Иван Каскин. На фото: ю. Богдановские. Семья крестьянина Савельева
Пантелимон
— Николай, ты когда мне бродни сошьешь? Скоро сентябрь, на бора пойдем, а я в чем пойду?
— Сошью. Вы вот с мамой сухари сушите. Через неделю-две мы с тятей в Ярку завоз будем делать, да еще там надо в порядок привести кое-что, подладить.
— Пойду к Настеньке, соседке! Она мне к Пантелимону кофту шьет.
— Настенька, ты дома? Я к тебе! Наверно, уже готова?
— Ты что?! Нет свободного времени. Только что с тятенькой приехали с покоса. На вот! Я только сметала, меряй!
— Вот здесь, я думаю, вытачки сделать надо.
— Девка, да ты что?! С тобой что-то неладно? Какие вытачки? Ты посмотри-ка на себя! Ты ведь полнеешь! У тебя скоро пузо на нос полезет!
— Скажешь тоже! До этого еще далеко!
Престольный праздник Пантелимон всегда проводился в Цингалах. Сюда съезжались на праздник гости из близлежащих деревень Заводных, Батово, Саргачей, Сотников, Семейки с низовья Иртыша, а сверху — из Денщиков, Лугофилинска, Горнофилинска, Чембакчино. Плыли на лодках-неводничках, долбленках-переметках, где на веслах, где бечевой.
Всегда ждали его, готовились заранее. Бабы себе обновки делали, швеям-самоучкам было дела в это время. Хозяйки накануне стряпали, варили, жарили — кругом все шипело, бурлило, дымило. Каждая хотела показать свое мастерство. Ходили в лес собирать ягоду — смородину, малину, черемуху. Настаивали брагу, гнали самогон. Мужики ловили рыбу на реке: стерлядь, нельму на пироги.
— Девки, слышите? Гармошка! Кто же это играет?
— Да кто? Яшка Курбатов! Разве не слышишь? Двухрядка!
Яшка был виртуоз. Как заиграет — ноги сами в пляс пойдут, а язык частушку подхватит.
— Девки, пошли на берег!
Девки всей гурьбой пошли навстречу парням.
— А! Девахи-раздевахи! Красоточки черноглазые! К нам в компанию!
Девки, подстроившись к компании ребят, одна за другой запели частушки под гармошку:
Гармонь нова, гармонь нова,
Гармонист шатается.
Неужели гармонисту девушки
Не нравятся!
Гармониста я любила,
Гармониста тешила!
Гармонисту на плечо
Сама гармонь я вешала!
Мил, измены, мил, измены,
Я измены не боюсь!
Ты пока измену делашь,
Я с другим позадаюсь!
У поленницы, у дров
Говорили про любовь!
Как поленница упала,
И любовь наша пропала!
Ты залеточка, залеточка,
Вертучие глаза!
На тебя, моя залеточка,
Надеяться нельзя!
Ты, сорока-белобока,
Научи меня летать!
Невысоко-недалеко —
Чтобы милого видать!
Девки с ребятами пошли по набережной улице до танцевальной площадки напротив дома Батурина. Танцевальная площадка — деревянный настил, с трех сторон которого в два ряда сиденья. Тут же около площадки были спортивные снаряды — качели, турник, шест для лазанья, канат,трапеция, кольца, исполин, кружалка-карусель. Все было занято! Стар и мал занимался своим делом.
— Яша, сыграй нам краковяк!
— Манька, пойдем станцуем?
И пошло дело! Пара за парой закружились в танце.
— Яша, тустеп!
— Яша, подыспань!
— Хватит! Яша, кадриль!
Этот русский старинный танец требовал хорошего знатока очередности его этапов, захватывал всеобщее внимание присутствующих.
— Васька! Пойдем, там в третий лишний играют!
Народу было много. Каждый развлекался по-своему: одни играли в лапту, другие — «выжигали» из круга («Поймай меня, плетень, золотые ворота!»). Гармониста Яшку сменил Федька Салтанов. Запела его голосистая 18-клавишная тальянка на всю деревню.
-— Федор, давай плясовую!
— Катерина, твой выход! А то засиделась!
— Я-то? Сейчас! Цыганочку!
— Вот Катька дает! Чистая цыганка!
— Она и так от цыганки.
— Ты что, паразит, к моей лезешь?!
— А кто возле моей крутится?
— Кто тебе сказал? Откуда ты это взял?
— Сам вижу!
— Тебе что? Зубы выбить? Выпил и отваливай!
— Мне! Мне! Зубы выбить?! Я тебе выбью! На! На! Получай! Зубы захотел выбить!
— Да вы что? Ребята! С ума сошли! Чего не поделили?!
— Васька, Николай, перестаньте! Опомнитесь!
