Слишком короток век

Владимир Струсь

Я долго сомневался, стоит ли эту историю предавать широкой огласке. Ведь эта давняя трагедия кидала тень на нашу деревню. А как хотелось открывать в ее истории страницы с добрыми и праведными делами… Но правда, пусть горькая и жестокая, должна иметь свое место в летописи деревни.

После долгих колебаний я решился рассказать о тех трагических днях 1921 года, легших кровавыми пятнами на талый мартовский снег Зенковской волости…

Первое упоминание о гибели Сургутского отряда в селе Зенково я нашел в воспоминаниях Дорониной Клавдии Петровны, участницы борьбы за установление Советской власти на Обь-Иртышском Севере. С января по август 1921 года она была фельдшером в партизанском отряде Платона Лопарева. Воспоминания К.П. Дорониной вывели меня на след непосредственной участницы тех событий — Таисьи Михайловны Томингас, в девичестве Ярковой. Свои первые воспоминания о зенковском эпизоде Таисья Яркова описала в «Сборнике воспоминаний о гражданской войне на Севере», выпущенном Березовским уездным комитетом РКП(б) по горячим следам в 1924 году.

А начиналась эта история в далеком двадцать первом.

События, предшествовавшие зенковской трагедии, подробно освещены Константином Лагуновым на страницах документальных повествований «Кровавая жатва» и «Двадцать первый». В январе 1921 года крестьяне Ишимского уезда Тюменской губернии восстали против существующей власти. Через несколько дней крестьянский мятеж уже полыхал по всей губернии.

«Крестьянское восстание в Тюменской губернии до сих пор остается белым пятном нашей истории. Многие тысячи крестьянских душ были безвинно и жестоко загублены большевиками и спровоцированном ими же кровавом и страшном крестьянском бунте 21-го года», — пишет Константин Лагунов.

«Очистим землю, России от насекомых, жуликов и богатеев. Смерть кулакам!.. Главная забота реквизировать, отбирать, изымать!» Это были лозунги военного коммунизма, когда под угрозой насилия все реквизировалось и отбиралось. Уже и отбирать-то было нечего, крестьяне уже не хотели сеять, потому что бессмысленно сеять хлеб, который отберут завтра.

Историк Дмитрий Волкогонов, работая с рассекреченными ленинскими декретами, предал огласке одно из таких распоряжений того времени. Из записки В. И. Ленина: «Пенза, т. Кураеву. Необходимо нанести сильный удар по кулачью, сейчас наступает последний, решительный бой. Первое — повесить, непременно: повесить (подчеркнуто двумя чертами. — Д. Волкогонов), дабы народ видел (извилистой чертой. — Д. Волкогонов) не меньше ста заведомых кулаков (подчеркнуто тремя чертами. — Д. Волкогонов), не меньше ста повесить богатеев и кровопийц. Второе — опубликовать их имена. Третье — отнять у них весь хлеб. Четвертое — назначить заложников, сделать так, чтобы на сотни верст кругом народ видел и трепетал. Телеграфируйте по получению и исполнению. — Ваш Ленин. P.S. — Найдите людей потверже».

…А кулаками Ленин называл по существу самых трудолюбивых, работящих мужиков, которые производили больше зерна, больше хлеба, и делал ставку только на бедноту, людей, которые хуже работали, обладали меньшим опытом, меньшей производительностью труда. Быть бедняком становилось выгодно».

«Добровольная» продразверстка привела к беззаконию продработников, советских и партийных активистов. Не имея возможности заплатить за излишки сельхозпродуктов, государство изымало их силой. И, как пишет К. Лагунов: «Крестьянин взялся за топор. Началось восстание…».

В первых числа февраля пламя крестьянского гнева добралось и до Тобольского уезда. Тобольск становится центром восстания. 20 февраля в Сургуте уездный партийный комитет начинает срочно формировать коммунистические военные отряды, которые, соединяясь с самаровскими отрядами, направлялись в сторону Тобольска навстречу восставшим. Всего, по разным источникам, Сургутским ревкомом было сформировано от 3 до 5 отрядов. Два из посланных из Сургута отрядов попали в засаду и были почти полностью истреблены восставшими. В одном из этих отрядов и оказалась инструктор сургутского комсомола 20-летняя Таисья Яркова. Чудом выжив, она позднее опишет эту трагическую историю в своих воспоминаниях.

