая вышивка – из неплюйчатых лап, опушка белая – из песцовых хвостов. Медные украшения – необходимая принадлежность каждого треуха.
Указанные ниже три вида мужской одежды: малица, гусь и парка – в общем представляют по покрою длинную, глухую, без разреза рубаху с пришитым к ней треухом (чепцом) для головы. Эти три вида одежды носятся не только самоедами и оленными остяками, но отчасти и русскими.
Малица (малиця) – мужская одежда из выростка мехом внутрь, треух-пешка, рукавицы из неплюйчатых лап, нижняя опушка (панда) из собаки. Подпоясывается обыкновенным ремнем и у пояса подбирается, укорачивается; составляет повседневную домашнюю одежду; от времени занашивается и засаливается наподобие русского полушубка. Будучи же покрыта соответствующего размера сорочкою, длиною лишь до панды, из цветной бумазеи, малица составляет одежду нарядную и тогда подпоясывается нарядным поясом.
Гусь (кумыш-совок) – верхняя мужская одежда из выростка мехом наружу, опушка на треухе из песцовых хвостов. Суконные лоскутки на спине – необходимая принадлежность каждого гуся. Гусь надевается в холодную погоду поверх малицы.
Парка – верхняя одежда преимущественно из неплюя, треух – преимущественно голова неплюя, узорчатые вышивки – из неплюйчатых лап и сукна. Взамен бумазейной сорочки надевается на малицу.
Кисы – пимы, чижи – чулки. Кисы из лап выростка и старого оленя шерстью наружу. Чижи – из неплюя и выростка шерстью внутрь. Женские кисы несколько разнятся от мужских лишь узорчатой вышивкой.
Пояс (ни) и нож (хар) – необходимая принадлежность каждого самоеда; пояс состоит из широкого кожаного ремня с большой медной пряжкой, обтянутого красным сукном. На нем посажено 103 медных пуговицы, 10 подвесок, 25 колечек и 4 цепочки. К поясу подвешен нож с ножнами и кошелек, вышитый бисером, для помещения трута и огнива. Ножи самоеды куют сами из старых подпилков, для ножен покупают тонкую медную жесть; ножны, черенки к ножам, а также кошельки делают сами.
Что касается других домашних животных, то они играют сравнительно незначительную роль в жизни Тобольского Севера, особенно у инородцев.
Коров русские держат повсеместно, а инородцы только лошадные, но не везде. Скот мелкий, молочность его посредственна.
Овец держат лишь одни русские, и то в незначительном количестве.
Порода местных лошадей хотя мелкая, но выносливая и вполне приспособленная к здешнему суровому климату. Зимою лошади помещаются в загородях без крыш под открытым небом. Летом лошади вовсе не работают. Еще с ранней весны, перед самым вскрытием рек, по льду их уводят в сора, где они остаются для пастьбы в течение весны и лета и до рекостава, кочуя из сора в сор. По замерзании реки их собирают и приводят домой. Русские повсеместно держат лошадей, а из инородцев – лишь расселенные по Оби да обитатели южных ее притоков в Сургутском крае и низовьев Северной Сосьвы – в Березовском.
Собака имеет в инородческом быту большое значение повсеместно. Для оленевода – это пастух оленьих стад, для зверолова – спутник в промысле как ищейка и как рабочее животное, которое тащит нарту с провизией; в домашнем хозяйстве инородцев на собаках возят воду, дрова, сено и разную кладь: муку, рыбу и проч. Инородец блюдет собаку и в сильную стужу пускает ее в юрту. В рабочее время, т. е. зимою, собак кормят похлебкой из рыбьих костей, для чего летом во время рыбного промысла при приготовлении сухой рыбы (позема) весь остов рыбы с головой отделяется цельным и тщательно высушивается в запас для зимнего корма собакам. В Лумпокольской волости Сургутского края в 36-ти населенных пунктах у инородцев имеется свыше 500 собак. У русского населения собак сравнительно много в Березове; там на них возят воду.
Рыболовство
Если принять во внимание, что на Тобольском Севере сосредоточены самые лучшие рыболовные угодья Западной Сибири и к тому же изобилующие ценными породами рыб, то здешнее рыболовство получает значение не только местное, но и общегосударственное.
