Леонид Бабанин
Люди, родившиеся, выросшие на берегах Оби, буквально пропитаны, пронизаны запахом, вкусом и даже… смыслом рыбы. Она не просто – питание, источник жизненных сил, она – в обиходе, в присловьях, в знаках и символах самого существования обитателей здешних мест. В сказаниях и загадках, даже в сакральных ритуалах рыба неизменно «всплывает» в своём многозначном содержании.
Столетиями, даже – тысячелетиями природа-матушка, животворящая водная стихия лепили, обтачивали каждый род, каждый вид рыбного семейства. И опытному добытчику не стоит никакого труда — по чешуе, по плавникам, округлому или вытянутому овалу тела, по уникальной геометрии губастой головы – определить уловное достоинство своей рыболовной снасти.
Не принято водяного бога гневить, гнушаясь не особо ценным содержимым сетей (благодарен будь любой добыче). Но всё-таки, сердце любого рыбака, даже самого опытного, обязательно зачастит, глаза – заблестят, если он углядит в ячее навострённую пирамидальными шипами спинку речной принцессы – стерлядочки.
Пиететное, вежественное отношение к стерлядке в нашем народе бытует независимо от того, пробовали или нет люди мясо этой легендарной рыбы. Книжные, киношные наши ассоциации неизменно увязывают богатство пиршественного стола с наличием на нём запечённой стерляди (бывало — и до десяти килограмм весу), взирающей на застолье ярко красными клюквинами, вставленными в глазницы.
Она, стерлядочка – весомейший аргумент в споре с русофобскими утверждениями о том, что русской национальной кухни не существует. Ведь это изысканное угощение по-настоящему могут приготовить только в России, в реках которой стерляди обитает больше, чем где бы то ни было. Особенно — в сибирских реках. Поэтому и отношение к ней в Сибири особенное. И готовят её здесь всяко, разно, но неизменно вкусно.
…Мои детские воспоминания о стерлядке, словно жемчужина из навоза, пробиваются сквозь память о тяжелейшем отцовском промысле, на который он частенько брал и меня с собой. На видавшей виды «Тюменке» со стационарным мотором Л-6 он ездил на Ёлку Шапку (так называется грива, что на малой Оби), собирать плавленый лес, оставшийся от разбитых штормами плотов. Отец прихватывал бесхозные лесины, связывал их в плоты и буксировал в Берёзово. Лесом распоряжался по своему усмотрению. Кто-то брал у него брёвна на дрова, добротные лесины шли на строительство.
Мне, малому, и интересно и каторжно было в тех поездках. Длился промысел не меньше недели. Чаще всего — в жару, среди несметных полчищ гнуса и комарья. Отец работал неутомимо, времени на отдых отводил совсем чуть-чуть. Собственно, когда нужно было подкрепиться, тогда и отдыхали. Разносолов, разумеется, никаких не было. Рыба да чай. А рыба, однако, не простая. Частенько отцовская сетка приносила нам на обед или ужин – стерлядочку. И как бы я не был измучен зноем, качкой, гнусом, её неповторимый, удивительно нежный вкус заставлял забыть все напасти, этим объеденьем оттесняя на второй и третий план все остальные ощущения. Жадно, до обжорной сытости «молотил» я наваристую ли, духмяную ушицу, на скорую руку приготовленный ли стерляжий малосол.
Папка добывал стерлядок ставными сетями. Попадало немного, но нам хватало. Стерлядь потрошили, промывали, круто пересыпали крупной солью и на пару часов упрятывали в толстое травяное одеяло. Потом тушки промывали от соли и вывешивали на самый солнцепёк. Янтарно-оранжевое мясо стерлядки под нещадными лучами солнца вспотевало густыми слезинками жира, которые без охотки и спешности сваливались с сочащейся брюшины в плотный ворс береговой травы.
Прошло время. Теперь уж я сам, взрослый мужик, обской рыбак, выезжаю на Обь, подрядившись на путинную страду. Каторжный это труд, уж поверьте мне. На сетной промысел вывозили нас в начале июня. Высаживаемся на берегу великой сибирской реки, заранее зная, что ждут нас великие же страдания и испытания. Либо – гнетущей жарой, либо — дождевой сыростью, гнусом и тяжкой, изматывающей до последней жилки надсадной физической работой.
За сутки в сети попадалось, в среднем, до двух центнеров рыбы. Пока сети закинешь, пока выберешь, пока вызволишь улов из сетевого плена, отвезёшь его на приёмный пункт, разложишь по ящикам, пересыплешь кусками льда, ящики уставишь штабелями… Уже и день прошёл. Из последних сил доберёшься до стана, безжизненным кулем ввалишься в палатку и уроешься в душный, беспамятный сон.