«6 марта в 8 часов вечера наш добровольческий отряд тов. Бабышева, состоявшийся из 38 человек коммунистов и комсомольцев, подъезжали к деревне Зенково, Тобольского уезда. Мы двигались из Сургута навстречу революционным войскам, которые по последним сообщениям стояли под Цингалами. Село же Зенковское стоит на средине пути между Сургутом и Цингалами, а поэтому наш отряд держал себя по деревням среди крестьян менее строго. Я и моя подруга Каюрина Нюра были в этом отряде. Помню, в сумерках подъехали к деревне, в ней было намечено сменить лошадей.

Население «радушно» нас встречало. Старики и женщины вышли на улицу и наперебой приглашали в избу погреться, выпить чаю, пока перепрягают лошадей. Отрядники по 3-4 человека разошлись по избам. В квартире нас трое: старший отряда товарищ Бабышев, я и товарищ Каюрина.

Только выпустили из рук винтовки, чтобы снять верхнюю одежду. В этот миг, точно с неба, сваливается туча крестьян.

— Стой! Ни с места! Руки вверх! — кричат нам и направляют ружья, пешни, топоры, вилы и ломы.

Ошеломленные неожиданностью, мы в первый момент стоим и не верим глазам. Не решаешься поднять руку. Не решаешься только потому, что столько исстрадался измучился за его крестьянскую жалкую долю: просто не хочется верить действительности.

Оружие взяли, раздели, повели в темную комнату.

Началась стрельба, крик на улице, шум, беготня.

…Завязалась короткая, но смертельная борьба.

Примерно через полчаса стрельба утихла. В комнату к нам врывается один из «православных» воинов:

— Взяли всех. 11 из них убили. С нашей стороны только один убит. Жалко — хороший парень… Царство ему небесное!

Так вероломно, обманом захватили весь наш отряд.

Когда нас обезоруженных втолкнули в горницу (чистая половина крестьянской избы в Сибири), то там уже сидело человек пять арестованных местных комсомольцев и коммунистов.

В ту же ночь, часа в два пришли за старшим отряда товарищем Бабышевым, увели в исполком и с тех пор мы его не видели.

В ту же ночь он был замучен.

Всех коммунистов мужчин в ту же ночь увели и на церковной ограде убили деревянными колотушками. Комсомольцев отправили в Сургут. Девушек, нас было двое, оставили на расправу карателям, которых ожидали 10 марта.

…Наступило 10 марта. Вечерело. Вдруг по селу раздался колокольный звон, это кулачье и попы встречали карателей.

…Глубокая ночь. Слышим стук конвоиров: несколько человек пришло за нами. Привели в Волком. За столом сидит командир карателей с местными главарями. Оказывается, на этот раз они вызвали нас для того, чтобы объявить, что они даруют нам жизнь и направляют в штаб главнокомандующего.

Наутро несколько подвод с арестованными, в том числе и нас, отправили в с. Самарово.

…По ликвидации восстания я была освобождена частями ЧК.

Моей подруге Каюриной Нюре не удалось дождаться освобождения. Место ее ссылки было село Реполова, через которое проходили отряды повстанцев. Один из таких отрядов узнал, что тут живет коммунистка, схватили ее, мучили и живую утопили в проруби».

Так в марте 1921 года, в селе Зенково пролилась кровь… И, если верить воспоминаниям Т. Ярковой, не без «помощи» местных жителей…

Что же побудило моих земляков примкнуть к восстанию? Если на юге Тюменской губернии крестьян буквально задавила непосильная продразверстка, то в нашем селе, по сообщениям официальных органов, было относительно спокойно.

Вот что они сообщали:

«В 1920 году в с. Зенково создана ячейка сочувствующих РКП(б). Духовенства и рабочих нет. Крестьяне обсуждают вопросы о положении на Западном фронте и Советской власти, отношение крестьян к этим событиям равнодушное. Добровольцев на Западный фронт не направляют. Население относится к продразверстке СПОКОЙНО».

Это сообщение райпродкомиссара Тобольского Совета рабоче-крестьянских депутатов об отношении населения к продразверстке еще раз подтверждает слова Константина Лагунова о том, что «руководство губернии из кожи вон лезло, убеждая себя и вышестоящих, что ничего существенного не происходит». На самом же деле все выглядело несколько иначе.

Итак, Зенковская волость, осень 1920 года. Из протокола общего собрания общества Зенковского сельсовета Зенковского Волисполкома Тобольского уезда Тюменской губернии, состоявшего 27 сентября 1920.

«На повестку дня внесена масленая разверстка упадающая на наш совет: 72 пуда 36 фунтов, то есть с числа дойных коров, с каждой (по) 12 фунтов.

