Владимир Плесовских, на фото: юрта Мёхтег-Виньки на берегу Сабуна. 1913
«В далеком теперь 1944 году мы с другом забрели в урман Люлимвор. Заменяя ушедших на фронт, мы, подростки, старались делать все: летом рыбачили, зимой белковали.
Урман вздымался синей загадкой над Сосьвинской поймой, казался таинственным и романтичным. Едва дождавшись осенних каникул, по мелкоснежью отправились мы промышлять, но силы свои не рассчитали, опыта для профессионального охотничьего дела не было.
И вот, когда, вконец измотанные, присматривали место, где развести костер и устроиться на ночлег, случайно натолкнулись на избушку. Столик в одну плаху, сиденья-чурбаки, нары, железная печка, дрова, спички, сухая растопка, крупа, соль, сушеная рыба… Дворец!
Кто-то неведомый позаботился о нас или о ком-то другом, кто так же мог попасть в критическую ситуацию. И только значительно позднее я узнал, что мне посчастливилось на себе испытать одну из добрых традиций таежников-сибиряков — оставлять запас в охотничьей избушке…
…Я взялся за перо для того, чтобы, в сущности, продолжить эту традицию, оставить «запас» тем, кто скоро придет вместо меня. «Урман», в который я приглашаю, не менее сложен, чем Люлимвор. Он уводит в дебри истории, в сложный мир духовной жизни коренного населения Обского Севера».
…Имеющаяся литература о системе религиозных представлений дает разные оценки уровня развития культа. По аналогии с религиозными системами других народов Сибири она в большинстве источников обобщается термином «шаманизм». Причем, одни авторы утверждают, что этот термин произошел от эвенкийского «саман» — возбужденный, доводящий себя до иступления человек, другие выводят его даже из маньчжурского языка.
Но если учесть, что он вошел в употребление стараниями православных миссионеров, которые таким образом подчеркивали «неистинный», «еретический» характер религии коренного населения Сибири, а сами эти проповедники православия двигались вслед за первопроходцами с Запада на Восток, уже повстречав на своем пути вогульские поселения, то, на наш взгляд, этот термин происходит от мансийского слова «сам» — глаз. «Саман», следовательно, «глазастый», «предвидящий» — это одна из функций служителей культа, которые должны были предсказывать виды на промысел, места, где наиболее удачно можно было вести промысел, сбор ягод, орехов и т. д.
Сам термин «шаманизм» ничего не раскрывает в системе религиозных представлений ханты и манси. Если сравнить его с классической формой шаманизма бурят или якутов, то там, во-первых, почитались души умерших шаманов и шаманок, а у угров — души всех умерших; во-вторых, там существовали династии служителей культа, т. е. считалось, что особый шаманский дар был врожденным и наследственным, а здесь он оставался на ступени родового шаманства, где шаман еще не профессионал, но выделялся из общей массы, как служитель родового культа, хранитель традиций и обычаев рода.
Не было здесь и иерархии служителей культа. Таким образом, до развитого шаманизма на Обском Севере система религиозных представлений не дошла. Она была ярко выраженным политеизмом (многобожием), в котором нашли свое место все ранние формы религии: анимизм, тотемизм, фетишизм и магия.
…Совокупность представлений людей дорелигиозной эпохи могла существовать в форме аниматизма, т. е. всеобщего оживотворения предметов окружающей природы, не отличающихся от самого человека.
…Интересную систему представлений об окружающем мире нарисовал Арсеньев, описывая своего героя гольда Дерсу Узала. Для этого сына природы все, что его окружало, было «люди». Солнце, вода, лес, огонь, тигр и т. д. — все «люди».
…Аниматизм оставил свой след даже в лексике современных языков. Если мы говорим «солнце встает, садится», «лес шепчет», «камыш дремлет», «звезды смотрят», «вьюга злится», «река спит» и т. д., то здесь надо видеть не только стремление людей сделать свой язык образным, но и закрепленные в языковой практике аниматические представления прошлых времен.
Это оживотворение не было религией до тех пор, пока человечество не внесло в систему своих представлений мифологического, сверхъестественного элемента.
…Исходной точкой религии надо считать анимизм («анима» — душа), то есть идеалистическую, религиозную систему представлений о существовании нематериальных, бесплотных духовных сущностей, которые могут отделяться от тела и продолжать самостоятельную жизнь.