- Рыболовные угодья и их эксплуатация
Все рыболовные угодья этого края, за малыми изъятиями, находятся в исключительном пользовании инородцев (кроме угодий Самаровской и Елизаровской волостей)… Из законов о правах по имуществу кочевых инородцев видно, что каждому поколению, роду назначены во владение земли и воды и что поселение русских на этих землях обусловливается согласием инородцев, каковое должно быть закреплено приговором. Чем, собственно, подкрепляются права инородцев на неограниченное владение всей территорией Березовского и Сургутского края и каким порядком происходило укрепление за ними этих прав, а также каким образом происходит подробное разделение участков этих земель – неизвестно. Достоверно то, что… не имеется документов, за исключением старинных грамот, выданных самоедским и остяцким князькам. Однако в этих грамотах никаких указаний по этому вопросу не имеется.
…Имущественные права инородцев можно бы формулировать следующим образом: все земли, леса и воды Березовского и Сургутского уездов составляют государственную собственность; права же инородцев на эти угодья заключаются лишь в пользовании таковыми. Право пользования лесом как материалом ограничено, и вообще леса этих округов управляются на общем основании. Право пользования водами не ограничено, и казна в управлении этими угодьями не принимает участия.
Что касается третьего рода угодий – земель, т. е. собственно лугов, то и этими угодьями инородцы пользуются, за малыми изъятиями, неограниченно, причем сдают в аренду сенокосные участки русским.
Между Самаровским и Обдорском… 42 рыболовных угодья разбросаны на громадном протяжении в 640 верст. Из 42 угодий этого района 30 находятся в руках 4 крупных промышленников, 2 угодья эксплуатируются самими вотчинниками и 10 арендуются 9 мелкими промышленниками…
Организация промысла и положение рабочих
[…] Крупный рыболовный промысел есть промышленное предприятие, требующее оборотного капитала на покрытие расходов по уплате аренды, по сооружению жилых и промысловых зданий, приобретению неводных материалов, паузков, неводников, лодок и прочего и, наконец, по содержанию рабочих, «башлыков» и приказчиков. Соответственно затратам и добычу крупного промысла составляют преимущественно рыбы ценные: осетр, муксун, нельма, чего не может быть при мелком промысле, так как последний производится малыми неводами и другими мелкими орудиями, при чем добывается исключительно рыба малоценная, зато и промысел этого рода не требует крупных затрат и может производиться с меньшим числом рабочих, небольшими артелями и даже в одиночку.
По степени участия рабочих в производстве промысла их можно разделить на три категории: 1) рабочие «караванные», получающие определенную плату и не заинтересованные в успехе промысла; 2) рабочие-пайщики, не получающие определенной платы, но заинтересованные в успехе промысла и 3) низовские полуневодчики.
Контингент рабочих 1-й категории, по численности самый большой, комплектуется из следующих элементов: а) крестьян – лишних и свободных членов семьи; б) крестьян разорившихся или таких, у которых расстроилось хозяйство от падежа скота, наводнения или других причин (крестьяне эти преимущественно из соседних уездов: Тобольского, Тюменского, Туринского); в) инородцев разных племен: татар, бухарцев, остяков и самоедов (добрая половина рабочих категорий «б» и «в» сдаются в работу волостными правлениями и инородными управами за числящиеся за ними недоимки) и г) ссыльных всех категорий и разных национальностей.
Достаточно беглого взгляда на это пестрое сборище «караванных» (как их здесь называют), чтобы прийти к заключению, что эти люди за себя постоят и знают себе цену. Их взаимные отношения с хозяевами хорошо известны обеим сторонам, каждая из сторон находится как бы в зависимости от другой, но степень этой зависимости неодинакова: хозяева в большей степени зависят от рабочих, чем последние от хозяев, а поэтому и отношения хозяев к рабочим лучше, чем того можно было бы ожидать на далекой окраине, где нет ни рыболовного надзора, ни судебной и административной власти. Объясняется это так: как хозяин, так и рабочие отлично сознают, что случись заминка, остановка в работе, хозяин от этого терпит убыток, а с рабочих взять нечего, потому что все денежное вознаграждение забрано еще осенью предшествовавшего года как самими рабочими, так и волостными правлениями и инородными управами на пополнение недоимок, и, таким образом, если даже искать убытки судом, нет гарантии на их взыскание, ввиду того что лишь рабочие категории «а» могут считаться материально ответственными; по отношению же к остальным в лучшем случае хозяин удовольствовался бы тем, что нанесшего ему убытки рабочего отдали бы ему, как несостоятельного, в неводную работу на будущий год.
