П. Ситников
За тысячелетие святая церковь, в руках которой находилась значительная часть учебных заведений страны (церковно-приходские школы, епархиальные училища и духовные семинарии) и государство, в руках которого были все остальные учебные заведения (различные типы училищ, гимназий), не смогли решить вопросы образования населения страны и около 75% его было безграмотным. Люди со средним и высшим образованием составляли незначительную прослойку. Если же говорить о национальных меньшинствах, населяющих просторы Севера, Сибири и Дальнего Востока, то в графе «образование» можно смело ставить прочерк.
А вот другие факты. Уже в 1930 году СНК СССР принимает закон о всеобщем обязательном начальном образовании. В законе о пятилетием плане восстановления и развития народного хозяйства СССР на 1946—51 годы было намечено осуществление всеобщего обязательного семилетнего образования.
Если в центральных районах страны ускоренное развитие народного образования на базе начальной школы началось сразу же, как стала устанавливаться Советская власть, то в районах Среднего и Северного Приобья создание школ для обучения детей коренных народностей началось позднее, во второй половине двадцатых годов, а наиболее интенсивно школы стали открываться после того, как эти народности получили свою государственность, то есть после 1930 года, когда были образованы национальные округа.
Для меня наиболее близким и знакомым является Нижневартовский (до 1962 года Ларьякский) район, где я в течение длительного времени был связан со школой. Поэтому на примере национальных школ этого района и буду вести разговор. Положение их, думаю, было типичным.
Если становление школьного образования во всей стране испытывало трудности, то в условиях территориальной отдаленности, экономической и культурной отсталости районов Среднего и Северного Приобья, именуемых на языке ханты Югрой, точнее Югкрой (юг-дерево, кра-кривое), этот процесс шел наиболее трудно. Эти трудности усугублялись еще целым рядом обстоятельств. К их числу относилось отсутствие письменности у малых народов и кадров, владеющих языками этих народов. Немаловажное значение имело и то, что они с величайшей настороженностью и недоверием относились ко всему, что исходило от русских. Это вызывалось тем, что русские (а это были купцы и представители властей, служители православной церкви) в течение веков обманывали мх, спаивали и грабили, используя природную доверчивость и простодушие этих детей природы.
Первая национальная школа в районе была открыта в Корликах в 1927 году, заведующим был Баландин А. Н, впоследствии автор ряда учебников для национальных школ. В 1930 году начала работать Большеларьякская начальная школа, которой несколько лет заведовал А. Д. Панкин.
Нужно иметь в виду, что некоторые национальные школы, в том числе и Большеларьякская, содержались на средства Комитета Севера при ВЦИК РСФСР. Здание этой школы было построено так, что в нем размещались учебные классы, спальни и столовая для учащихся, а также квартиры для учителей. Кроме этого основного здания были хозяйственные постройки (типовой скотный двор и склад для хозинвентаря) и квартира для работника. Комплекс построек предназначался для содержания сельскохозяйственных животных, особенно коров, приучения детей к уходу за ними и пропаганды среди коренного населения необходимости разведения коров и перехода от полукочевого образа жизни к оседлому.
Другие национальные школы находились на местном бюджете в более стесненном положении.
В 1931 году в районе было всего три школы, из них две национальных. В 1932 году открываются еще две со смешанным составом учащихся — Охтеурская и Большетарховская. В 1933 году была открыта Толькинская школа.
О Толькинской школе следует сказать особо. Дело в том, что сообщение с Толькой могло осуществляться лишь в зимнее время, жители ее на все лето откочевывали к Чертову озеру и в поселке оставались в основном те, кто уже не мог заниматься физическим трудом. Так вот, учебный год в этой школе начинался с 1 января, продолжался в течение второй половины зимы и всего лета, а «летние» каникулы начинались в сентябре и кончались 31 декабря. В это время происходила смена учителей, потому что редко кто мог выдержать в такой изоляции более одного учебного года. Нужно сказать еще, что коренные жители Тольки называют себя хантами, не являясь ими на самом деле. Язык их близок к языку лесных ненцев, а внешний облик напоминает селькупов.