…Богатейший материал для изучения системы анимистических представлений ханты и манси дает фольклор, к сожалению, пока еще плохо изученный. Наряду со сказаниями о богатырях-воинах, о ловкости охотников и рыбаков, в нем отражены народные представления о происхождении мира, о появлении самого человека. Леса и реки в этих сказаниях населены многочисленными духами, от которых зависит успех в охоте, рыбном промысле и вообще благополучие человека.
Интересно то, что духи чаще всего антропоморфны: они охотятся, делятся на фратрии и роды, имеют семьи. Каждый род духов живет на определенной территории, в пределах которой он может промышлять и вообще жить, копируя до деталей жизнь людей.
Кстати, представление о различии «души» и «духа» хотя и не очень резкое, но есть. Душа, по представлениям верующих, имеет временное жилище. Если это временное вместилище умирает (разрушается), душа находит себе новое, постоянное жилище и превращается в духа.
Хантыйские и мансийские духи подразделяются на множество лесных, горных, водяных. Вот некоторые из них (я применяю знакомую мне с детства мансийскую терминологию): дух воды — Вит хон (вит — вода, хон — царь), владычица речных пойм — Лув-нюрм-нэ (буквально: женщина лошадиного луга), Пелымский старик — Полум ойка (дух, проживающий со своим родом на реке Пелым), Среднесосьвинский старик — Тахыт-котль-ойка (распоряжается со своим родом в окрестностях юрт Тоболдинских), Тахыт-кталих отыр — повелитель верховья Сосьвы, Ас-яныт-котль-ойка — старик-бог повелитель реки Оби, Хуль отыр — владыка подземного мира, Куль отыр — злой дух, Вор мис нэ — лесная женщина мис, т. е. добрая лесная волшебница, Вит мис нэ — добрая водяная женщина, Ур мис хум аги — дочь доброго горного волшебника, Сакв толях-ойка — старик вершины реки Ляпина, Ломпус пупыг ойка— старик-божок Ломбовожских юрт и т. д.
Вначале все эти «менквы» и «мисхумы» представлялись равными между собой, в чем отражалась идеология родового равенства людей. Но после распада первобытно-общинных отношений в мифологии появляются мотивы, отражающие социальное расслоение людей. Духи, как и люди, становятся зависимыми один от другого.
Так, духи гор, леса и воды стали подчиняться духу Щохринг ойке (буквально: старику с ножом), которому платят налоги, ясак. Щохринг ойка в свою очередь подчиняется Толя урынг-ойке (буквально: «хранитель кольца»), далее все эти духи подчиняются младшему сыну Нуми-торыма (верхнего неба, верхнего бога) — Мир суснэ хуму — мировому наблюдателю.
Интересно в этой иерархии то, что она копирует социальное устройство дореволюционного, общества. Верующие ханты и манси говорят, что чум Нуми-торыма так далеко, что никакая молитва до него не доходит. Поэтому де обращаться надо к тем духам, которые находятся в непосредственной близости. (Это очень напоминает русскую пословицу «До бога высоко, до царя далеко»).
…В некоторых фольклорных источниках посредником между верхним небом и земными духами называют «отца всех шайтанов» духа Ялпус-ойку. На наш взгляд, это лишь иное название Мир суснэ хума. Если он командует людьми, он Мир суснэ хум, если имеет дело с духами — Ялпус-ойка. (Кстати, Ялпус-ойку называют «стариком из священного города» и тоже младшим сыном Нуми торыма, например, Вежакарские ханты).
Возможно также, что эти разные названия принадлежат разным фратриям: одно — фратрии Пор, другое — фратрии Мось.
Одним из олицетворений Ялпус-ойки. считается «когтистый старик» — медведь. Речь о его месте в системе религиозных представлений пойдет позднее.
Множественность терминов, обозначающих одного и того же духа, может быть следствием многих причин: и наличия различных диалектных языковых групп населения, и исключительной образности языка в хантыйском и мансийском фольклоре, и влияния идей православия, когда «един в трех лицах» — Мир суснэ хум, Ялпус-ойка, медведь.
…Особенностью анимистических представлений обских угров является то, что количество духов постоянно пополняется, т. к. душа каждого умершего превращается в духа. (Исключение составляют лишь ваховские ханты, которые считают, что души умерших превращаются в медведей). «Добрым» он будет или «злым» по отношению к живущим, во многом зависит от того, с какими почестями пройдет захоронение. Поэтому в могилу складываются подарки, личные вещи, которыми умерший будет пользоваться после смерти.
Захоронения делаются в срубах, напоминающих по своей форме небольшие домики с двухскатной крышей, высотой 60—70 сантиметров. В одной из стенок сруба у головы покойника делается небольшое оконце, которое можно открыть и через него проводить периодические «кормления».