По выслушанию сего, мы, участвующие на собрании, обсудив настоящий вопрос, пришли к такому заключению, а именно: в нашей местности действительно имеется указанное количество коров, но однако последние питаются только травой, за неимением хлебопашества. И полученные нами 30 фунтов норма в месяц на едока (хватает только для себя). Следовательно нельзя отделить от себя нормы. Кроме того маслобойных артелей и сепараторов нет, да и таковые оправдывать себя едва способны.

Другие такие разверстки как дрова, сено мы приняли без всяких прений, потому что желающие поддерживать всеми силами рабоче-крестьянскую власть и также какую нами добытую рыбу сдаем беспрекословно всю, не чуть не считаемся с 8-часовым днем, а работаем по 16 часов во время лова рыбы, без всяких на то принуждений, дабы увеличить больше количество рыбы на поддержку нашей Родины. Но масляная разверстка для нас совершенно не возможна.

В крайнем случае мы согласны поставить более чем требуется скота на убой, лишь просим освободить от непосильной разверстки. О чем возбуждаем ходатайство перед Зенковским Волисполкомом дабы дать сем протоколом большее движение пред правительственными властями. В том и подписуемся».

Подобные протоколы общих собраний граждан поступили в Зенковский волисполком в сентябре 1920 года от Скрипуновского, Селияровского, Сумкинского, Коневского сельских советов. Все они умоляют о снятии крепостной масляной разверстки.

«…Коровы питаются только травой и то в маловодье, а когда луга уходят под воду, то корма совсем нет и кормим древесными ветвями, а хлебного корма ни крошки не видят, хлебопашества в нашей местности не имеется, и наше население само состоит на месячной 30-фунтовой норме».

Сверху же следует жесткое: «Изымать!»

Тобольский районный продовольственный комитет Тюменской губернии и Самаровская продовольственная контора завалили председателя Зенковского волисполкома И.И. Змановского телеграммами с приказами и предписаниями по немедленному выполнению продразверстки. Змановский, в свою очередь, замотал нарочных, рассылая устрашающие распоряжения по всем сельским советам волости:

«Распоряжение от 17 ноября 1920 г. Сивохребтскому десятнику. Зенковский Волисполком приказывает товарищу десятнику взять у Леонтия Конева корову, если таковой не согласится дать, то его арестовать и вместе с коровой доставить в Зенкову».

«Распоряжение от 10 ноября 1920 г. Коневекому сельскому совету. Сим предлагаю вам немедленно покончить разверстку и выполнить безотлагательно таковую в точности по упадающей норме на ваш совет. По окончанию не позднее числа 12 ноября прислать в исполком для надлежащего исполнения. За неисполнением сего и не присылкой к указанному сроку будете привлечены к ответственности».

Примечателен ответ председателя Коневского сельсовета Конева на это распоряжение: «Зенковскому Волисполкому. 13 ноября 1920 года. С представлением сего доношу что разверстка отослана 9 ноября с нарочным и просим Зенковский Волисполком: всякие маловажные предложения (Вы) пишите все с угрозами и действительно запугиваете граждан, которые ни (в чем не виновны). И все дела Вы так запугиваете, что ни какое дело и сведение в скором времени совершить — нет возможности. Поэтому и просим не устрашивать».

Да, в 20-м году действительно изымалось почти все: деревянные ящики, рогожные кули, сено, дрова, конский волос, щетина… Согласно многочисленным инструкциям того времени все это подлежало учету и изыманию. Вызывает улыбку ответ председателя Скрипуновского сельсовета Зенковскому волисполкому: «На ваше отношение от 21 августа 1920 года «О взятии на учет куриных яиц» (сообщаем). Курицы есть, но в очень малом количестве, т.е. в настоящее время уже не несут яичек. Здесь курицы несутся весной, с утками наряду».

Немного забавно, но, мне думается, тогда было не до улыбок.

Очень ярко раскрывают непростые отношения населения к продразверстке документы, касающиеся масляной разверстки в селе Зенково.

«Из протокола № 256 Постановления Зенковского председателя Зенковского Волисполкома Тюменской губернии Тобольского уезда.

20 ноября 1920 года на гражданок своего сельсовета села Зенковой на Матрену Трофимовну Пуртову, Парасковью Андрияновну Пачганову и Анисью Васильевну Пачганову в присутствии Зенковской сельской комиссии Дмитрия Никандровича Пачганова, который и был выбран на общем собрании граждан села Зенково.