Поэтому все мелкие притязания рабочих вроде требования прибавки табаку, угощения вином, прибавления платы, выдачи необходимой одежды и т. п. по возможности удовлетворяются хозяевами, да и нельзя их не удовлетворить: допустим, у рабочего плоха одежда и он просит хозяина выдать ему другую; если хозяин не выдаст, рабочий не пойдет на неводьбу, а без него и вся артель откажется от лова.
Я имел возможность получить 90 копий с контрактов на наем инородцев в летнюю неводную работу 1896 г. в низовьях Оби: по Ляпинской и Сосьвинской волостям 75 контрактов и по Обдорской волости 15 контрактов. Материал этот дает возможность в известной мере охарактеризовать условия найма. Во всех 90 случаях рабочим, кроме харчевого довольствия и должного вознаграждения, выдаются каждому бродни, рукавицы, гусь суконный или сукна, байки на гусь, рубаха и порты или холста для этого и по 1 фунту табаку в месяц. Рабочие нанимаются на срок до 4 месяцев – с 9 мая до 5–10 сентября.
Денежное вознаграждение колеблется по Ляпинской и Сосьвинской волостям от 11 до 40 руб., в среднем – 22 руб. 77 коп. По Обдорской волости от 15 до 38 руб., в среднем – 23 руб. 86 коп.
Из шести контрактов на наем русских в неводную работу 1896 года усматривается по Самаровской волости плата неводным рабочим за 3 месяца в одном случае – 29, а в другом – 40 рублей; по Елизаровской волости в одном случае – 25 руб., по Кондинской волости – 30, 37 и 50 рублей.
Во всех этих случаях гуся и белья рабочим не положено.
Пища рабочих во время промысла состоит из хлеба без весу, чаю из общего котла 2–3 раза в день, вареной рыбы (сырок или колозень, т. е. мелкий муксун величиною с сырка и более, налим и язь) и сырой рыбы – муксуна или недомуксунка от 1 до 2-х штук на человека в день. Где муксуна мало, там «на сырое» выдается по два сырка; как на пример укажу на пески Матошина в Березовском уезде. Каша бывает, но редко, на иных песках ее вовсе не дают. Мясо в низовом крае совсем не входит в положение пищевого довольствия рабочих на промыслах, им кормят рабочих лишь в пути, на промыслах же – только во время подготовительных работ, пока не добывается рыба (мясо вяленое). Но по Иртышу кормят мясом; как на пример укажу на Филинский песок, но там, по Иртышу, мясо, пожалуй, дешевле рыбы. Ниже Березова мяса совсем не бывает: там уж пойдет область оленеводства и нет ни домашнего рогатого скота, ни лошадей. Летом мясо в Березове от местного скота 6 руб. за пуд. Масло на промыслах заменяется рыбьим жиром.
Что касается рыбы, выдаваемой рабочим «на сырое», то часть ее рабочие съедают буквально в сыром виде, часть в жареном и в ржаном пироге. Из остатка образуется так называемый присол. На песках Сургутского и Тобольского уездов присола рабочим не полагается и рыбы «на сырое» не дают, зато пища разнообразнее: кроме хлеба, рыбы и чаю, дают иногда вяленое мясо, кашу ячменную или пшенную, горох, толокно и квас.
В пищу на этих песках употребляются исключительно щука, язь и налим.
Нанятые на рыбные промыслы по Иртышу и Оби рабочие хотя и обязаны 1 мая явиться в Тобольск на свой счет, но часть из них не является, хозяйские приказчики разъезжают, собирают таких рабочих и доставляют их в Тобольск, разумеется, на счет хозяина. Со дня прибытия рабочие поступают на хозяйское содержание. До времени отправки паузков – половина мая – они ничего почти не делают. Так как весь путь по течению, то паузки идут не за пароходом, а своесильно; однако есть люди в греблях и у руля на две смены. Паузки, направляющиеся в Сургутский уезд, вверх по Оби, от Самарова идут всегда за пароходом. На пути присоединяются рабочие, нанятые в попутных волостях Тобольского и Березовского уездов. При благоприятной погоде паузки делают с лишком 100 верст в сутки; таким образом они проходят путь в 1–3 недели в зависимости от расстояния песков от Тобольска.
