Валерий Крючков
Вниз про Оби
Своими лаконичными обтекаемыми формами «Комета» похожа на самолет. Индекс на борту И-134 вызывает досужие мысли о сотрудничестве двух генеральных авиаконструкторов, решивших на досуге воплотить свои идеи в «приводненном» варианте. Разница только в том, что под крыльями теплохода не тяжелые, набрякшие облака, хотя те же облака, но превратившиеся в желтоватую реальность обской воды и оставившие там, наверху, свою бесплотную оболочку.
Еще одно сходство с Аэрофлотом – пассажиры занимают места быстро, решительно. Стоянка в среднем – минута. Швартовы с кнехта, трап – и стремительным зигзагом судно ложится на курс. Крейсерская скорость – 82 километра в час. Механик не без гордости сообщил, что в двигателе «1800 лошадок». Теплоходы этого типа бороздят и бурные волны Ладоги, и мелководье Маркизовой лужи, то есть Финского залива, и даже занимаются каботажем в Тихом океане. В заключение, вздохнув, сказал, что прихотливый фарватер реки не позволяет «Комете» идти полным ходом – частые маневры, трудные лоции… С осуждением глянул на волны этой капризули Оби и спустился в свое ревущее машинное отделение. Мала ему, видите ли, одна из самых крупных рек планеты, в море ему хочется…
А пассажиры, недолго полюбовавшись довольно однообразным пейзажем, начинают выстраиваться в короткую очередь к буфету. Убеждаются, что на витрине, как и на прилавке, кроме рыбных консервов и черствых коржиков ничего нет. Говорят такие слова, что отделу рабочего снабжения Иртышского речного пароходства стало бы, мягко говоря, не по себе. Могущественная организация, да уж больно нерасторопная. Долгой сибирской зимы ей обычно не хватает, чтобы подготовиться к навигации.
Ну ладно, не хлебом единым, как говорят. Мужчины собираются группами покурить на площадках между салонами, и начинаются короткие, по большей части деловые разговоры. Как правило, собеседники быстро знакомятся и находят общих знакомых. В Сургуте, Москве, Мелитополе или никому неведомой деревне Балыкча, редко обозначенной и на самой подробной карте. Темы деловых диалогов чрезвычайно многообразны. И все же главные – сенокос, рыба, газопровод.
О последнем – меньше: трассовики в летних отпусках. А в районе села Перегребное неторопко плюхают два земснаряда; работники треста «Союзподводгазстрой» готовятся к прокладке дюкера через Обь. Подобного в отечественной практике еще не было. Земснаряды, похожие на гигантских гусениц, работают на левом, пойменном берегу Оби, а на правом чуть видны огоньки сварочных агрегатов – там сваривают трубы в плети. Необычный эксперимент позволит значительно сократить сроки строительства очередной нитки газопровода Надым – Пунга – Центр.
Я услышал диалог двух рыбаков, который имел продолжение позже, а Березово. Рыбаки почем зря ругали руководство Новосибирской ГЭС, а также алтайские ледники.
На другой день главный инженер Березовского рыбоконсервного комбината Анатолий Петрович Шишминцев начал разговор о рыбодобыче с упреков далекой электростанции и еще более далеким ледникам. Гидрологический режим в бассейне Оби к середине июля оказался далеким от прогнозирования. Тянущаяся на тысячи километров водная артерия, оказывается, не такая уж безграничная, коль скоро позднее таяние снегов в алтайских горах и несвоевременный сброс воды под Новосибирском подняли уровень воды в низовьях настолько, что березовские рыбаки не могут начать лов ценной рыбы на стрежевых песках. По слухам, только Дьяконов успел взять десяток осетров, а потом – как обрезало.
Заместитель директора по добыче Аркадий Николаевич Попов мрачно и медленно выговаривал в телефонную трубку:
– Нас пятидесятиметровый невод не устраивает. Не ус-тра-и-вает! Нам нужно семьдесят пять. И точка.
Молча подписал командировку, дал записку капитану, сказал:
– Ровно в четыре, в шестнадцать ноль-ноль.
И снова схватился за телефонную трубку.
Речное промыслово-транспортное судно – РПТС отчалило точно в 16.00. Грузное, неторопливое, начало оно свой ежедневный обход пяти рыболовецких участков. Капитан, механик-рулевой, моторист, матрос – вот и вся команда. Мощные фреоновые рефрижераторы – в двух отсеках каждый вмещает до шести тонн рыбы. Судно причаливает к плашкоуту, перегружает краном в свое чрево дневной урожай и – к следующему. 107 километров по кольцу за 18 часов – скучновато. Скорость 20 километров по течению, 16 – вверх. Вниз плывешь – белый бакен слева, красный – справа, вверх — наоборот. Восемь часов на вахте, восемь — отдых. Два дня работы, два – дома. Принял рыбу — швабри палубу. Однообразно, надоедает, наверное. «Работа», – коротко объясняет капитан Владимир Гаврилович Кориков. Ему чуть за тридцать, но выгладит он старше. Плавает давно. Подчиненные его уважают и чуть побаиваются: строг. Матрос, молодой парнишка, нечаянно уронил пепел на пол сияющего чистотой корабельного кубрика и получил нагоняй. Не в расчете на заезжего человека — случись такое со мной, и мне бы не поздоровилось.
