Юрий Гордеев
В нескольких десятках километров ниже устья Иртыша, в широкой пойме Оби лежит старый поселок Елизарово. Здесь в июле 1937 года я со своей матерью оказался в большой семье Кайгародовых. Младший из четырех братьев, Гриша, лет десяти, сразу стал моим другом. Он в меру своих знаний живо показывал и рассказывал мне все, что происходило в мире природы и вызывало мой интерес.
По его просьбе бабушка Пелагея в первый же день разрешила нам взять полог и ночевать в старинном двухэтажном амбаре, стоящем недалеко от берега протоки Омут. Ночь пришла тихая. Звуки природы сквозь стены долетали слабо, комары не мешали и спалось хорошо, но рано утром, как только взошло солнце, кто-то неподалеку бесцеремонно взялся повторять громко один и тот же звук «чив» да «чив».
— Кто это? — спросил я Гришу.
— Это воробьишко, — сказал Гриша. — Вон сидит в окошечке.
Мне было любопытно посмотреть на птичку, которых в новом поселке Остяко-Вогульске, пока он строился, было мало. Они в большом количестве жили за Самаровским холмом, покрытым дремучим лесом, куда, естественно, мне добраться было трудно. Здесь же воробьишко чирикал метрах в двух. Я подполз к дырке в пологе и в спокойном свете раннего утра увидел маленькую птичку с таким же серым, как старые бревна сарая, оперением. Неяркое украшение его дополняли две бурые полосы по краям головы да черный фартучек на груди — хороший отличительный признак самца домового воробья от полевого.
Домовой воробей в настоящее время встречается во всех больших и малых поселках округа, не говоря о городах, но раньше, до заселения края российскими казаками, его не было. В мансийских и хантыйских юртах этой зерноядной птице трудно было с пропитанием. Кроме того, при отсутствии скота негде было прятаться от холода.
Появление в Западной Сибири домового воробья начинается с той поры, когда царским указом было предписано заселять первые крепости-городки Березово и Сургут казаками. Отправляясь на службу и жительство в эти далекие крепости, казаки наряду с необходимым скарбом брали с собой в клетках обыкновенных воробьев, чтоб они своими серыми фигурками да простецким чириканьем у домов напоминали о далекой Родине за Уралом.
Не все воробьи выживали в суровые зимы на новых кормах при отсутствии любимого овса и проса. С появлением конского поголовья на Севере жизнь воробьев улучшилась: возле лошадей они получали свой любимый овес и в холодные зимние ночи прятались в теплых стайках.
С ростом числа поселков и поголовья скота, воробьи также расселялись водным путем на баржах, везущих продовольствие на Север. К 1870 году воробьи уже оседло жили в Самарово, но в п. Березово, как об этом писал всемирно известный зоолог А. Брэм, еще вели себя как перелетные птицы, улетая на зиму до устья Иртыша.
Когда развернулось широкое промышленное освоение просторов округа, воробьи добровольно включились в него и в меру своих способностей вместе с человеком начали осваивать новые места. При этом они заселяли новые поселки, и не только те, где были домашние животные (коровы, лошади, свиньи), но и те, где их не было: вахтовые, механизированные колонны.
В старых поселках домовой воробей, теперь признанный оседлый сибиряк, тем не менее совершает перелеты, правда, небольшие и связанные с сезонными особенностями обитания. Весной, когда начинается период размножения, не всем хватает удобных мест для строительства гнезд, поэтому отдельные пары или группы на лето перебираются в маленькие поселения, а осенью, если там не появятся подходящие условия, возвращаются в город. Если же позволяют условия, а это постоянная доступность пищи и теплые места ночевок, то живут даже в совсем маленьких поселках. Так, например, пара воробьев успешно жила в 1964 году в поселке Ахтинка из трех домов недалеко от с. Белогорье. Местом жительства была избрана засыпанная снегом стайка с одной коровой. Утрами, когда хозяйка приходила доить, они просыпались и терпеливо ждали, когда корова выпьет пойло, и тогда слетали на ведро, не обращая внимания на человека, к которому уже привыкли. Если была теплая погода, то с рассветом вылетали на улицу и начинали осматривать дорогу, что проходила на с. Согом. Если было холодно, то весь день сидели внутри стайки молча.
В сильные холода осторожные воробьи теряют страх перед человеком и залетают в открытые двери магазинов, столовых, вокзалов: здесь они оказываются, как и все пассажиры, в тепле, с хорошим освещением, а корма им хватает из тех крошек хлеба, печенья, что оставляют люди. На некоторых вокзалах опытные и знающие воробьи находят дырочки в стеклах и тогда спокойно ночь спят в тепле, а утром вылетают на улицу. Однако и они зимой ведут себя тихо, пока не приходит март. Теперь наступает пора, когда можно подать свой голос.
