А.А. Люцидарская
В христианском мировоззрении вдовы издавна пользовались почитанием и уважением. Подобных примеров немало в фольклоре, литературе и исторических источниках. Это не могло не сказываться на государственной политике по отношению к овдовевшим женщинам. Начиная со статей «Русской Правды», имущественному положению вдов уделялось большое внимание. При Иване IV из владений умершего мужа вдове давались поместья «на прожиток». Вопросы, связанные с обеспечением вдов, поднимались в Уложении 1649 г. Главным образом это касалось вдов представителей служилого сословия.
С начала освоения Сибири служилые казаки оказались в сложных условиях адаптации. Тем не менее, очень скоро, уже в первые десятилетия XVII в., они начали обзаводиться хозяйством и устраивать свою семейную жизнь. Отстраивались города и остроги, увеличивалось население зауральской территории, росла численность сибирских гарнизонов.
Жизнь служилых людей была сопряжена со многими опасностями. Перманентно возникающие военные конфликты с аборигенным населением неизбежно приводили к потерям в их среде. Эти потери не стоит преувеличивать, но, тем не менее, они случались. Нельзя сбрасывать со счета и неуемный образ жизни казаков – пьянство, драки и т.п. ситуации, нередко имевшие трагический исход. Смертность в среде казачества оборачивалась ростом числа вдов.
В г. Томске к 1705 г. количество вдовьих дворовладений превышало 7 % от общего числа дворов городских жителей. Примерно такое же соотношение сохранялось в уезде (более 6 %). Однако этот показатель весьма условен, поскольку оставшаяся без кормильца женщина могла жить совместно с взрослыми детьми или вторично выйти замуж, наконец, доживать свой век в монастыре.
К концу XVII в. в Сибири насчитывалось более 30 мужских и женских монастырей. В Томске, например, помимо мужского монастыря, существовал и женский Девичий монастырь.
Вторичное замужество вдов можно выявить следующим образом. В некоторых семьях служилых казаков воспитывались пасынки. Конечно, нет абсолютной уверенности, что бобыли-казаки брали в жены исключительно овдовевших жен служилых людей, но и таковых, видимо, в том числе. Так, в 1667 г. в семье пешего казака Н. Постникова рос пасынок – пятнадцатилетний Афанасий Иванов, а в семье пешего же казака П. Васильчина – пасынок Кирилл Кондратьев пятнадцати лет. Перечень подобных примеров можно продолжить.
Источники XVIIв. скупо, но освещают вопрос, связанный с функционированием вдовьих хозяйств. Вдовы служилых людей, располагавшие земельными (иногда значительными) угодьями в уезде, успешно справлялись с организацией сельскохозяйственных работ и реализацией излишков производства. Естественно, это было предопределено имущественным положением семьи.
Известно, что вдова конного казака Данилы Антипина – Ирина Ивановна имела замку в деревне Саламатовой, где распахивала 1,5 десятин и заготавливала по 50 копен сена, а значит держала в своем хозяйстве домашний скот. Земля принадлежала ей на паях с родственником, видимо, братом покойного мужа – С. Антипиным. На заимке работал купленный вдовой дворовый работник со своим семейством.
Вдова конного казака Григория Замятнина проживала на своей заимке в деревне Трубачевой. Естественно, она одна не могла справляться с хозяйственными работами. Помогали ей в этом два купленных дворовых калмака. Обрабатывалась на заимке под пашню всего 1 десятина и заготавливалось лишь 20 копен сена. Угодья по крепости принадлежали ей совместно с конным казаком Степном Замятниным «с товарищи». Скорее всего, все они были родственниками по умершему мужу.
Приведенные примеры являются наиболее типичными. Существуют и иные свидетельства использования вдовами служилых людей угодий Томского уезда. Так, вдова конного казака Леонтия Воронина владела пашенной заимкой в деревне Ворониной, названной, скорее всего, по имени основателя. Известно, что земля была зачтена покойному мужу вдовы за хлебный оклад. Заимка была обширной: «…от устья речки Кутата 3 версты, в от речки Яи в поле до буерака Яман Узеня 4 версты, а сенные покосы за речкой Яею в лугах». Обрабатывались под пашню 2 десятины, сена заготавливали 150 копен. На заимке у вдовы работали наемные работники. Источник не указывает их имен, что позволяет предположить сезонный наем рабочей силы. Анализируя сведения, можно сделать вывод, что ранее это хозяйство можно было причислить к разряду зажиточных, но со смертью хозяина оно приходило в упадок. Спасти угодья могло бы только второе замужество вдовы, либо наличие дочерей и зятьев, способных вести хозяйство.