Для успешности из Березова отправляют рабочих в легких каюках, оставляя лишь необходимое число на паузке, так что рабочие являются на пески за льдом и неводьбу начинают одновременно с местными промышленниками-обдорянами. В конце августа отходят пароходы из Тобольска в низовья Оби за паузками и возвращаются в конце сентября. На этих же паузках доставляются обратно и рабочие. Таким образом, доставка рабочих на судах паровой тягой производится лишь в обратный путь, т. е. против течения, причем в крайних случаях, когда нет возможности пароходу забуксировать судно (в месте промысла), вследствие мелководья или по другим причинам, рабочие тащат его бечевою, или завозом, до парохода. Доставка же рабочих в передний путь, по течению, на судах за пароходом не вызывается ни требованиями действительности, ни возможностью выполнения по своей дороговизне. Среди рыбопромышленников есть пароходовладельцы, но я не знаю ни одного случая, где бы они отправляли рабочих на промыслы за пароходом. Время отправки рабочих на промыслы совпадает с первым рейсом навигации, а первый рейс – самый выгодный, так как вода большая и пароходы с баржами идут беспрепятственно.
Все рыбопромышленные заведения, места для приготовления рыбных товаров можно разделить на две категории: а) собственно промысловые заведения и б) станки, постоянные и временные.
Промысловые заведения очень разнообразны по характеру построек, но в состав каждого заведения входят сарай для посола рыбы, казармы или избы для рабочих (инородцы живут в чумах), хлебопекарни и кухни, баня, амбар для хранения снастей и продуктов, дом для заведующего промыслом. У промыслов же обыкновенно стоят баржи и паузки, которые заполняются «стоповой» рыбой по мере ее накопления в рыбосольных сараях.
Станки отличаются от промыслов меньшим количеством построек и временным их характером; состоят они обыкновенно из сарая для посола рыбы, не бревенчатого, а из плетня, нескольких чумов инородцев и вешалов для сушки позема и юрка; где на станках работают русские, для помещения их имеется изба. По мере накопления на станках «стоповой» рыбы она доставляется обыкновенно на промысловые заведения, и, таким образом, станки в большинстве случаев являются как бы филиальными отделениями промысловых заведений.
На рыбных промыслах по Оби, в Сургутском и Тобольском уездах, промысловые здания большею частью удовлетворительны. Жилые помещения просторные и светлые, хлебопекарни, столовые и кухни строятся отдельно. Засольни и жироварни помещаются тоже в отдельных сараях; на некоторых промыслах есть особые помещения для просушки платья и даже по 2 бани, которые топятся ежедневно. Как на пример благоустройства укажу на пески в Сургутском уезде: Земцова, Тетюцкого и Нартымова – Вартовский, Толбинский, Няша и Солымский – и в Тобольском округе Земцова – Соспас и Дурной. Все постройки на них прочные, из лесного материала соответствующих размеров и вполне пригодны для жилья в них даже зимою. К этому я должен прибавить, что на указанных мною песках эти здания существовали в таком виде и ранее первого моего с ними знакомства в 1891 году.
Не могу судить об удовлетворительности промысловых зданий в Березовском уезде, так как мне пришлось видеть эти здания лишь на двух песках: Матошина (Островок в 200-х верстах ниже Самарова) и Косолапова (Каменный в 60-ти верстах ниже Обдорска). Здания на матошинском песке по типу и размерам приближаются к таковым же в Сургутском и Тобольском уездах. Судя же по качеству леса, встречающегося на протяжении от Самарова и почти до Обдорска, можно допустить возможность возведения более или менее прочных построек на песках, расположенных на этом протяжении Оби, за исключением некоторых, где доставка лесных материалов сопряжена с большими затруднениями.