Когда в 1933 году Прасин пытался поднять толькинцев на восстание, учителя этой школы, в числе которых была К. Н. Пак, вместе с работниками Красного чума, продавцом, фельдшером и другими выдерживали «осаду». В составе Ларьякского района Толька была до 1957 года. В этом году она была передана в административное подчинение Пуровского района Ямало-Ненецкого округа.
В следующие годы открываются национальные школы в Сабуне, Колек-Егане, Красном Севере, Лапчинске и Пылино.
В 1936 году из состава Александровского района Томской области в административное подчинение Ларьякского района были переданы населенные пункты Нижневартовского сельсовета, расположенные по реке Оби. В двух из них — Мегионе и Вартовске (ныне Вампугольск) — были смешанные по национальному составу школы с преобладанием детей ханты.
Таким образом, сеть начальных школ s районе окончательно сложилась к началу сороковых годов.
До 1950 года была всего одна Ларьякская средняя школа, в средних и старших классах которой обучалось незначительное число детей ханты. В 1950 году была открыта Мегионская семи летняя школа, а в 1952 году Большеларьякская, года на два позднее — Большетарховская. Такая сеть национальных семилетних школ вполне обеспечивала осуществление семилетнего всеобуча детей коренной национальности.
Открытие Охтеурской и Корликовской семилетних школ состоялось в конце шестидесятых — начале семидесятых годов, когда в связи с выездом населения из Большого Ларьяка школа там была закрыта. К концу шестидесятых годов Мегионская школа перестала быть национальной в связи с полным изменением состава населения. Открытие нефтяных месторождений способствовало этому. Сейчас в районе функционирует шесть национальных школ.
Интересно проследить, как менялось число учащихся ханты. В 1931 году их было всего 33. Наибольшее число учащихся было в 1951 году — 311. Затем идет заметное уменьшение и лишь в 1962 году их число достигает 318. В настоящее время число детей коренной национальности в школах района составляет 247 человек. Несмотря на то, что территория района увеличилась за счет Сургутского, число учащихся уменьшилось. Это очень тревожный симптом, он требует серьезного осмысления.
Если в начале тридцатых годов проблему составлял сбор учеников в школу, то уже к середине сороковых годов этой проблемы не существовало. Раньше нередки были случаи, когда детей прятали, увозили их в середине учебного года. Впоследствии такие факты, если и случались, то. как чрезвычайное происшествие.
Надо сказать, что всеобучу детей коренной национальности придавалось исключительное значение органами власти. Для их доставки мобилизовался весь наличный транспорт, во все населенные пункты направлялись специальные представители и работники аппарата районо. Мне вспоминается такой случай. Работая в должности заведующего районо, я был вызван на заседание исполкома окружного Совета с докладом о выполнении закона о всеобуче. В тот год в районе не было охвачено учебой два человека, из них один ханты, поэтому я чувствовал себя довольно уверенно. Но кто-то из членов исполкома попросил назвать фамилии этих детей. Хотя фамилии эти были известны, но я не держал их в памяти и поплатился выговором за то, что, якобы, не занимаюсь конкретно всеобучем. Вот так.
Я уже отмечал, что серьезной проблемой обучения детей малочисленных народов являлось, да отчасти и Сейчас еще является отсутствие письменности и кадров, владеющих их языком. В свое время делалась попытка создания литературного хантыйского языка на базе казымского диалекта и была издана часть учебников, но это не решило проблемы, поскольку для говорящих на других диалектах он был мало понятен, особенно для ваховских ханты.
В 1955 году была начата работа по созданию букваря на ваховском диалекте, проводилась она под руководством Н. И. Терешкина, научного сотрудника института языкознания Академии наук СССР. Значительную помощь ему оказали учителя Ф. Печиков и И. Сигильетов. В 1956 году букварь был отпечатан и наши школы его получили. Но мне кажется, что учителями он был воспринят без особого энтузиазма. И это была единственная печатная книга на ваховском диалекте.
Учебниками национальные школы обеспечивало Ленинградское отделение Учпедгиза. При этом не обходилось без курьезов. Иногда в наши школы засылались учебники на ненецком, корякском, чукотском языках. Приходилось делать дополнительные заявки на русские учебники, и учителя пользовались ими, а из национальных использовались только иллюстрации.
