Из устных рассказов, записанных Е.Л. Кузаковой. На фото: семья из селения Кугипауль, р. Сосьва. 1909
«Когда я была молодая, жила в поселке Щекурья. Там я родилась. Там отец и мать жили. Кроме меня, в семье были три брата и одна сестра (старшая). Сестра вышла замуж, в доме мужа живет. Один мой брат на Урале оленей выпасал. Два брата в лесу белок промышляли.
Мне исполнилось семнадцать лет. Я жила у отца.
Однажды с низовьев реки к нам приехал юноша на оленьей упряжке. Оленья нарта была загружена полностью вещами. Эти вещи он привез моему отцу для выкупа меня. Он когда-то в прошлом уже приезжал к отцу. Они уже встречались и договорились, сколько вещей, шкур оленей надо привезти для выкупа. Эти вещи юноша теперь и привез.
Он вошел в наш дом, поздоровался с отцом и матерью. Вскоре и котел вскипел, еда готова. Стол накрыли, стали есть.
Отец привезенные вещи в амбар положил. В наш дом собралось очень много народа. Вся наша родня была у нас. Одного брата не было, он был на Урале. Этот брат меня очень любил.
Сидели все, разговаривали. Отец встал, ко мне идет, близко подошел, говорит:
— Ну, доченька, собирайся! Этому юноше я тебя продал. Хватит у нас жить. Пришло время выходить замуж! Быстро соберешься и поедешь!
Мне этого юношу очень не надо было. Ехать к нему совсем не хочу! Села я на кровать и никого близко не подпускаю. Отец, два брата мне как ни говорят, я совершенно их слова не слушаю, говорю:
— Я сама пойду за того мужчину, кто мне нужен! А сейчас совсем не пойду!
Сидела я, сидела, стала плакать. Потом взяла свои косы в руки и ими бью тех, кто ко мне подходит. Совсем ни одного слова не слышала, все время плакала и била косами. Косы мои очень длинные были, до пола.
Потом старшая сестра села ко мене на кровать, совсем тихонько мне начала говорить. Говорит, меня жалеет. Я, слушая ее, выпустила косы из рук. Руки, как палки, упали на колени. В это время зять и брат меня схватили, стали выносить на улицу. Я посреди пола упала, снова бороться стали. Я хотела снять сахи, но никак не могла развязать завязки. Тут зять, брат меня хорошенько схватили и вынесли на улицу. Там стояла оленья нарта, очень красивая, хорошо сделанная. Меня в нее втолкнули.
Как ни пыталась я убежать, но не смогла: я была привязана к нарте веревкой. Так меня увез юноша на Урал. Два года на Урале жила. Один год в Щекурье жила. Прошло четыре года и только тогда я приехала в Алтатумб.
Когда я вышла замуж, муж не имел даже чайника. Ничего не имел. Они все время кипятили котел, болтушку варили и ели.
Так я была выдана замуж. Теперь у меня осталась только одна дочь. Все дети умерли».
Записано со слов манси Гоголевой Акулины Прокофьевны, 90 лет, неграмотной, в 1951 году в дер. Алтатумб Березовского района.
«Река Евра — своенравная и быстрая, с холодной коричневой водой. Летний запор ставился коллективно всеми мужчинами деревни. Затем делился по мужским паям. Каждая семья имела свой участок запора. Для запора готовили специальное желье из сосны высотой до семи метров. В воду через всю реку сначала вбивали толстые сваи, к которым привязывали сосновыми корнями длинные жерди в три ряда: два ряда из них были в воде, один — над водой. Желье корнями деревьев сплетали вместе, получались своего рода щиты. Вот эти щиты и надо было привязывать под водой к жердям. Для этого нужно было обладать силой, здоровьем и уменьем. Не каждый мужчина мог нырять и работать под водой без каких-либо масок, иногда не обходилось и без беды. Задолго до установки запора выбирались молодые и здоровые парни, мужчины, которые готовились в качестве ныряльщиков. Одновременно в воду ныряли трое-четверо, тянули с собой щит и очень быстро, ловко и крепко должны были привязать его под водой. Одни выплывали, ныряли другие. Так устанавливался летний запор. Специально оставляли часть реки от берега, примерно до двух метров шириной, незагороженной. Тут, на берегу, убивали петуха или овцу, пускали кровь убитой жертвы, говоря: «Водяной, мы тебе даем кровь, ты нам дай рыбу». Только после этого ритуала ставился последний щит. Вдоль всего запора от одного берега до другого устанавливалась лава, по которой ходили, когда ставили и вынимали морды.
После ныряния в воду ныряльщики грелись брагой, а потом в специально натопленной бане. По окончании всех работ мужчины пили брагу. Женщин на запор не пускали».
Записано в пос. Дальний в 1984 г. от манси Молоткова Кирилла Васильевича.
«Населенный пункт Левдым раньше считался городком. Сюда на старинный праздник Петров день съезжались манси из деревень Яхотпауль, Кошат, Вершина. Здесь на Святой горке манси гуляли два-три дня. В жертву духам резали скот. Непременными инструментами на таких гуляниях были мансийские пятиструнная бандура и девятиструнный журавль. Струны делались из жил скота.
Второй приход находился в мансийском селении Сатыга Кондинского района. В Сатыгу на праздники приходили и восточные манси с Юконды, из Шугура и Карыма. Они шли охотничьими тропами и таежными дорогами. В Сатыге был свой мансийский князь по фамилии Сатыгин. Эта фамилия в селении преобладала».
Сообщил манси Нертымов Василий Прокопьевич, 83 лет, неграмотный, житель д. Левдым Карымского сельсовета Кондинского района. Записано в 1955 г.
Журнал «Югра», 1993, №3