С получением предписания из Волисполкома от 18 ноября с/г о разверстке масла упадающего на наш совет в количестве 72 пудов и 36 фунтов к которому и приступил 20 ноября с/г при обходе села Зенково.

В первом же доме у гражданина Егора Ефимовича Пуртова встречаю его жену Матрену Трофимовну, которая не только не дала масла сала, а начала разговоры и упреки полной ненависти к Советской власти. «Какое у нас масло и сало? …И так уже все товарищи обобрали!..».

И так же вторая гражданка Парасковъя Андрияновна Пачганова, к которой заходили второй раз, все те же упреки и разговоры на Советскую власть. «Товарищи (ваши) оставили (меня) без работника. Откуда мы возьмем им масло? Товарищи… заставили (бы их) самих мыло варить. Кругом все отбирают! (А) от них ничего!».

Третья гражданка Анисья Васильевна Пачганова, которая не только не дала масла, но и обошлась как следует(!) с нами…, категорически заявив: — «Вот вам п… , а не масло вашим товарищам!».

Товарищ председатель! (Она) всецело уповает на нас, как будто мы своевластно выдумали эту разверстку и постановили власть Советов. Тов. председатель! Просим Вас не оставить сей протокол без внимания, а вышеуказанных гражданок привлечь к строгой ответственности. Пред. Зенковского сельсовета: С. Самолов».

Вот такая была реакция крестьянок нашей деревни на изъятие продуктов их «кормилиц» — коров. А что они должны были испытывать, когда по продразверстке у них забирали овец и дойных коров? Какие слова вырывались из их уст?

По сводке Зенковского сельсовета, на ноябрь 1920 года было отчуждено (изъято) у 54 хозяев села Зенково: дойных коров — 1 З, нетелей — 11, быков — 1 О, овец — 24, сена — 650 пудов.

Из документов видно, что жители волости пытаются воззвать к здравому смыслу волостного руководства.

(Из протокола общего собрания жителей Коневского сельсовета от 16 октября 1920 года)

«Заслушав на сельском сходе сношение Зенковского волисполкома от 14 октября 20 года за № 2326 о разверстке рогатого скота с нашего сельсовета в количестве 56 штук. Обсуждая эту разверстку как нужную для государства приходим к заключению, а именно:

1) что зажиточных граждан в нашем совете совершенно малое количество и таковых выполнить громоздкое число — 56 штук рогатого скота — не в состоянии

2) если же взять у бедных т.е. несостоятельных, то будет обременительное и даже плачевное состояние

3) кроме того, если сократить до минимума т.е. до одной и двух коров, то во время наводнения приходится кормить рогатого скота талом, а зимой крупным сеном, которое от наводнения — посыпанное землей и от этого бывает падеж скота. Такое явление приводит к полнейшему разорению.

Также ни у кого нет овчин, шерсти и поярки. В чем и подписуемся».

На этот протокол, как и на многие другие, Зенковский Волисполком продолжает слать устрашающие депеши.

«Секретная! Военная! Срочная с нарочным! Председателю Зенковского сельсовета. …Волисполком приказывает вам приступить к выполнению разверстки шерсти, на ваш совет согласно разверстки упадает 10 пудов шерсти, 2 пуда поярка… Если кто скажет, что нет шерсти, то председатель приступает к обыску!»

В декабре, за полтора месяца до восстания, Самаровская районная комиссия по сенной разверстке в количестве 222 000 пудов, падающей на Самаровский район, произвела перераспределение сенной разверстки и наложила на Зенковскую волость разверстки 40 000 пудов сена вместо 5 000 пудов, наложенных до перераспределения, и приказала исполнить в 5-дневный срок. Представитель Зенковской волости был против перераспределения и от подписи в протоколе отказался.

А приказы Самаровской продовольственной конторы №24, как и прежде, продолжали изрекать угрозы: «…За исключение сего приказа, Волисполкомы, сельсоветы, а также и частные лица будут караться беспощадным судом…».

Вот такая непростая продразверстка происходила в Зенковской волости накануне восстания.

Но вернемся к воспоминаниям Таисьи Ярковой. Меня прежде всего заинтересовало в этом рассказе (раскрывающем, кстати, одностороннюю, большевистскую точку зрения), почему население деревни так «радушно» встретило отряд? Как-то не мог представить своих мирных земляков, восставших против официальной власти. Ища ответ на этот вопрос, я обнаружил в окружном архиве еще два любопытных документа. После того, как рассекретили многие государственные документы, связанные с указаниями по красному террору, эти документы местного значения приобрели особый интерес. И, как мне думается, в них содержится еще одна «зацепка», позволяющая допустить одну из версий ответа.