Особую трудность представлял языковой барьер. В конце двадцатых-начале тридцатых это было особенно ощутимо, потому что в то время дети ханты, приходящие в школу, поголовно не знали русского языка, а учителя не владели хантыйским. Представьте себя на месте тех и других и вы поймете трагизм этого положения. Впоследствии несколько сгладилась острота этого вопроса, русская речь все более входила в обиход хантыйских семей, и дети в большинстве своем до школы овладевали ею, а учителя в какой-то степени овладевали (конечно, в очень малой) хантыйским в процессе обучения в Ханты-Мансийском педучилище.
Представьте себе такую картину. 18—19-летняя девчонка, вырванная из объятий родной матушки, волею неумолимого заведующего районо направлена на работу, скажем, в Комсомольскую школу. Время уже предосеннее. И вот она в легком пальтишке садится в обласок с двумя хмурыми на вид мужчинами, ей дают в руки весло (по обычаю хантов каждый из сидящих в обласке должен грести) и она отправляется в 4—5-дневное плавание сначала по реке Вах, затем по его притоку Кулун-Иголу, все против течения. А ночи уже темные и холодные, приходится коротать их на берегу у слабо горящего костра (ханты никогда не палят больших костров, считая, что огонь костра нужен только для приготовления пищи). Претерпев все муки почти недельного плавания в верткой хантыйской лодочке-обласке в обществе людей, языка которых она не знает, девочка попадает в не менее суровую обстановку. Хорошо, если при школе есть комнатушка для учителя, а то придется жить в хантыйской избушке, населенной большой семьей. Судите сами, как она устроилась.
Вот и школа. Пять-шесть детей разного возраста расположились на шатких, наспех сколоченных скамейках, за шатким же, подчас неоструганным столом. Сидят и смотрят на нее далеко не дружелюбно. Что сказать им, не знающим русской речи! Как и с чего начать урок!
А потом длинные зимние вечера при скудном свете жирника, отсутствие почты и общения, скудное, однообразное питание, до тошноты надоевшая рыба, настороженное, а подчас и враждебное отношение окружающих, недоверчивость детей. Вот приблизительная картина жизни и быта первых учителей национальных школ. Их работу я считаю героизмом.
Программа и учебный план национальной начальной школы имели два варианта и были не такими, как в русской школе. Первый вариант был предназначен для школ тех народностей, у которых уже имелась письменность. Она была рассчитана на преподавание в первом и втором классах на родном языке и изучение русского как предмета, а в 3—4 классах изучение родного языка как предмета с преподаванием уже на русском. Второй вариант программ предназначался для тех школ, где обучались дети народностей, у которых еще не было своей письменности. К таким относились и школы Ларьякского района. По этим программам преподавание должно было бы в первом и втором классах вестись на родном языке с изучением русского, а в третьем и четвертом уже на русском без изучения родного. Но если уж говорить честно, то преподавание на родном языке было просто фикцией. Все преподавание велось на «универсальном» русском. Вот чем обеднялось обучение в национальной школе и что приводило вольно или невольно к русификации коренного населения.
Серьезной ошибкой было, да и сейчас, пожалуй, остается этакое высокомерно пренебрежительное отношение к местным обычаям, национальному декоративно-прикладному искусству, фольклору, традиционным видам трудовой деятельности. Возможно, именно сейчас мы особенно отчетливо понимаем все эти упущения и ошибки.
Обучение в национальной начальной школе было рассчитано на 5 лет. «Лишним» здесь был так называемый нулевой или подготовительный класс. В этом классе дети обучались русской разговорной речи с таким расчетом, чтобы в первом классе можно было начать обучение их грамоте. В наших условиях, конечно, русской.
При каждой национальной школе функционировал интернат, где дети содержались на полном государственном обеспечении. Государство не жалело средств на обучение малых народностей Севера, Сибири и Дальнего Востока. Тем самым оно признавало и платило долги за многовековую их эксплуатацию и ограбление. С другой стороны, государство стремилось поднять уровень культурного развития этих народов. Содержание интернатов требовало не только финансов, но и материального обеспечения (оборудование, постельное белье и одежда).