– Приезжай на стрежевой лов — там интереснее, — приглашают, прощаясь, – или на Сосьву, на днях по новому кольцу пойдем, по игримскому. Скучно у нас не бывает.
Березово
Самолет приземлился ночью. Пассажир взял чемодан, сел в такси и поехал домой, в новый микрорайон. Отыскал свой дом, открыл квартиру, перекусил, привычно поругался с женой и уснул. И только на следующий день выяснилось, что он случайно сел не в тот самолет и оказался в другом городе. Таков, вкратце, сюжет одного веселого рассказа. Рассказ веселый, однако наводит на грустные мысли. Современные ритмы требуют конвейерного производства, стандартизации. Одинаковые дома, одинаковая мебель… Процесс этот объективный, и тем не менее…
И тем не менее, побывав в Березове, ты, кажется, глотнул чистой родниковой воды после долгого употребления водопроводной. Гордо и вольно раскинулось село на крутом высоком берегу Оби, разбежалось по холмам, спрятав околицы в таежную глухомань. Улицы его, названные большей частью именами прославленных земляков, то тянутся ровно и длинно, то карабкаются по склону оврага, то, осторожно подойдя к самому краю крутого яра, как бы вглядываются глазами-окнами в неоглядную даль, до самого горизонта изрезанную обскими водами. А здесь вот Левитан мог писать свое великое полотно «Над вечным покоем». Только вместо креста гордо белеет памятник Собянину, березянину, Герою Советского Союза. Чуть в стороне могила погибших в борьбе за установление Советской власти в уезде. Двое стройотрядовцев, молодые, усталые после работы и счастливые оттого, что они молодые, усталые от работы и что наконец-то вдвоем. Такая реалистическая связь поколений, времен. Память о более ранних поколениях хранит и погост, и старинной кладки красное здание школы, и с любовью написанная краеведами «История села Березово».
Эту книгу я не стал читать сразу по приезде. Хотелось самому неторопко побродить по селу бесконечными деревянными тротуарами, матово светящимися короткой ночью или ласково мерцающими после предутреннего дождя. Полюбоваться домами, непохожими один на другой. Несколько стандартных 12-квартирных домов пока еще не успели обезличить образ села. Но вот нынче на центральных улицах будет построено еще тридцать таких близнецов, с тусклым, одинаковым выражением лица. Снова с грустью вспоминается тот веселый рассказ о незадачливом авиапассажире. И еще слова моего попутчика, что если бы ему предложили на выбор окраину столицы, молодой нефтяной город или неблагоустроенное Березово, он бы выбрал последнее. Я тогда подумал, что это кокетство, теперь я так сказать не берусь. Конечно, если в рублях, то выгоднее построить на века бетонные пешеходные дорожки, чем бесконечно ремонтировать деревянные. Но не так уж много остается у нас сел, подобных Березову, – самобытных неповторимых, исконно русских. И, быть может, стоит поступиться лишним рублем, чтобы сохранить их прелесть. О тротуарах – это к примеру, причем нехарактерному, поскольку из четырех тысяч девяноста метров тротуаров, что построят нынче в селе, только девятьсот шестьдесят будут бетонными.
А дома? Что завтра станет на месте этого уже чуть покосившегося, с затейливыми резными наличниками, с воротами, любовно и прихотливо украшенными деревянной резьбой, с кокетливо изогнутым козырьком над печной трубой, на котором сидит жестяная птица непонятной, но, несомненно, умной и доброй породы? Или его соседа – легкого, просторного, выкрашенного со вкусом в два цвета, с изящной воздушной верандой – кажется, поставь вместо антенны парус, и поплывет он неведомо куда. И даже следующий – громадный, неуклюжий, подслеповато щурящийся маленькими хитрыми оконцами, упрятавший за трехметровым забором многочисленные дворовые постройки, – даже этот Собакевич выразительней, чем обшитые шифером близнецы. И, наверное, раскатают когда-нибудь по бревнышку мрачноватые, глухие пирамиды водокачек, силуэты которых неотделимы от облика села.