— Пана, уведи своего домой! Проспится, протрезвится — к ночи пригодится.
А тут же рядом, в нескольких шагах, ребятишки организовали борьбу с носка и в охапку. Около них образовался круг. Мужики начали подзадоривать.
— Алешка, Алешка! Подбивай ногу и вали! Смелее! Смелее!
— Санька, Санька! Не поддавайся! Он хоть и пузан, а пустой!
— Это что? Верхнеконский борется с нижнеконским!
— Верхнеконский возьмет! Видишь! Видишь! Какая у него хватка! Он одной пузой вашего свалит.
Надежды оправдались. Все же Алешка свалил Саньку.
— Ну, что? Я говорил? Так оно и есть! Наша взяла! А вы говорите — пустой. Нет, у него сила и хватка есть! Мужики, что вы стоите? Абышев, заменяй Алешку!
— Я? Могу заменить! Я готов! Кто смелый? Начнем в охапку! У кого есть ремень или опояска?
— Вот ремень! Возьми! Выдержит, крепкий!
— Семейка выходит! Вениамин, не поддавайся!
— У Абышева кишка тонка!
— Это мы еще посмотрим, у кого кишка тонка!
— Ширю круг, шире, ребята!
— Ну, Вениамин, держись!
— А ты меня не пугай! Вот сейчас возьму и будешь на земле!
— Бери, бери! А я вот так!
У Вениамина только ноги сбрякали. Абышев придавил его к земле!
— Вот и нет ваших! Вот тебе и кишка тонка! Следующий! — разгорячился Абышев.
— Чембакчина выходит! Арсений, покажи свою силу!
— Вошку я сразу к когтю! Справлюсь!
Походили-походили. Покружились-покружились. Абышев чуть приподнял на руках Арсения, да как тряпнет его о землю. Арсений поелозил-поелозил и сдался.
— У вас что кроме Абышева никого больше нет?!
— Как нет? Найдем! Сейчас вот Ефимка Чабаев выйдет! Ефим, замени Абышева! Не подведи! Надеемся на тебя!
— С носка сборюсь, в охапку не буду.
— Слушка! Слушка! Покажи свою силу! Кто из вас смелый? Или никого нет? О! Молодец, Автоша! Ну, Ефимша, держись!
Борцы одели ремни через плечо.
— Автоша! Возвеличь заячье племя! Докажи, что мы по кустам не прячемся! Мы мол, тоже с усами!
— Автоша слабак! Куда ему против Ефима! Не вытерпит!
— Кто его знает? Как на человека смотреть? На иного смотреть не на что, а когда надо — откуда сила берется, внутреннюю что ли имеет.
Борцы сначала подергали за ремни друг друга, проверили, кто чего стоит. Борьба входила в азарт. Автоша не уступал Ефиму. Все следили за поединком. Долго ходили, кружились. Ефим, улучив удобный момент, вертанул через ногу Автошу и смял его.
— Следующие! Желающие есть? Кто на Ефима?
— Филинские выступают!
— А, чернопятые? Просим!
— Курбатов! Курбатов! Харитон, выходи!
— Вот это сила на силу! Интересно, кто кого?
— Харитон поувертистее, смекалки больше.
— Смекалка смекалкой, да и сила, брат, нужна.
— Ты смотри, Ефим силой берет. Харитона силой не возьмешь, только свою истратишь. Тут надо брать хитростью! Нет у Ефима нужных приемов.
— Ефим, Ефим, подцепляй носком ногу и вали!
— Эх! Сам на себя навалил! Тяжелый, не сумел вывернуться. Бывает!
— Давай еще раз!
— Что ты? С меня хватит!
— Давай еще раз! Боишься?
— Ефим, ты что?! Ты меня за грудки не бери! Хватит! За что?! Вот дурак!
— Ребята, филинских бьют!
— Цынгалинцы, Ефимку выручать!
— Кого бьют! Кто его знает!
— Да ты смотри! И наши там! Пошли на помощь!
Получилась куча. Кто кого бьет — не поймешь. И сколько бы продолжалась эта драка? Кто-то из соседей прибежал с ружьем, пальнул в воздух:
— Разойдись! Стрелять буду!
Еще выстрел в воздух. Мало-помалу свалка стала утихать. Мужики и парни начали один по одному расходиться по домам. У одного синяк под глазом, у другого кровь течет изо рта и носа, у третьего шишка на голове. Остались на поляне только ребятишки, да кто в драке не участвовал. Девки и парни танцевали на площадке, пели песни да частушки под гармошку до самой темноты.
— Мама, Николай спит?
— Спит. Кое-как усыпила. Тихо! Не разбуди, а то беда будет.