В тихие дни перезимовавшие воробьи собираются по кустам бузины, ивы, на елях и, приняв спокойную позу, начинают чирикать, будто рассказывать, как зиму провели. Чирикают, не слушая друг друга, поднимая шум. В народе по поводу этих «собраний» говорят, что воробьи «пиво варят». Чаще такие собрания проходят в начале марта и перед переменой погоды. Главный биологический смысл таких собраний — привлечение всех перезимовавших птиц в одно место и знакомство самцов и самочек.
На «воробьиных собраниях» в конце марта, когда предварительные знакомства закончены и «обсужден» зимний вопрос «как выжили?», — появляется новый, весенний — «кто кому нравится?», и при разрешении его в зимних дружных стайках начинаются раздоры, у самцов появляется нетерпимость друг к другу.
С этой поры, обычно в начале апреля, часто можно услышать громкое чириканье, а при желании, если посмотреть в сторону шума, то и увидеть, что происходит. Происходит вот что. Сидели до этого дружной стайкой воробьи, чистили перышки, посматривали друг на друга. Вдруг один самец слишком приблизился к самочке, сидевшей рядом с другим, тот начал недовольно чирикать — поднялась перебранка, самочка сразу сорвалась с ветки — подальше от неприятностей. Соперники за ней. К ним присоединились еще два-три самца — подсевалы. Вся ватага, не обращая внимания на людей, начинает кружиться по земле. Вначале непонятно, кто кого треплет, потом видно, что крутятся около серенькой самочки, а она, защищаясь, треплет то одного, то другого соперника за перья на голове. Самцы в свою очередь треплют друг друга. Победитель спешит к самочке и вместе они летят к его квартире: это просто дырочка в шиферной обшивке стены или более уютная и теплая щелка за наличником окна. Брачная пара возникла.
Несколько дней «новобрачные» привыкают друг к другу, потом начинаются первые совместные заботы — перестройка старого гнезда или строительство нового. Строительный материал супруги таскают вместе, поэтому строительство гнезда заканчивается быстро, через 3—4 дня. С этого времени у самца появляется новая обязанность — охрана «квартиры» от чужаков, а у самочки с конца апреля — насиживание кладки из 6 или 7 яиц в сереньких крапинках. Весь период насиживания — 11—12 дней — самец находится на страже и поет свои самые лучшие песни: «чив-чив-чим» и еще раз: «чив-чив-чим».
В мае в гнездах вылупляются птенцы, и самец принимает активное участие в выкармливании их. В этот период нередко можно видеть, как он прыгает на грядках недалеко от копальщиков и торопливо хватает дождевого червяка, еще не успевшего зарыться в землю. Птенцам он приносит не только малоподвижных насекомых, например, гусениц, но и хорошо летающих, при ловле которых проявляет виртуозность в полете. Поймав стрекозу или жука, воробей прежде, чем нести птенцам в гнездо, придает им безопасный для их нежных желудков вид, обрывая жесткие крылья, лапы, головы.
Через неделю, окрепнув, воробьишки начинают дольше бывать на открытых местах и «загорать» на солнце, прихорашивая перышки. С этого времени у них начинают меняться семейные отношения. Старые родители меньше проявляют о них заботы и начинают подготовку к созданию новой семьи, тогда как молодые воробьи из гнезда за одним окном дома соединяются с молодыми из гнезда за другим окном, образуя дворовую стайку. Проходит еще несколько дней, и одна дворовая стайка соединяется с другими в «уличную», откочевывает на окраину города к огородам или к садам, где живет до осени. Здесь они встречают в конце июля своих братьев и сестер из второго выводка и стаи увеличиваются до нескольких десятков и даже сотен особей. Как и в городе, они держатся в таких местах, где есть хорошие укрытия возле доступных кормов, в основном, с различной зеленью и семенами сорняков.
В сентябре в вольных воробьиных таборах возникают первые беспокойства от неприятных ночных заморозков, лишающих их уюта от ночевок на ветвях деревьев; приходит время обратного вселения в город и поиска зимних квартир. При этом в родные гнезда родители не пускают. Новые успевают занять те молодые воробьи, которые оставались в городе, и начинаются скандалы.
Воробей для наших мест — птица южная, сохранившая в своем инстинкте далекую память о своей теплой родине, в виде повторного токования осенью. Смотришь в конце сентября, то один, то другой самец начал по-весеннему чирикать, мало того, таскать строительный материал для гнезда. Мы, занятые своими проблемами, бросаем на воробья мимолетные взгляды, не особо присматриваемся к его поведению, он же, живя рядом, напротив, внимателен к нашим действиям: в отличие от других птиц, он за свою долгую жизнь рядом с человеком столько натерпелся неприятностей и стал умнейшей птицей, недаром говорят, что старого воробья на мякине не проведешь. Поэтому опытных воробьев легко, как синиц, не поймаешь простыми ловушками.
Вот такой он, наш мирской захребетник — домовой воробей: вроде, и без человека жить не может, но вместе с тем особой дружбы не питает, постоянно держится на расстоянии.
Журнал «Югра», 1992, №8