Вера в то, что после смерти дух умершего живет такой же жизнью, как и до смерти, требовала определенных культовых действий. На могиле убивали оленя, обеспечивали покойника предметами домашнего обихода, одеждой, орудиями промысла.
Вот что по этому поводу пишет А. А. Дунин-Горкавич: «Об обрядах при погребении можно составить понятие и по следующим собранным мною фактам. На Покуре весною 1898 г. (должно быть, в марте месяце) хоронили остяка Семена Ларомкина. Гроб сделали шириною в 1 аршин и вышиною 3/4 аршина; положили туда топор, нож, ноговицы, ружье, котел, чайник, пять фунтов калачей да в рот дали еще калач. Запасной одежды Семен еще при жизни заказал не класть». (Дунин-Горкавич А. А. Тобольский Север, т. 1, Тобольск, 1904).
В другой могиле при ее вскрытии обнаружено такое имущество: оленья шуба, черный бараний полушубок, желтый головной платок, холщевый армяк, старая небольшая шуба, старое суконное пальто, оленья шкура, медный котел без ручки, деревянная чашка, деревянная сломанная ложка, топор-нож в ножнах, опояска, три пары ноговиц, пара сапог с голенищами, старые триковые шаровары, блюдце, чайная чашка, кисет с табаком, коробка спичек, две стрелы, две шапки, два байковых зипуна, табакерка с нюхательным табаком, семь копеек денег, изображение оленя, вырезанное из бересты, ситцевая рубаха, двое рукавиц, гарусный шарф, медный крест (там же, с. 96).
С анимистическим культом мертвых был связан и такой обычай. Жена умершего вырезала деревянную куколку-идола, в которого должна переместиться душа покойного. Она наряжала его, разговаривала, советовалась, угощала и укладывала его с собой в постель. Это общение с идолом продолжалось примерно в течение пяти лет (хантыйский год равен 6 месяцам). По истечении этого срока идола хоронили, соблюдая все правила похорон, и женщина считала себя окончательно свободной от брачных уз. В религиозных представлениях и суевериях многих народов имеет место вера в существование и появление призраков. Это и есть анимизм чистейшей воды. Призрак не что иное, как душа умершего, отделившаяся от тела и продолжающая самостоятельное существование.
«Мне удалось узнать о следующем образчике суеверий. При прощании с покойником, чтобы он не очутился на том свете за каменной стеной и можно было бы с ним увидеться, родные и знакомые точат на брусе нож, причем брус из рук в руки не передают, а кладут его на отдельное место для того, чтобы каждый подходил и брал его сам. Брус обыденной жизни остяки не передают один другому из рук в руки, разве только в каких-нибудь спешных случаях, и то не с ладони, а с противоположной тыльной стороны руки» (там же, с. 95).
Культ мертвых — проявление анимизма, но он, как это видно на примере сооружения идола в честь умершего, определяет содержание другой формы религиозных представлений — фетишизма.
Фетишами становились не все предметы, а избранные по каким-то особым качествам. С точки зрения верующего, такое качество предмет получает, когда в него вселяется что-то сверхъестественное. Именно это доказывает, что без анимистических представлений не могло бы быть и фетишистских.
Среди особо почитаемых фетишей у народностей ханты и манси — «Обской старик», «Медный гусь» и «Золотая баба».
«Обской старик» («Ас котль яныт ойка» — манс.), как это показывает само название, был наиболее древним из богов. Идол (фетиш) его находили в окрестностях устья Иртыша. Там же было и жертвенное место. Автор «Краткого описания о народе остяцком» Г. Новицкий, видевший, этого идола, описывает его так: «Некая доска, на которой нос изображает жестяная труба, стеклянные глаза и небольшие роги на голове; идол покрыт разными рубищами, а сверху накинута на него красная (красивая) одежда с золотой грудью».
«Обской старик» пользовался всеобщим почитанием угров, потому что он был идолом бога — хозяина водных просторов, и от него «зависел» успех или неуспех на рыбном промысле. Поскольку рыба была основным продуктом питания и обеспеченность пищей во многом зависела от режимов погоды и вообще от природных условий, то промысловики посредством жертв идолу рассчитывали умилостивить природу и создать наиболее благоприятные условия для промысла.