На Каменном песке все постройки незначительных размеров, от 6 до 8 аршин, из тонкого леса от 21/2 вершк. в отрубе. Жилые избы с полом, потолком и чувалом; кухня, хлебопекарня особо, засольня тоже, есть и баня.
Из собранных мною по сему предмету данных видно, что в рыболовный сезон 1894 г. на 34 рыболовных промыслах, расположенных ниже Обдорска на протяжении около 500 верст, был 541 человек рабочих «караванных». На этих песках было зданий: жилых –102, нежилых – 76 и бань 39. Данные эти указывают, что хлебопекарни, кухни и засольни помещаются в особых зданиях и что, если из общего числа 102-х жилых зданий исключим 32 для помещения хозяев и приказчиков и допустим, что здесь рабочих может скопиться до 700 человек, то найдем, что в каждом здании помещается в среднем по 10 человек. То обстоятельство, что такое большое количество зданий вмещает в себе лишь 700 человек рабочих, т. е. не более 10 человек в каждом, приводит к заключению, что типом этих зданий можно принять осмотренные мною постройки на Каменном песке и что эти здания незначительны по причине недостатка в строевом материале соответствующих размеров.
Действительно, хотя в этой части Оби, ниже Обдорска, т. е. за чертою полярного круга, средняя летняя температура за 1893 и 1894 гг. лишь 11,2˚ (июнь 7,1; июль 13,0 и август 13,35), однако если принять во внимание, что часть промыслового времени солнце нагревает воздух в течение почти целых суток, самое же время промысла длится лишь три летних месяца, то становится очевидным, что возведение прочных и дорогостоящих построек не составляет необходимости; к тому же, вследствие местных условий, оно не выполнимо за отсутствием нужного строительного материала.
Хотя на правой нагорной стороне Оби местами и встречаются островки тощих лесов (осина, береза, а из хвойных – лиственница и ель), но деревья там от неблагоприятных почвенных и климатических условий не достигают размеров строевого леса. Деревья очень «сбежисты», с наименьшею полнодревесностью, скорее конусовидной, чем параболической формы. Из спиленных мною в январе 1895 г. близ Каменного песка, в 60-ти верстах ниже Обдорска, двух наибольших дерев видно, что ель 41/2 вершков и лиственница 4-х вершков на длине 6 аршин имеют толщину лишь в 21/2 вершка.
По прибытии на пески рабочие занимаются подготовительными работами, ремонтом и приведением в порядок жилых и промысловых зданий, также рыболовных садов, приготовлением кибаса (грузил) и наплавьев, снаряжением неводов, заготовкой дров и очисткой дна песков от карчей, последняя работа производится воротами, и притом с лодок. На песках, расположенных ниже Обдорска, нет карчей, рыбу в сад не садят, всю солят, поэтому и подготовительные работы занимают мало времени. Это последнее обстоятельство дает там возможность приступить к неводьбе вслед за вскрытием реки (с 1 по 15 июня), т. е. в то время, когда пески еще не затоплены, потому что прибылая вода не успела еще дойти до низовьев Оби.
Самое горячее время для промысла – подъем рыбы из Обской губы, продолжающийся не более 4-х недель; бывает, что подъем рыбы начинается и до вскрытия реки, как и было, например, в 1894 г., когда мелкий сырок и часть крупного прошли подо льдом.
В среднем течении Оби, в Сургутском крае, а также в низовьях Иртыша редко неводьба начинается ранее половины июля, так как к тому лишь времени вода, став на меру, начинает сбывать настолько, что пески оголяются. Заканчивается неводьба ниже Обдорска в первых числах сентября, а в Сургутском крае 15–20 сентября, в низовьях же Иртыша – несколько позже.