Документ № 1

ДОПРОС

На вопрос откуда слышал что коммунисты хотят вырезать все население от старости до 16 лет

Ответил:

Когда был сход, и на сходе объявили что в Зенковой восстание народ стал беспокоиться боясь что у них будет бой или что-нибудь вроде этого население стало прятать своих детей в рыбацкие избушки, а для более правельного уравновешивания всего происходившего начали выбирать человека в Зенково, конечно, никто не соглашался. Выбор пал на меня, я поехал, по дороге около Спириной попался Артемий Сеин пригрозив мне за то, что коневцы не принимают участия в восстании.

По вторичному моему приезду в Зенкову, где стоял отряд Медведева я лично слышал от некоего Турчанинова, что коммунисты хотят вырезать все население от 16 до старости, более сказать ничего не могу. В чем собственноручно и подписуюсь: Леонид Малахов. (Орфография сохранена — В. С.)

Документ№2

Из протокола общаго собрания Коневского Сельсовета Зенковской волости состоявшего из одного села и деревни Сумкиной 1-го июня 1921 года в числе 47 человек имеющих право голоса на сходе.

Повестка дня:

Что нас заставило nримкнуть к повстанцам. Почему обвиняют бывшего председателя ревкома Ивана Змановского.

Постановили.

По 1-вопросу. По неоднократному требованию Зенковского штаба повстанцев, мы все время отказывались в течении двух суток. Но когда повстанцы взяли передовщиков, шедших из Сургута отряда и в это время приезжает к нам Артемий Васильевич Сеин из Зенковского штаба и приказывает собрать сход что и было сделано, и когда явился Сеин, прежде всего он арестовал партейных Василия Конева, Данила Конева, Анну Леонтьевну и просил увезти в Зенкову, но мы не дали это сделать. Затем Сеин приказал нам взять ружья и выставить караулы, а за неисполнением этого, он нам грозил всячески: Если мы возьмем отряд, то и с вами управимся за неподчинение нашего штаба. После сего явился Леонид Павлович Малахов и объявил мобилизацию от штаба всему населению волости способных носить ружья и прочим добавил что бывший председатель Змановский открыл секрет, что будто бы коммунисты хотят вырезать все население от 16 лет, что нас привело в крайнее положение и при этом был слух, что повстанцы наступают у Базьян и Фрола. Мы видя крайнюю опасность порешили выставить караулы и сообщить в Шапшу, но во взятии отряда в Зенковой мы не участвовали.

По второму вопросу постановили что Змановского Ивана в сукрытии секретной телеграммы не винить, потому что это выяснилось спустя некоторое время на волостном собрании когда Змановский просил пощады у собрания и в это время был он спрошен, была ли телеграмма, чтобы вырезать население от 16 лет. Но Змановский собранию ответил, что я этого никогда не слыхал и не знаю. Тогда нам было видно, что это на него зделан подлог, дабы этим поднять дух в населении. В этом и подписуемся. (Орфография сохранена — В. С.)

Сейчас, когда многое из тайного становится явным, свидетельства о телеграмме о вырезании коммунистами всего населения от 16 лет до старости не кажутся уже такими неправдоподобными. Об обоюдной жестокости сторон было сказано и написано немало, особенно в последнее время. Правда, о жестокости коммунистов до 1991 года старались умалчивать. Как будто и не посылал в Зенковскую волость 21 июля 1921 г. красный командир Платон Лопарев такой телеграммы: «…мною будут приниматься самые строгие меры, вплоть до расстрела на месте и выжигания целых селений».

«Мама рассказывала, — вспоминал житель деревни Константин Иосифович Пачганов, 1928 г.р., — когда началась эта заваруха в 1921 году, она вместе со своей матерью скрывалась в лесу, в стогу сена. На ночь приходили домой, а утром снова уходили в лес. Боялись всех: и красных, и белых…».

Попробуйте поставить себя на место этих запуганных людей. Вы живете тихо и мирно, никого не трогаете, и вдруг вам сообщают: вас идут убивать! Выйдете с хлебом-солью? По-моему, в данном случае жители деревни были поставлены в военные условия, когда или ты его, или он тебя. Не явился ли страх за свои семьи, за свою жизнь одной из причин, вынудивших моих земляков взяться за топоры и вилы? Может слух-то и не был слухом? Тем более, что председатель Зенковского волостного ревкома Иван Иванович Змановский (который, якобы, и открыл секрет телеграммы) в ноябре 1921 года, после подавления восстания, Тобольской уездной комиссией по проверке и чистке РКП (б) за связь с восставшими был исключен из рядов партии.