В деревне Середининой проживала «своим двором» вдова Феврония Иванова. Ее умерший муж числился казачьим сыном и не имел земельного надела. Возможно, он занимался ремеслом, что было привычно для детей казаков, не попавших в состав гарнизона. У вдовы Февронии был купленный дворовый работник – одиннадцатилетний Иван. Судя по возрасту, он более являлся приемный воспитанником, помогавшим по хозяйству. Никаких налогов в казну вдова не платила.
Особняком среди казачьих вдов, обосновавшихся в Томском уезде, стояла Домна Серединина. Семейство Середининых выделялось предпринимательством и было одним из самых зажиточных в Томской округе. Кроме того, оно насчитывало много родственников. Домна Ивановна рано овдовела; ее осиротевшему сыну было всего 9 лет. Она отчаянно оспаривала права сына на отцовское наследство, на которое претендовали братья покойного Терентия Серединина. Видимо, семейство пришло к некому компромиссу, потому что большинством угодий вдова владела на паях с родственниками. Первая ее пашенная заимка располагалась поблизости от реки Томи. На заимке был двор со всеми хозяйственными строениями. Там жили дворовые работники. На этой заимке распахивали 2 десятины и заготовляли 200 копен сена. Другие ее угодья (2×2 версты) были вблизи реки Оби. Эти земли не использовались, «лежали в пусте». На реке Чулыме была еще одна заимка с построенным двором, где обитали работники. Распахивали на этой земле также 2 десятины и заготавливали 100 копен сена. Невдалеке на речке Бирле стояла колесная мельница.
Числились за Домной Ивановной и обширные угодья на речках Кие и Киндерепе. Кроме того, Домна Серединина владела с братьями мужа лугами и покосами, рассчитанными на 700 копен сена. Еще одна колесная мельница была построена Тояновой на речке Князь. Вдове принадлежали еще рыбные угодья и «луговые места». Из источников неясно, смогла ли вдова оспорить притязания деверя на часть собственности, но то, что она защищала свои права перед воеводской администрацией, не вызывает сомнений.
Эпизоды, связанные с вдовами, имеющими собственность в уезде, лишний раз показывают, что оставшиеся без кормильца казачьи семьи в большинстве случаев могли самостоятельно продолжать свое существование. Это утверждение справедливо и для «городских» вдов.
В целом, удельный вес вдовьих дворовладений в общей массе был невелик. В Томске, как уже отмечалось выше, в 1705 г. их насчитывалось немногим более 7 %. Надо полагать, подобное соотношение сохранялась и в иных западносибирских городах. Овдовевшие горожанки искали возможность приспособиться к новым для них обстоятельствам. Так, вдова кожевника Ивана Шурока продавала кожи на рынке, занималась сбытом готовой продукции. Есть основания полагать, что подобным образом поступали и иные вдовы промышленных людей и ремесленников, разница состояла лишь в масштабах их деятельности.
Вдовы принимали участие в рыночных сделках: продавали и покупали дворы, различную недвижимость, крепостных холопов и всевозможные товары. Эти факты зафиксированы в приходных документах Томска начала XVIII в.
Прерогативой вдов была выпечка просвир для церковных нужд. За год такой работы вдова получала 1 рубль. Существуют многочисленные записи в расходных книгах: «…просвирке вдове Маланье Яковлевой за работу, что она печет просвиры к Соборной церкви, за год рубль». Однако, судя по материалам XVII в., подобным делом занимались малообеспеченные вдовы, лишенные поддержки со стороны родственников.
Издавна женщины, лишившиеся кормильца, составляли наиболее уязвимую часть населения. На помощь приходила власть и монастыри, предоставлявшие кров и пищу вдовам. Надо заметить, что с самого начала освоения территории к просьбам вдов сибирская администрация относилась достаточно внимательно. Так, уже в 1599 г. вдова служилого человека И. Тыркова, погибшего «при расчистке» дорог, получила разрешение переехать из Верхотурья в Москву при обеспечении ее «подводкой» (транспортировкой). В это же время по челобитной казачьей вдовы Анисьи из Верхотурья она была отправлена в Москву с сыном, также служилым человеком.
Таким образом, можно сделать вывод, что лишившиеся кормильца жены служилых людей, как правило, получали поддержку со стороны царской администрации и духовных структур Сибири. Казачьи вдовы, обладавшие хозяйством и имевшие взрослых детей, находили способы оставаться в пределах активного сообщества.