Когда я вплотную столкнулся с этими вопросами, меня поразило то убожество, которое я увидел. А это было уже в начале пятидесятых годов. Всего трудней было с одеждой. Потребовалось много времени и ряд организационных мер, чтобы интернатские дети стали одеваться более или менее прилично, а не в обшарпанные пальтишки, рукава которых тащились по полу.
Начиная с пятого класса обучение детей ханты шло по тем же программам, что и в русских школах. Но и тут шли двумя путями. Первый заключался в создании смешанных классов. Сторонников этого метода было больше. Второй путь — дети ханты должны обучаться отдельно, в специальных классах. Сторонников его было меньше, и к ним принадлежал я. У тех и других были веские аргументы, но ,чаще верх брали первые, потому что на их стороне всегда был финансовый аргумент: детей ханты было мало, а смета не предусматривала создание классов с такой наполняемостью. Наш же аргумент заключался в том, что дети, не совсем твердо владеющие вторым языком, обычно думают на своем родном. Теперь проследите путь, по которому идет усвоение ими материала: услышав или прочитав по-русски новую мысль, он переводит ее на родной, на нем осмысливает и усваивает, но выразить понятную на родном языке мысль надо опять на русском, значит, приходится делать обратный перевод. Процесс длительный и трудный, а многие учителя, не понимая этого, сетуют на то, что дети ханты соображают медленно и плохо усваивают материал. На самом же деле все обусловлено именно тем, что процесс усвоения идет у них на двух языках. И как бы он ускорился и давал значительно лучшие результаты, если бы преподавание шло на их родном языке. Дети малочисленных народов нашего севера не менее других сообразительны, а в художественном отношении значительно одареннее других. Чтобы убедиться в этом, достаточно увидеть, как у них из простой лучинки, расцепленной и специально изогнутой, получается красивый стилизованный северный олень с разветвленными рогами.
Мои записки будут неполными, если я не скажу о тех, кто положил много сил на обучение детей ханты. В этом ряду я первым назову Е. И. Долгушина. После окончания Тобольского педагогического техникума поработав некоторое время в Сургутском районе, в 1934 году он приехал в Ларьякский район, работал в Ларьякской школе, затем длительное время был заведующим Большеларьякской начальной школой, воевал на фронтах Великой Отечественной войны, был тяжело ранен, стал инвалидом. Вернувшись с фронта, работал в районо, затем снова в Большеларьякской школе, а перед выходом на пенсию заведовал интернатом Ларьякской школы. Сейчас Ефима Ивановича уже нет в живых.
Всю жизнь проработала в национальных школах Т. И. Смирнова, прекрасно овладевшая хантыйским языком. Большую часть жизни отдали национальной школе А. Л. Рябкова, К. В. Николаева (Вогулкина), К. А. Баширова (Рамазанова), А. А. Сигильетова (Шашкова), Т. С. Токарева, А. И. Лескова (Смирнова), А. Д. Меркушина и многие другие.
Здесь я упоминаю только тех учителей, которые работали в тридцатые-шестидесятые годы. Характер и цель моих заметок состоят в том, чтобы показать первые шаги в развитии национальной школы и ее становлении. Сейчас же, я полагаю, наступил период ее полной зрелости. Сейчас другие условия ее существования, другие цели, люди и другая география. Те учителя, которых я назвал, подготовили почву для ныне работающих.
Мы вправе поставить вопрос о том, оправдала ли национальная школа те надежды, которые на нее возлагались, достигла ли она цели! Я отвечу на него однозначно: да, оправдала надежды, достигла цели. Эти народы создали свою национальную интеллигенцию. Из их среды вышли ученые, писатели и поэты, художники, учителя, врачи, средние медработники, инженеры и техники, общественные и государственные деятели — словом, специалисты с высшим и средним образованием в различных областях деятельности. А фундамент заложила национальная общеобразовательная школа, несмотря на все просчеты в ее организации, на все, что послужило причиной возникновения негативных явлений в жизни народов Среднего и Северного Приобья. Так воздадим же хвалу всем, кто вложил свой труд в дела национальной школы и кто эти дела продолжает.
Журнал «Югра», 1992, №7