Но вернемся к событиям 21 года.

Из воспоминаний Анны Герасимовны Лукаревой, жительницы села Зенково:

«…Восстание-то было весной… Шли отряды… А их уже дожидались… Отправляли нарочных, под Скрипуново, под Нялино… Везде забирали (народ). Убивать-то кто-то должен… И вот им здесь (отрядникам) готовили обеды… Это уж я точно знаю…

Но вот приготовят для них обеды, спрячутся… А они (большевики) придут ружья поставят, разденутся, их за стол: «Давайте обедать». И в это время выходят (восставшие) — Руки вверх! …и ихними же ружьями, кого к проруби ведут, кого тут расстреливали…

В двух домах, я знаю и помню, даже пули сидели в окошках. Мы с девчонками смотрели все это… Мне 12 лет было. Вот в этих домах одних расстреливали, а других к проруби вели… Один из них раздетый в Спирино убежал (5 км от Зенково — В.С.) Они, видно, его ранили и не добили, он и убежал. Там дедушка Никандр был, так он его обратно сюда и привез… Тут его и добили… Но одного, зенковского, солдаты успели-таки убить… Сказывают, брата Евграфа Петровича Пачганова. Вот он у церкви был схороненный, Афанасий Петрович…

Вот все, что я знаю, и от папы что слышала… Больше ничего не могу сказать… Я не воевала…»

Примечательна фраза Анны Герасимовны: «убивать-то кто-то должен… » Ей повезло, она не воевала. Но не все оказались такими везучими. И не всех мужиков нашего села миновала эта суровая участь.

Из воспоминаний Пачгановой Антонины Про­копьевны, 1926 г.р.

«Я расскажу, что папа мне рассказывал. В марте месяце на Север из Тобольска пошли отряды восставших. Проходили они по нашим деревням и забирали в свои отряды наших мужиков. Приходили, забирали и уводили… Хочешь ­ не хочешь, они не спрашивали… В основном они забирали крепких мужиков-крестьян. Которые уже немощные были, тех оставляли в покое. Так, нашего папу оставили, потому что он тифом болел. В то время по деревне тиф ходил. Папа лежал с температурой. Рассказывает: «Меня с печки стащили, шинель сунули. Давай одевайся! А куда я… Сел на лавку и сразу же упал. Не могу подняться… Видят, такое дело… Ну и оставили меня…». А Протасия Першина и Михаила Зубарева и еще несколько мужиков из нашей деревни забрали… Миша Зубарев тогда еще совсем молоденький был, ему девятнадцатый год шел… Мужики сибирские считались — самые крепкие! Вот забирали всех, кто мог ружья держать… А уж от них мало кто возвратился…».

Анализируя протоколы допроса и сельского схода, а также воспоминания Пачгановой А.П., еще раз убеждаешься в том, что хотя жители Зенковской волости и выражали явное недовольство продразверсткой, воевать с властью не входило в их планы, но многие были насильно мобилизованы в отряды восставших. Оставшиеся же в деревнях считались «примкнувшими» к восстанию, их также угрозами заставляли поддерживать восставших.

7 ноября 1957 года в Зенково, в центре села, установили деревянный памятник-пирамидку с пятиконечной красной звездой на вершине. Открытие памятника было торжественным событием. Вплоть до 1994 года этот памятник являлся украшением деревни, здесь фотографировались ветераны войны, устраивались митинги, принимали в пионеры. Ежегодно его обновляли и подкрашивали. Менялся цвет мемориальных досок, но неизменным оставался текст их содержаний: «Вечная слава героям, павшим в борьбе за свободу и независимость нашей Родины» и «В память борцам за установление Советской Власти на Обском Севере, погибшим в селе Зенково, командиру отряда Бабушкину, Ярковой, Любимову, Каюриной, Казанцеву, Шимову».

Похоже, тогдашние власти, как всегда приурочивая все великие и малые дела к памятным датам, особо не вникали в список имен погибших. И когда я стал разбираться и прояснять этот вопрос, то картина получилась странная. Если верить исследователям и очевидцам тех лет, зенковцы загубили не один коммунистический отряд, а целых два! Но попробуем разобраться по порядку.