«Около этого бога лук, стрелы, панцыри, копья и прочее вооружение его, которым он иногда принужден бывает сражаться с другими водяными богами. В честь «Старика обского», пишет Г. Новицкий, — устроено две кумирни — одна при устьях Иртыша, а другая — на самой великой реке Оби; он живет попеременно по три года в каждой».
Поклонение этому фетишу совершалось так: когда наступает пора промысла рыбы, шаманы этого идола объявляют, что бог требует жертв и обещает за это хороший улов рыбы.
Ханты, захватив орудия промысла, бросаются к реке и первую попавшую нельму, осетра или муксуна приносят в жертву идолу. Они варят рыбу и мажут жиром рот и нос идола. Все остальное рыбаки съедают сами вместе с шаманами. После первой жертвы начинается основной промысел. Если он удачен, «обской старик» и обслуживающие его шаманы получают все новые и новые подарки от рыбаков.
«Но случается иногда, что жрецы «старика обского» объявляют волю этого бога о жертве и рыбной ловле преждевременно, то есть не рассчитав времени выхода рыбы из моря в реку Обь. Эта ошибка дорого обходится ни в чем не виновному упомянутому богу. Остяки, не уловив рыбы, бросаются к кумирне и начинают всячески ругать своего «старика»: «Ты забыл, кричат они, почести, воздаваемые тебе нашими отцами и праотцами, не радеешь о нашем промысле и губишь нас голодом». Этого мало — вытаскивают идола из кумирни, обвязывают его веревкою и таскают по разным нечистым местам, топча ногами и оплевывая его» (Буцинский П. Крещение остяков и вогулов при Петре Великом. Харьков, 1893).
В этом отношении к идолу одного из главных богов четко прослеживаются черты фетишизма, сформировавшиеся еще в эпоху первобытного равенства всех членов родовой общины. Бог представлялся равным со всеми и должен был «работать» как все. Обычно идол был наказанным до тех пор, пока не наступали сроки настоящего промысла и пока рыбаки не удовлетворялись богатыми уловами.
…Когда православные миссионеры добрались до «Обского старика» и бросили его в костер, то его душа «от пламене подобием лебедя излетевшего», — пишет Григорий Новицкий. Это еще одно свидетельство того, что фетиш потому и почитается, что в нем особая душа.
«Медный гусь» находился в Белогорских хантыйских юртах на р. Оби. Он был отлит из бронзы и помещен в гнездо, сплетенное из кусков сукна, кожи, холста. По представлениям верующих, этот идол был жилищем духа — властелина промысловых птиц. Приношение жертв этому идолу совпадало с другим важным промысловым периодом, когда начиналась летняя линька уток и гусей и возникала возможность их массового вылова.
Как свидетельствует П. Буцинский, вместе с «медным гусем» здесь хранился и еще один идол, по всей вероятности, являющийся изображением бога зверей. Увидеть этого идола не удалось, потому что спасая от сожжения христианскими проповедниками, ханты упрятали его, передав в другое место.
Но самым главным и особо почитаемым идолом была легендарная Сорни-най-«Золотая баба». До сего времени существует множество легенд о происхождении ее и даже местонахождении. Некоторые утверждают, что «Золотая баба» могла быть одним из идолов дохристианской эпохи на Руси, которую, спасая от уничтожения, постепенно увозили все дальше и дальше, пока она не оказалась в Югорских землях. Существует также мнение, что она могла быть произведением самих аборигенов или даже вывезена уграми из Рима, когда они будто бы делали набег в составе орд кочевников. Легенд много. С ними можно познакомиться в хорошей книге Ю. Курочкина «Легенда о Золотой Бабе», изданной в Свердловске в 1968 году.
Одни утверждают, что этот идол находится где-то на р. Конде. Ссылаясь на Г. Новицкого, П. Буцинский пишет: «Он находился в кумирне, в которую не только простой смертный, но и князь не смел входить; только один главный шаман имел это право. При кумирне всегда стояло два сторожа, одетых в красные одежды и с разукрашенными копьями в руках. Вогулы рассказывали русским, что когда этот бог захочетжертв, то издает голос, наподобие голоса ребенка». (Буцинский П. К истории Сибири. Сургут, Нарым, Кетск до 1645 года. Харьков, 1893, с. 27).
Такой «Золотой бабой» могла быть и «Калтась ами» (буквально: «мать родов»), проживающая у юрт Калтасьянских на р. Сосьве (Березовский район). Раньше на поклонение этой богине, считающейся матерью Мир суснэ хума («мирового наблюдателя») и, следовательно, женой Нуми-торыма, съезжались е только сосьвинские и кондинские манси, но и обские ханты.