Сезон неводьбы продолжается ниже Обдорска с половины июня до сентября, т. е. 21/2 месяца, в Сургутском крае с 15-го июля до 15–20 сентября, т. е. около 2 месяцев. В 1894 г. на Вартовский песок рабочие прибыли 1-го июля, начали неводьбу 1 августа, кончили 20 сентября; на Толбинском – прибыли 15 июля, начали неводьбу 26 июля, кончили 20 сентября. На Няше и Салымском начали неводьбу 17 июля, кончили 14 сентября. В общем промысловый сезон обнимает собою время с 1-го мая по 1-е сентября, т. е. 5 месяцев. На этот срок большею частью рабочие и нанимаются. Но часть рабочих нанимается на промыслы из местных крестьян и инородцев; эти присоединяются к остальным рабочим позже, на пути следования паузков на промыслы, а следовательно, и при обратном транспортировании этих паузков они возвращаются домой ранее. Таким образом, срок их найма сокращается на месяц, т. е. вместо 5-ти – 4, а для ближайших к промыслу до 3–31/2 месяцев. Неводьбою занимаются от 2 до 21/2 месяцев, а вместе с подготовительными работами находятся на промысле от 21/2 до 3 месяцев, да в пути от 3 до 6 недель в оба конца. Продолжительность рабочего дня на тонях 12 часов. На местах лова с определенным числом тоней, обыкновенно 5, их не успевают вытянуть в течение 12 часов; в этих случаях непрерывная работа продолжается 14–15 часов, но и на отдых полагается такое же время. Часть времени отдыха посвящается более легкой работе на самом промысле.
Вторую категорию рабочих составляют рабочие-пайщики, не получающие определенной платы, но заинтересованные в успехе промысла.
Рыбопромышленник приглашает таких рабочих на артельных началах, составляя артель от 10 до 13 и более человек, соответственно величине невода; при этом устанавливается число паев в артели по числу людей-пайщиков; допустим, 12, к этому числу паев прибавляется за невод и прочее обзаведение в большинстве случаев от 4 до 5 паев; таким образом, вся добытая рыба делится на 16–17 паев, из которых 4–5 паев поступают в пользу рыбопромышленника безвозмездно, а остальные затем паи, принадлежащие каждому пайщику, сдаются рыбопромышленнику в расчет за забранный «подъем».
Из рассмотренных 8-ми контрактов, доставленных мне Котской инородной управой Березовского уезда, видно, что «подъем» деньгами, неводные материалы и содержание во время промысла отпускаются рыбопромышленниками рабочим-пайщикам в счет добываемой рыбы, причем цена на рыбу не обозначена, а оговорено, что рыбу следует сдавать по существующим ценам.
Третью категорию рабочих составляют низовские полуневодчики. Производство промысла при помощи полуневодчиков практикуется исключительно в низовьях Оби, ниже Обдорска, после вонзя, т. е. приблизительно с 1-го июля по 1-е сентября, в течение 2-х месяцев, в сорах и на салмах.
Полуневодчики-самоеды и остяки за выданный «подъем» деньгами (от 30 до 50–60 р. на артель из 3–4 человек), за ежедневное довольствие хлебом и снабжение к промыслу неводным материалом обязаны сдавать половину улова рыбы рыбопромышленнику, а другую половину продавать ему же по ранее договоренной цене. При этом лодка должна быть от артели; каждая артель пополняется рабочими рыбопромышленника от одного до двух человек так, чтобы в неводе было не менее 5-ти человек. Обыкновенно неводят два дня, а третий отдыхают.
Крупный рыболовный промысел производится при помощи рабочих всех трех категорий, мелкий же при помощи рабочих двух последних категорий; к мелкому промыслу относится и самостоятельный артельный промысел.
Артельный промысел практикуется преимущественно среди русского населения; при этом невода бывают до 200 сажен длины. Остяки редко промышляют артельно, так как длина их неводов не превышает 50–70 сажен, что дает им возможность обойтись наличным составом своей семьи, и нередко случается, что таким неводом неводят только двое, муж с женой, причем и дети оказывают им посильную помощь. Даже в водах общего пользования нескольких юрт (населенных мест) остяки не промышляют артельно, а кидают тоню две поочередно: сначала одна семья, затем другая и т. д.
В селе Тундринском в летний рыболовный сезон 1896 г. было 7 артелей. Для характеристики укажу обороты одной из них.
Артель Балина состояла из самого Балина, хозяина невода, двух его сыновей и 4-х пайщиков. Число же всех паев в артели 8 (7 по числу людей и 1 пай Балину за невод). Вся артель добыла рыбы… всего 310 пуд. на сумму 438 р.