Рано утром Мартын Васильевич был уже на ногах. Поднял Николая, отправил его на луг напоить Савраску. Пасся он на длинном аркане, привязанный за кол. Осиповна ушла коров доить. Подоив, разбудила Оську — гнать коров на поскотину. Маньку заставила картошку чистить.
Проснулся Петр Петрович Курбатов с женой (гости из Филинска ночевали в новом пристрое). Осмотрелся одним правым глазом, другого не было, спросил, где умывальник.
— Как ночь ночевали на новом месте?
— Хорошо! Как заснул с вечера, так и не шевелился. Только моя что-то все с боку на бок вертелась.
— Как не будет вертеться, если ты не догадливый!
— Нет, дедо Мартын! Мы уже об этом не думаем!
— Не думаешь! А дети откуда берутся — что ни год, то ребенок?
Явились гости из Заводных — Чалкин Никон с женой. Из Семейки — Исаков Иван Алексеевич, тоже с женой Настасьей — дочерью Мартына Васильевича и Татьяны Осиповны. Пришел сын Николай. Осиповна со сношкой суетились на кухне, ставили на стол угощенья.
— Гости мои дорогие! Проходите за стол, рассаживайтесь!
Гости расселись по лавкам. Хозяин разлил самогон по рюмкам, пригласил выпить.
— Гости дорогие! Выпьем за встречу, за дружбу, за наше здоровье!
Все выпили, покрякали, поморщились.
— Хорош первач! А ж душу захватывает! Идет да жжет!
— Это Осиповна такой делает. Насчет этого она мастерица.
Поели, перебрасываясь отдельными словами. Выпили по второй — за здоровье гостей.
— Какие слухи идут, мужики, о войне?
— Дела наши на фронте идут неважно — то немец наших побьет, отгонит, то наши его.
— Опять, говорят, в рекруты брать будут! Скоро до стариков доберутся.
— Что война! Известное дело — солдат в окопах гниет, вшей кормит.
— Офицерье вина распивает да баб щупает. Попы на тот свет солдат благословляют.
— Чем воевать? На фронт везут одни иконы. Говорят, одна винтовка на двоих, на троих. Ждут своей очереди — или винтовку или пулю в лоб, или штык в бок.
— Намедни у нас Илья Савин — без ноги на костылях пришел, в госпиталях валялся. Рад, говорит, что живой остался, из пекла вылез. А Мишка Чугин кривым явился. Домой пришел, а жена скурвилась — за другого убежала.
Кто-то из баб затянул песню:
По Дону гуляет, по Дону гуляет!
По Дону гуляет казак молодой!
Только закончилась песня, появилась новая.
Сижу за решеткой в темнице сырой,
Вскормленный в неволе орел молодой,
Мой грустный товарищ, махая крылом,
Кровавую пищу клюет под окном…
— Да, брат, война затягивается. Наверное, ей конца и края не будет. У нас в деревне пошли слухи, как будто Иван Пелымский попал в плен к немчуре. Спрашивал соседку — говорит: от него нет никакой весточки, как угнали. Евсеев Никанор тоже как в воду канул.
— Ничего особенного. Война есть война. Измелет в труху она человека, как мельница, — поддержал Иван Алексеевич.
…Как в степи глухой замерзал ямщик!
Он товарищу отдавал наказ:
Ты, товарищ мой, не попомни зла…
Передай жене кольцо обручальное!
— Бабы, а бабы? Хватит вам голосить! Неужели до нас доберутся?! Неужели наши головушки будут валяться на поле?
А бабы знали свое дело. Не обращали внимания.
…Бежал бродяга с Сахалина
Звериной узкою тропой.
…То не ветер ветку клонит,
Не дубравушка шумит…
Так пели и пили. Стало уже темно, подошел незаметно вечер. Петр Петрович уснул за столом, жена свалилась на хозяйскую кровать. Иван Алексеевич и Чалкин Никон с женами стали собираться домой. Дед Мартын пошел их провожать. Были слышны отдаленные звуки гармошки да пение частушек и песен.
Подготовка к борам
Вот и закончился Пантелимон. Пошли дни за днями в житейских хлопотах. Кое-как управились с сенокосом, дед Мартын с Николаем уехали на переметках в речку Ярку ремонтировать избушку да за одним увезли запасы питания. В сентябре поспевает брусника. Сбор ее был одним из главных промыслов местного населения. Готовились к нему заранее. Каждая семья отдельно или в складчину строили и ремонтировали избушки в одном из боров по Ярке. Так образовалась Большая деревня, а бор назвали Избушечным. Попасть туда можно было на лодках в большую воду, это случалось не каждый год, или пешком тащить на себе в кузовьях продукты питания. Сбор ягод проходил до выпадения снега.