Наконец, таким идолом мог представляться любой из многочисленных каменных или деревянных истуканов, разбросанных во многочисленных местах огромной Югорской земли.
Известно, например, что, желая добыть золото из Согомской «старухи» — каменной бабы, тобольский купец Сыромятников нагревал ее в пламени огромного костра, обливал водой, пока не убедился, что в каменном истукане никакого золота нет.
Интересное сообщение об истории этого идола сделал 11 апреля 1964 года по окружному радио научный сотрудник сельскохозяйственной опытной станции В. Бухменов. (Текст приводится в сокращении).
«…Интерес к великому идолу — «Золотой бабе» подогревался таинственностью сибирской земли, ее несметными богатствами… Великий идол принимал различные формы и одеяния, менял местонахождение на карте. Из всех крайне противоречивых сведений прошлых веков можно заострить внимание на следующем: «Золотая баба» или «Старуха» иногда фигурировала не золотой, а каменной, у бабы на руках был ребенок или два ребенка. Уместно вспомнить, что еще митрополит Симон упрекал инородцев в начале XV I в. в поклонении «Золотой бабе» и болвану «Войпелю».
В переводе с языка ханты «Вой» — означает лось…
В 1963 году от ханты Данила Петровича и Гаврила Петровича Сургучевых, проживающих в поселке Согом, я услышал довольно странное название охотничьего угодья — «Старухин лес». Они мне рассказали легенду.
На племя, что кочевало в верховьях рек Конды и Юконды, напали плохие люди. В неравной борьбе погибли большие и малые. Спаслась одна старуха с двумя детьми. Ее долго преследовали по лесам и болотам. Вблизи горы Полуденной, когда стрелы преследователей стали настигать беженцев, лось, на котором ехала старуха, попал в трясину и увяз. Обессилевшая старуха еле-еле доползла до вершины холма и окаменела там вместе с детьми. С тех пор так и стоят они каменные. На болоте — лось («войпель»), а невдалеке на холме близ Хой речки — старуха с детьми. Это предание о каменной старухе передается из поколения в поколение…».
Далее В. Бухменов говорит о трудностях пути к идолу, чем и объясняют, что он до сих пор мало известен историкам и этнографам. Заканчивает повествование он так:
«Таким образом, древний идол был, наконец, найден и сфотографирован. Каменная баба сейчас лежит без головы, отбиты груди и разбиты детеныши. Не раз в поисках золота ее калили огнем, затем обливали водой, чтобы она треснула, копались под ней…».
Кстати, легенды о золотой богине — это не монопольное представление обских угров. В знаменитом карело-финском эпосе «Калевала» мы найдем такое обращение одного из героев с заклинаниями к наиболее могущественным покровителям:
«Дочь прекрасная творенья,
Ты, краса, злотая дева,
Ты, древнейшая из женщин,
Ты, что мать была всех раньше…».
Совершеннейшая копия угорских представлений о Калтась-ами — матери родов, прародительнице!
Итак, золотых богов было много. Одни почитались на реке Казым, у ваховских хантов был свой «бог с золотыми волосами», среднеобские ханты Низямских юрт (Октябрьский район) поклонялись «богу с золотыми руками и ногами» — «сорни ёш итат урт, сорни кур итат урт».
Сведения о том, что якобы идола «Золотой бабы» угры перевозили с места на место, на наш взгляд, надо объяснять не действительной миграцией идола, а тем, что у каждого племени был свой «золотой», т.е. особо почитаемый, идол. Если учесть, что известия о них поступали в разное время, то совершенно очевидна иллюзия его миграции.
Владимира Ивановича Плесовских (1930—1985) многие помнят не только как журналиста, но и как интересного лектора-краеведа, продолжительное время возглавлявшего и объединявшего всех лекторов-общественников округа. Любовь к краю многие годы вела Владимира Ивановича в его исследовательском труде, который в 1981 году завершился в виде объемистой рукописи под названием «Динамика духовной культуры коренного населения Обского Севера».
Эта итоговая работа, результат собственных наблюдений и размышлений и изучения многочисленных литературных и архивных источников, до сих пор немногим знакома. В ней дан широкий обзор общественно-экономической и духовной жизни населения югорской земли как в условиях дореволюционной России (социальное устройство, экономика, культура, просвещение, быт, система религиозных представлений, попытки христианского просвещения), так и в послеоктябрьский период. Мы имеем возможность опубликовать фрагменты одного из ее подразделов — «Система религиозных представлений».
Журнал «Югра», 1992, №7