Чуть свет очнёшься, чертыхаясь и матерясь, напяливаешь непросохшую за ночь одежду, влезаешь в источающие густые запахи сапоги, плюхаешься на жесткую лавку моторки и вновь – выбирать сотни, сотни метров сетей. В середине июля заканчивался соровой лов. Рыба выходила на магистраль реки. Мы меняем дислокацию и начинаем плавной лов. С лодки в реку вымётываем донные плавные сети, которые плывут по дну Оби. Через час-полтора надо быстро-быстро выбрать сети в лодку. Так промышляем муксуна, осетра, нельму. Нет-нет, да и попадалась в этой, вполне аппетитной компании, с детства любимая и чаянная стерлядочка.
Обычно рыбаки, сдавшие улов кормприёмщику, ещё какое-то время кучковались на плашкоуте (плавучий рыбоприёмный пункт с двумя трюмами; в одном хранился лёд, в другом — рыба). Тут же иногда и перекусывали на скорую руку, выказывая свои фирменные способы обработки рыбы.
Однажды всех по-хорошему удивил Васька Соловьёв. Случилось у него как-то несколько баночек ядрёной аджички. Долго-нет он думал неизвестно, а только взял Вася ведро с водой, выпростал в него содержимое стеклянной банки, размешал как следует, соли пару жменей сыпанул и охладил этот аджико-тузлучок кусками колотого льда. Рыбаки, пришвартовавшись к плашкоуту, потрошили добытых стерлядок, кидали их в соловьёвский рассол. И уходили на очередной замёт. Когда возвращались с очередной партией рыбы, стерлядочка уже набирала кондицию. Ополоснёшь её от ярого рассола, вырежешь кусманчик посмачнее, хлебушком оттенишь неприедающийся, божественный вкус.
Кстати, на плашкоуте работал матросом ссыльный еврей, страстный любитель стерлядки. Украдкой сглатывая присущую поводу слюну, он, смущаясь неистреблённой интеллигентности, просил уходящих на плав рыбаков:
— Ребята, «звёздочек» привезите мне, пожалуйста, а?!
Он сильно картавил и, уважая собеседников, старательно избегал в речи слов с мучительной буквой «р». Питая особую любовь к стерлядке он, я думаю, не мог себе позволить порочить её имя искажённым произношением. Вот и придумал ей своё прозвание — слово, в котором не было строптивой согласной. Плашкоутчик тот утонул. Поскользнулся в штормовую октябрьскую погоду на мокрой палубе и выпал в чёрную обскую стынь. Река вскоре обернулась ледяным панцирем, интеллигентного матроса плашкоута так и не нашли. А «звёздочка» его прижилась в рыбацкой среде.
Идут годы. Многое меняется в нашей жизни. Про человеческую жизнь говорят — скоротечна. Подразумевая, что в природе нашей существенные изменения происходят по истечению многих десятков лет, а то и столетий. Однако, на памяти всего лишь одного-двух поколений рыбаков произошли необъяснимые, непредсказуемые и горестные перемены. Если сравнить уловы хотя бы четверть вековой давности и нынешние, можно сказать, что стерляди в полноводных сибирских реках практически не осталось.
Конечно, любители её (а есть ли такие? Как можно любить то, чего ты не пробовал?) могут себе позволить в гипермаркете выловить сачком из огромного аквариума востроносую шипастую рыбёшку с точно таким же названием. Но это вовсе не означает, что, даже пройдя через руки самого искусного повара, к вам на стол попадёт чудесного, неповторимого вкуса стерлядочка. Это — продукт химической и биологической индустрии нашей страны. Особи, выведенные из икринок речной стерляди, но выращенные в аквариумах на биологическом сырье. По вкусу они не имеют ничего общего с «дикой» речной стерлядью.
Грустно, конечно, смотреть на эти аквариумы… Хотя, с другой стороны, наверное, мы должны быть благодарны тем, кто старается сохранить этот вид, чтобы не только в легендах и старых кулинарных книгах можно было встретить упоминание о царице/принцессе/жемчужине российских рек.
Впрочем… впрочем, некоторое время назад мой пессимизм был нокаутирующе посрамлён. Произошло это в Челябинске, на юбилее одного успешного и сильно не бедного человека. О том, что торжества намечаются нешуточные, известило меня… приглашение. Вернее — «Приглашение», пришедшее по почте.
На роскошной бумаге, изысканного дизайна. Даже не открытка, скорее – диплом, вручаемый за весьма высокое достижение. Видимо, удостоится чести быть гостем на торжестве Юрия Владимировича – весомая награда. (Вспомнились дипломы, которые вручали мне вместе с литературными премиями в Союзе писателей РФ – выведенные с цветного принтера на простой бумаге).