Торговля
Все предметы промысла вымениваются у инородцев местными торговцами, которые для этой цели съезжаются со своими товарами в известное время в определенные пункты. В то же время и в те же пункты собираются инородцы со своими товарами для положения ясака, расчета за казенную муку, для взноса земских повинностей и закупки необходимых в их обиходе предметов. Тут же созывается сход и обсуждаются общественные дела. В это же время нередко инородцы говеют.
Звериный промысел производится в два периода времени, т. е. приблизительно с осени и до Рождества и затем с конца января до конца марта, причем первый период называется осенним, а второй – вешним, поэтому и съезды назначаются два раза в год: в декабре–январе и по вскрытии рек, в мае–июне.
Съезды эти публичные, и хотя у каждого из торговцев есть свои должники-инородцы, но наличность нескольких торговцев на этих съездах до некоторой степени гарантирует возможность конкуренции.
Предметы остяцкого промысла, кроме того, скупаются, т. е., собственно говоря, вымениваются торговцами в одиночку и вне времени, назначенного для съездов.
Торговцы принимают всевозможные меры к тому, чтобы скупить, взять за долг или выменять на товар звериные шкуры возможно дешевле, а свои товары продать подороже. Завлекая инородцев в долги и делая их почти неоплатными должниками, торговец имеет в виду только свои ближайшие интересы и скорую наживу; не сообразуясь с бюджетом инородцев, он навязывает им такие товары, которые, не составляя для них необходимости, могли бы быть предметами роскоши и у более культурного народа. Товары эти – дорогие конфеты, варенье, чесучовые пиджаки и жилеты, драповые пальто и т. п. Некоторые торговцы даже навязывают остякам жетоны разных благотворительных обществ в целях воспользоваться самим бесплатно золотым жетоном. Избегая хотя и слабой, но все же существующей конкуренции на торжках и ярмарках, учрежденных в некоторых пунктах, многие торговцы пред окончанием звериных промыслов отбывают в места кочевок инородцев и там по произвольной и весьма низкой цене собирают за долги или выменивают большую часть добытых инородцами звериных шкур; они даже снабжают инородцев для уплаты ясака и других повинностей деньгами с обязательством пополнить долг в будущий промысел шкурами, вполне правильно рассчитывая, что на всякие выданные в долг товары или деньги они получат двойную прибыль.
Разумеется, подобный порядок очень невыгоден для инородцев. А между тем практикующийся в настоящее время способ сбора повинностей заставляет инородца следовать именно такому порядку…
Для самоедов учреждены две ярмарки: в Обдорске и в Сургуте – в декабре–январе. В Обдорск привозится исключительно пушной товар и продукты оленеводства; в Сургут же, кроме указанных товаров, доставляется еще и рыба.
Сургутская ярмарка, учрежденная в 1866 году по ходатайству жителей этого города, официально должна продолжаться с 23 декабря по 15 января, и торг должен производиться на отведенной для этого площади. В действительности же ярмарка эта существует только номинально. Всей торговлей с самоедами овладели несколько лиц, так что жителям города решительно нет возможности не только извлечь из ярмарки какую-либо пользу, но даже приобрести хотя бы самую пустую вещь. Наиболее оживленную торговлю с инородцами ведут именно те лица, у которых существует винная торговля, поэтому неудивительно, что в Сургуте, городе, в котором тысяча с небольшим жителей, имелось до введения монополии два винных оптовых склада и три ренсковых погреба. Очевидно, что такой запас вина предназначается не для местных жителей.
Самоеды, прибывая в город голодные и холодные и предвкушая обильное угощение, везут свой товар не на ярмарку, а к тому лицу, с которым у них издавна ведется дело и у которого в большинстве случаев они состоят в неоплатном долгу. Таким образом, они являются не продавцами, а как бы поставщиками товара.
В №№ 4 и 5 «Сибирского листка» за 1893 год лицом, проживавшим в то время в Сургуте, об этой ярмарке сообщалось, между прочим, следующее: «Главная торговля между инородцами и русскими производится ночью во дворах последних с наглухо закрытыми воротами, и при этом торге, которому предшествует угощение, инородцев обвешивают и обсчитывают».
Угощение вином практикуется и в настоящее время. Некоторые торговцы из опасения, как бы привозимый самоедами товар не ускользнул из их рук, выезжают далеко в тундру навстречу прибывающим самоедам и там на них устраивают настоящую облаву.