1. Бабушкин. В воспоминаниях 1924 года Яркова называет командира отряда — Бабышев. Уже в воспоминаниях 1958 года командиром отряда у ней является Бабушкин. Далее все авторы указывают ту или иную фамилию, исходя из воспоминаний Т. Ярковой разных лет: Бобышев-Бабышев-Бабушев-Бабушкин.
2. Яркова. Здесь вообще похоронили живого человека. По крайней мере в 1957 году, когда ставили этот памятник, Таисья Яркова­Томингас жила в г. Ленинграде.
3. Иосиф Иванович Любимов (беспартийный, из Сургута, погиб в Зенково) — единственная правильно указанная фамилия.
4. Анна Викторовна Каюрина, член РКП(б), сотрудник ЧК из Сургута, по воспоминаниям Т.Г. Томингаса, была замучена и брошена в прорубь в деревне Зенково. Хотя его жена Таисья Яркова местом гибели называет село Реполова. К ее утверждению склоняются и другие авторы воспоминаний.
5. Казанцев. Здесь, возможно, также вкралась ошибка. В воспоминаниях жителей Сургута фигурирует Иосиф Алексеевич Казарцев, член РКСМ, разведчик из Сургута. По разным источникам, был захвачен в Зенково, а затем отправлен в Сургут вместе с Иваном Кайдаловым и Михаилом Щепеткиным. В Сургуте и погиб. По воспоминаниям же Тарасовой Павлы Александровны, погиб в Зенково.
6. Шимов. Здесь также все запутано, как с Бабышевым-Бабушкиным. Вот как писала Таисья Яркова в 1958 году: «Сургут повстанцы захватили внезапно, пользуясь изменой политкома почты Ключерева, который до самого прихода банды передавал лживые сводки о том, что воинские и коммунистические отряды, высылаемые из Сургута, успешно подавляют восстание. Между тем, эти отряды были поодиночке разгромлены, а некоторые из них и совсем истребле­ны. Бандиты знали, когда и какой выходил отряд. Устраивали засаду, схватывали врасплох и уничтожали. Так погиб отряд тов. Бабушкина и разведка 13 человек под командованием тов. Шимова (подчеркнуто мною. — В.С.) В числе разведчиков погиб мой брат Вася Ярков, 15-летний комсомолец. Разведчиков подстерегли и схватили вечером, пользуясь темнотой, при подъеме в гору в селе (не помню) (подчеркнуто мною. — В.С.) и всех расстреляли».

Я не нашел в тексте намека на село Зенково. Тем более, что сразу после этого текста идет рассказ о гибели отряда тов. Бабушкина в селе Зенково (подчеркнуто мною. — В.С.) Однако в воспоминаниях Тома Генриховича Томингаса (мужа Ярковой) «События 1921 года на Севере Сибири» утверждается: Шимов, член РКП(б), командир разведки из Сургута, погиб в Зенково; Ярков Вася — 15 лет, разведчик, погиб в Зенково.

Но сургутский краевед Флегонт Яковлевич Показаньев в газете «К победе коммунизма» от 22 января 1967 года приводит совсем другие факты.

«Трагическая судьба постигла и отряд К.М. Шимова. Это был последний отряд, посланный из Сургута. К тому времени бандиты захватили Сытомино, Кушниково, Лямина, Тундрино. Руководители местного бандитского отряда, жители села Сытомина Александр Третьяков и Андрей Мазалов арестовали Тундринский ревком. Под силой оружия заставили председателя ревкома А.М. Кошкарова запросить Сургут об оказании немедленной помощи, как будто бы для борьбы с бандой Третьякова. По этой просьбе и был выслан отряд Шимова. Доехав до Пилюгина, Шимов связался по телефону с Тундриным и получил подтверждение просьбы.

Тогда отряд, выслав в дозор разведчицу комсомолку Зорину, спешно выехал дальше. При въезде с реки в село (подчеркнуто мною. — В.С.) Зорина была схвачена, не успев предупредить командира.

Таким образом, весь отряд попал в засаду. Началась зверская расправа. Здесь же погиб 15-летний брат Таисьи Ярковой Вася. Всего было расстреляно и замучено 30 человек».

По-моему, здесь ясно указано, что отряд К.М. Шимова погиб в Тундрино. Об этом также говорят документы Тюменского областного центра документации новейшей истории («Именной список убитых бандитами членов партии в с. Тундринском и отряде Шишова (33 человека»). И здесь тоже досадное положение с фамилией (К.М. Шимов-Шишов). А в учебнике «История Ханты-Мансийского автономного округа с древности до наших дней» уже фигурирует отряд К.М. Шилова. Итак, Шимов-Шишов-Шилов. Такая неразбериха в солидных источниках вызывает чувство досады и сомнения. И дело не в одной букве, просто еще пару изданий и мы уже можем получить Шишкина.