Мастера из бересты делали кузовья, набирушки, туеса, обувщики из самодельной кожи шили бродни с длинными голенищами, легкие чарки с опушками для женщин. Чтобы обувь не промокла, ее пропитывали озерным илом, смазывали смолой и дегтем. Без такой обуви не попасть на бора. Смолу и деготь тоже гнали сами, для этого делали специальные перегоночные ямы в земле на гриве, где сейчас кузница. Гнали из хвойного и березового корья. Смолой смазывали сани, телеги, лодки.
Дорога на бора дальняя, с ручьями, с болотами, а в одном месте речку Ярку нужно переходить вброд выше колена. Ребятишек перетаскивали на себе. Срок выхода на бора заранее определялся на сходке. Отправлялись все в один день целыми группами. В одиночку не шли — боялись медведя. Дома оставались только немощные старики, старухи да малые дети.
Наследник
Пришел день выхода на бора. Утром дед Мартын с Николаем выехали на переметках в Ярку. Николай договорился с женой встретиться у Дальнего сора, а оттуда он ее повезет на переметке. Пана с подружкой Настей Исаковой и другими соседками сговорились идти вместе. В эту группу входила Манька — дочь Николая от первой жены, и ее сродный брат Оська, племянник Николая. Ягодники собирались у Мартыновских.
— Ну, вы скоро соберетесь? Мы уже готовы!
Осиповна хлопотала по сбору своих и не один уже раз говорила сношке:
— Пана, не ходи. Ты посмотри на себя — куда ты идешь? Вдруг что случится? Не близкое место. Ты ведь не одна.
— Мама, я чувствую себя нормально, успею еще ягод набрать.
— Ну, бог с тобой! Меня потом не вини.
Молодежь надела на себя кузовья, взяла набирушки, пошли. Осиповна перекрестила их вслед. Шли бойко. Дорогой перебрасывались деревенскими новостями. Парни и девки шли легко, на ходу играли, толкали друг друга.
Подходили уже к Дальнему сору. Пана вдруг ойкнула:
— Настенька, у меня в животе колет.
— Ты что, девка? Вот не ко времени!
— Николай должен подъехать, мы договорились.
И правда, вдали показались лодки. Девки замахали платками — лодки пристали к берегу.
— Что случилось?
— Беда, Николай, у Паны родовые схватки!
Дед Мартын выругался:
— Мать твою перемать! Все не как у людей! Тебя кто тащил сюда?! Николай, перекладывай свои вещи в мою лодку и гони домой!
Николай посадил жену в лодку и погнал обратно. Девки закричали:
— Счастливого пути!
Ягодники пошли дальше своей дорогой. Дед Мартын поехал с грузом в Ярку.
— Ой! Ох! Тошнехонько!
— Терпи, Пана! Терпи! — Николай гнал лодку, что было силы.
— Ой! Ой! Николай, нет больше терпенья!
— Терпи! Терпи! Скоро будем дома! Вот уже запор! Терпи!
Лодка не плыла, а летела, как на крыльях, хорошо, что помогало еще течение. Наконец, Николай пристал к берегу. Вывел жену из лодки, повел домой.
— Скорее, Пана, скорее!
— Не могу, Николай! Я присяду, идти не могу.
— Домой, домой пойдем! Дом-то ведь рядом!
Поднялись кое-как по ступенькам на высокое крыльцо, прошли по сеням. Стали перешагивать порог — начались роды.
— Николай, беги скорее за бабкой Василисой! Не стой! Беги!
Николай убежал к соседской бабке-повитухе. Услугами ее пользовалась вся деревня. Пришла Василиса.
— Что у вас случилось? Я так и думала! Давно присматриваюсь к Парасковье. Как ты, старая, отпустила ее на бора?
— Что с молодыми сделаешь? Что хотят, то и делают! Они нас не слушают.
Около матери лежал и кричал во все горло новорожденный.
— Я все сделала. Родился сын в рубашке. Николай сына хотел, рад будет, — сказало Осиповна.
Пришел Николай.
— С сыном тебя, Николай! Магарыч с тебя!
— Будет, будет, баба Василиса!
— Теперь, иди во двор, нам не мешай, у нас тут бабьи дела.
Баба Василиса подняла Пану, повела ее в баню. Осиповна завернула младенца в пеленки, пошла следом. Пришли бабы из бани. Родилку с сыном уложили в постель. Зашел в избу Николай. Осиповна поставила на стол еду, принесла бутылку самогона. Выпили за здоровье роженицы и малыша. Поздравили Николая с сыном.
— Вот что, Николай, назови сына Иваном! Скоро будет осенний Иван. Имя подходящее, — посоветовала Василиса.
На этом и порешили. Через неделю Николай уехал в Ярку.
Продолжение следует…