В намеченный день и час подъехал я к усадьбе Юрия Владимировича, расположенной в живописном местечке под Челябинском. Огляделся. Просторная усадьба с солидным, добротным домом, двумя бассейнами (в том, что побольше, как в огромном аквариуме плавают рыбы), высокий кирпичный забор по периметру. Во дворе в два ряда выставлены столы, небольшая сцена сооружена для музыкантов. Словом, всё – честь по чести. Откровенно говоря, на таком застолье я оказался впервые. Среди гостей не было ни одного знакомого человека. Что ж, тем интересней будет, не отвлекаясь на праздные разговоры, наблюдать за происходящим. И я стал с любопытством разглядывать приглашённых на юбилей.
Кого-то сразу определял (батюшку в рясе, скажем), кого-то позже разъяснил (прокурора, например). И по одежде, и по манере держаться, я почти безошибочно различал состоятельных господ и людей скромного достатка.
Юрий Владимирович вдобавок ко всем своим достоинствам был заядлым рыбаком и охотником. На этой ниве, собственно, и свела нас судьба. Зная его пристрастия, я украдкой, но подробно разглядывал блюда, которыми был сервирован щедрый стол юбиляра. Мне было интересно – нашлось ли здесь место дарам природы, к которой так неравнодушен хозяин усадьбы. Однако, кроме перепёлок-гриль с первого обзора ничего не нашёл.
А празднество тем временем, уже вовсю закрутилось. Ведущий шпарил, как из пулемёта, представляя знатных гостей. Шутка ли – такую прорву именитых людей представить надо успеть, пока ещё народ не перевалил за экватор возлияний, после которого речи тамады больше досаждают, чем возбуждают. Один за другим поднимались с тостами-пожеланиями: «друг нашего Юрия — Генеральный…», » «директор департамента природных…», «не было бы юбилея и не было бы именинника, если бы не главврач Областной…».
И подарки были под стать событию и калибру личности Юрия Владимировича. Снегоуборочная машина, снегоход, коньяк столетней выдержки. Это соревнование на самый дорогой и сногсшибательный подарок начинало приедаться. Но, слава богу, из дома вынесли то, что способно было обрадовать душу истинного охотника — огромное блюдо (около метра в диаметре), на котором величественным ароматным курганом выложен плов из медвежьего мяса. Вершина этого кургана была увенчана отварными кистями медвежьих лап. Неподдельным восторгом и восхищёнными криками встретили этот дар директора пивного завода. Тут уж торжество достигло того нужного градуса, когда и юбиляру захотелось возвысить голос:
— Где этот столетний французский коньяк? — командным голосом воскликнул Юрий, повелев тут же разлить всем, хоть по капельке, дорогущего напитка. Разлили, выпили. Я был отчасти умиротворён, хотя и ждал, ждал: не может быть, чтобы такой охотник и рыбак не преподнёс в свой юбилей какого-то особого сюрприза.
Темнело. Зажгли фонари. Не умолкал ведущий. Играл и пел ансамбль. Сбивались в кучки мужики с сигаретками, обсуждали что-то своё, пьяненько ухахатывались. Внезапно музыка смолкла, и ведущий призвал всех к столу:
— Вы все хорошо знаете, уважаемые гости, что наш дорогой Юрий Владимирович -покоритель севера! Пятнадцать лет провёл на буровых. Он прошёл путь от слесаря буровых установок до начальника НГДУ. И сегодня Юрий Владимирович не теряет связь с севером. Он регулярно туда ездит, помогает землякам. И эта его любовь не остаётся безответной. Сегодня Юрий Владимирович дарит нам истинно северное яство, которое просит вынести к гостям!
И вот, из чрева его огромного замка вышел официант с большим подносом, на котором красовалась… да-да-да! Она — чудо-рыба, царь-угощенье – сибирская стерлядь. Килограмм на двенадцать. В нежной зелёной пене листьев салата, с красными клюквинами в глазницах. Да, вот это была настоящая, мало кем виданная роскошь. А официанты уже шли спешной вереницей, уже уставляли столы тарелками со стерлядью меньшего калибра – «килограммовками» (так их называют на Севере).
— Отведайте, гости дорогие, кондинской стерлядочки, — просто и коротко отрекомендовал Юрий Владимирович то, что в рекомендациях не нуждается. Наверное, для многих это был красивый и эффектный жест. А для меня он имел совсем другое значение. Я ещё раз убедился в том, что люди, живущие в лад с родной природой, осознающие себя её органичной частицей, никогда не променяют это единение, родство это, на мишуру роскоши и гегемонию вещизма.
Вот так сибирская стерлядочка, российская «звёздочка» затмила и столетний французский коньяк, и дорогую технику, и прочую атрибутику фешенебельной жизни. Боюсь только, что, если мы не научимся беречь и воспроизводить наши уникальные природные богатства, совсем скоро моя любимая стерлядка останется лишь в памяти, да в этих непритязательных строчках.