Так кто же на самом деле из Сургутского отряда погиб в Зенково? На мой запрос в ТОЦДНИ, что же все-таки произошло в Зенково, я получил следующий ответ:

«В феврале 1920 года (подчеркнуто мною. — В.С.) с началом вооруженных крестьянских выступлений в Тобольском и Березовском уездах Сургутский уездный партийный комитет сформировал три отряда из караульной роты Сургутского гарнизона, делегатов уездной партконференции. Первый отряд возглавил Фомин (70 человек), второй — Бабушев (30 человек). Эти отряды соединились с Березовским и Обдорскими отрядами. Третий отряд (30 человек) был захвачен восставшими крестьянами и уничтожен. В начале марта в разведку в с. Зенково направлен отряд (10 человек), который тоже был захвачен восставшими и уничтожен. Телеграфное сообщение прервано, данных о военных действиях в с. Зенково не поступало».

Из этой архивной справки я узнал(!?): отряд Бабушева дошел до пункта назначения живым и невредимым. Итак, никакого прояснения, полный туман. Остается сделать свой вывод: в Зенково все-таки был захвачен восставшими сургутский отряд. Кто именно был в отряде? Сколько человек? Кто погиб конкретно? Никому до этого нет дела.

А то, что действительно в Зенково погиб отряд, подтверждает еще один житель с. Зенково Пачганов Ефим Тимофеевич, сын участника тех событий Пачганова Тимофея Гавриловича, 1905 года рождения. Правда, его версия случившегося несколько расходится с версией Таисьи Ярковой:

«Когда они пришли сюда, они в куче не стали ночевать, а разошлись по домам. Каюрина пришла домой к моему деду Ефиму. А командир отряда остановился вот в этом доме (показывает рукой на мой родительский дом. — В.С.) А кто продал? До этой поры никто не знает…

Они (имеется в виду «белые». — В.С.), когда пришли сюда, уже знали, кто и где остановился на постой… Первого они забрали командира отряда Бабушкина. Каюрину забрали самую последнюю. Ее дед Ефим спрятал в сеннике, сеном зарыл. Они приходили… дом-то обыскали, а ее не нашли. Дед Ефим ей говорит: «Сиди тут смирно», но она не послушалась, вышла и ее сразу же забрали.

Потом, когда всех забрали, решили расстрелять. И вот тогдашний староста пришел к отцу. Отцу тогда было 16 лет, он самый молодой был. Вызвали его эти белые. «Вот, Тимофей, давай собирайся, повезешь людей на расстрел». А он: «Все отказались, а я что пацан повезу… Никто не повез и я не повезу… ». А он был сирота, ни отца, ни матери… Но ему приказали и он запряг лошадей и повез…

Привезли их на устье Неулевой и Оби. Заставили долбить проруби… Они проруби выдолбили сами… И вот их начали расстреливать… »

Летом 1921 года восстание было подавлено. Но его отголоски еще отзовутся в 1937 году.

По всему Обь-Иртышскому Северу в местах, где прокатилась волна восстания, победители установят в селах и деревнях деревянные памятники-пирамидки с красными звездами на вершинах. Не обойдет сия печальная участь и наше Зенково… А могучая Обь и неуемная Неулевая, год за годом наступая на село, станут разрушать и поглощать берег, забирать к себе людей. И смоют некогда цветущее село, превратив его в умирающую деревню. Кто знает, может это и есть кара Господня…

События 1921 года войдут в историю как кулацко-эсеровский мятеж. Через 70 лет, в 1991 году их назовут крестьянским восстанием. Так кто же были мои земляки, деды моих друзей детства? Бандитами? Или защитниками нелегкой крестьянской доли? А кто были те молодые комсомольцы-добровольцы? Строители новой жизни? Или безропотные винтики машины террора? Я не знаю, о чем думали те комсомольцы. Может быть, о том, что жертвы их не напрасны и погибают они за правое дело… За дело, которое бесславно рухнет через 70 лет. А ведь они искренне верили в светлое будущее…

В том же 1991 году чья-то рука смахнет красную деревянную звезду с памятника. А в августе 2002 года памятник борцам за установление Советской власти на Обском Севере и погибшим в селе Зенково будет демонтирован и пущен на дрова.

Журнал «Югра», №3, 2004 год