«За что он ратует? – могут сказать. – За старый быт, за деревянные тротуары, за коромысла?» Нет, тысячу раз нет. Размах жилищного и промышленного строительства, улучшение быта – это прекрасно и необходимо. Но как сделать, чтобы новое и старое переплеталось гармонично, дополняя и обогащая одно другим? Так, чтобы привези человека с завязанными глазами на вертолете, высади его в любом месте села – и человек, сняв повязку, мог радостно воскликнуть:
– Это Березово!
Интервью под рев винтов
Сто сорок лет назад молодой венгерский юрист Антал Регули прибыл в Санкт-Петербург с рекомендательным письмом Венгерской академии наук. Официальной целью визита было совершенствование в юриспруденции. Однако сухая сия наука весьма мало интересовала пытливого мадьяра. И вскоре, заручившись поддержкой и помощью русских ученых, Антал отправился в путешествие по загадочной и великой стране. Радищевский маршрут Петербург – Москва не устраивал начинающего этнографа. Из белокаменной он добрался до Казани, потом до Перми, а… далее везде по Западной Сибири и Уралу. Соликамск — Усолье — Верхотурье — Ирбит — Тавда — Тобольск — Шаим — Пелым — Усть-Манья — Сосьва — Березово — Салехард. Вот основные точки этого нелегкого маршрута. Итогом почти трехлетних скитаний Регули стали первая в истории, достаточно точная по тем временам карта Западной Сибири, интересные этнографические записки и непреходящая любовь к России, к людям ее. И к петербургскому академику с немецкой фамилией, и к рыбаку-ханты с фамилией и языком почти родственным. Хотя почему «почти» — на Четвертый международный конгресс угрофиннов, который состоится нынче в сентябре в Будапеште, представители коренных национальностей нашего округа приглашаются одними из первых.
У режиссера Венгерской студии документальных фильмов Дьюлы Сеплаки родилась идея повторить со съемочной группой маршрут Антала Регули и сделать к открытию конгресса фильм. И этнографический, и, конечно, социальный – ясно, что с тех времен перемены произошли великие…
Дьюла, с редкими рыжеватыми волосами, конопатый, как парнишка откуда-нибудь из Владимира, приветливо представляет своих коллег. Оператор Кальман Фаркош, его ассистент Йожеф Тот, консультант режиссера Янош Кодолани. Времени в обрез – вертолет спецрейсом Березово — Казым наготове, товарищ из аэропорта ходит кругами, опаляя меня недовольными взглядами, но милая приветливая переводчица его вроде бы не замечает. О чем будет фильм? Дьюла разводит руками – о многом. Хочется, чтоб о жизни. Очень хочется, чтоб получилось. К сожалению, пятнадцать минут экранного времени так мало. Лента будет в цвете, на широкой пленке. Отсняли уже раскопки могильных курганов у села большие Тиганы, под Казанью.
…Необычна судьба их народа. С территории нынешнего нашего Казахстана исторические вихри и столетия раскидали нацию по белому свету. Мордва, ханты, манси, карелы, финны, собственно мадьяры — все они родня, им хочется общаться, хотя бы изредка собираться вместе. Могильники в Татарии как две капли воды похожи на те, что раскапывают венгерские археологи. Охотник-ханты из северного села понимает мадьярского писателя не хуже, чем русского. Антал Гидаш, один из лучших венгерских литераторов, был влюблен в Россию, был большим другом многих наших писателей. В России же не одно поколение зачитывается Шандором Петефи. Судьбы народов перехлестнулись так прихотливо и многопланово, что, говоря об одной нации, невозможно не упомянуть о соседней. Соседней не по километрам, а по духу.
Впрочем, в исторические экскурсы пускаться нет времени — вертолет уже нетерпеливо машет крыльями. Банальный вопрос: «Как вам наш Север?» Улыбаются все. Переводчица, не ожидая ответов, говорит: «О-о-о!» Расшифровывает: «Такие люди, такие расстояния! Шестьсот километров вам – пустяк, а у нас это вся страна. Мы все не первый раз в Советском Союзе, а на вашем Севере впервые. Очарованы». «Как поживает Анна Беде, очень ли ее читают в Венгрии?» «Беде — одна из самых читаемых, мы ее любим!» «За что?» «За то, что пишет, как бы это сказать по-русски — вот, пишет сердцем, может это нехорошо звучит по-вашему? Большой привет ханты-мансийской земле. Мы знаем хорошо вас, писателей ваших – Тарханова, например, недавно перевели в Будапеште, там вышла книга его стихов. Еще раз со страниц газеты передайте привет вашим людям и вашей земле. Всем – рыбакам, лесникам и лесорубам. И нефтяникам, конечно: о Самотлоре мы столько слышали и читали. К сожалению, в Нижневартовск слетать не успеем, некогда». И комплимент на прощение нашему брату: «У нас точно такая же работа, как у вас. Сами понимаете: времени никогда не хватает. Досви-да-ния!»
«Ленинская правда», 13-15 августа 1975 года
