За окном клонится к горизонту робкое январское солнышко, спешат по своим неотложным делам прохожие, сварливо скандалит из-за кем-то брошенной булочки пара сорок. А внутри этих стен царит настороженная тишина. Здесь главенствует принцип «трех Т»: «темно, тепло и тихо» – таковы наиболее комфортные условия для обитания «местных жителей». А во-о-он там, за стеклянными дверями, находятся и они сами – под прицелом десятков внимательных глаз, мониторов, датчиков и приборов. Самые драгоценные на свете драгоценности – уж простите за тавтологию…
«Спаситель у нас один…»
Ведь мы находимся в отделении реанимации и интенсивной терапии для новорожденных и недоношенных детей Окружной клинической больницы, где выхаживают крохотных человечков, лишь по недоразумению появившихся на Земле. Думаете, кощунственно звучит – «по недоразумению»? А как иначе, если здесь, в отделении, медицинские работники вступают в схватку с «костлявой» за жизни детей, рожденных на сроке не 40 недель, как положено от природы, а – 22!!! И весом не в стандартные «три шестьсот», а всего-навсего 500 (пятьсот!) граммов!
Евгений Николаевич Шинкаренко выглядит именно так, как должен выглядеть настоящий анестезиолог-реаниматолог почти с тридцатилетним стажем – плавные, но отточенные движения, массивные «профессорские» очки, укол пронзительным взглядом из-под бровей – а через мгновение вся эта напускная суровость внезапно тает под лучами открытой задорной улыбки.
С порога беру быка за рога и пытаюсь вывести собеседника из «зоны комфорта»:
— Вы себя считаете спасителем?
Наш герой понятливо усмехается:
— Спаситель у нас один. Да и не всех, к сожалению, удается спасти. Ну, а мы – лишь его помощники в деле выживания. Если у ребенка заложен «механизм жизни», то наша задача заключается в том, чтобы чуть-чуть подышать за него, правильно покормить, сердечко поддержать.
Тайну выбора своего профессионального пути Евгений Николаевич не раскрывает, считает это абсолютно спонтанным решением – «так звезды сошлись». В родном Омске мама работала бухгалтером, отец всю жизнь трудился на заводе, а вот он отчего-то решил пойти в медицину. Вообще-то поначалу собирался стать стоматологом, но попутно начал подрабатывать медбратом в реанимации. На протяжении трех лет!
— Тот, кто хочет стать настоящим врачом, на себе должен все попробовать и понять – а что такое судно, мытье палат, клизмы, уколы, капельницы, — говорит собеседник. – Увидев работу реанимации изнутри, постепенно и нашел свою специализацию. А в 2007 году позвонила коллега, которая ранее уехала в Ханты-Мансийск, и сказала, что требуются специалисты моего профиля. Мол, тут красивая тайга, зарплата повыше, и есть возможность получить служебное жилье. Ну, мы и поехали…
О «толстяках» и «любимчиках»
Сегодня в отделении выхаживают девять ребятишек – это среднестатистический показатель. Среди них есть два «толстяка» (так Шинкаренко именует малышей весом больше килограмма), остальные — совсем еще крохи.
— Бывают ли среди них любимчики? – врач на секунду задумывается. – Наверное, это самые тяжелые, от которых сутками и неделями не отходишь. А потом они идут на поправку, на смену им приходят другие «любимчики».
Плохо себе представляю, какой мерой отваги должны обладать люди, которые берут на себя ответственность за жизнь и здоровье этих вот трогательных комочков. Это потом у них появится шанс стать Циолковскими, Левитанами и Ахматовыми, а пока они всего лишь крохотные беззащитные человечки, целиком и полностью зависящие от компетенции и внимания медицинского персонала. Среднего – в особенности, убежден Евгений Николаевич.
— Случайных людей у нас в отделении просто нет, все — озабоченные профессией, для которых слова «сострадание» и «сопереживание» – не пустой звук. Для наших маленьких пациентов заботливые руки девочек-медсестер куда важнее, чем врачебное вмешательство. Главное – уход и доброе слово.
Видя недоумение журналиста, собеседник подтверждает:
— Да, ребятишки все прекрасно понимают, реагируют и улыбаются. Бывает, когда заругаешься на кого – и он тут же начинает вести себя получше!
На вопрос о том, что является самым сложным в буднях детского анестезиолога-реаниматолога, Шинкаренко вздыхает:
— Наверное, это ситуация, когда ребенок долго не лечится. Бывает, месяц лежит – и не идет на поправку. Казалось бы, только что одного малыша точно с такими же симптомами вылечили, а второй – никак не хочет, хоть мы и бьемся над ним. Постоянно идет поиск оптимального лечения. Это филигранная, тяжелая, трудная работа. Но мы стараемся!
В отделении реанимации новорожденных пациенты лежат подолгу, иногда до полугода. Ребятишки находятся в специальных комфортабельных кувезах, современнейшая аппаратура в круглосуточном режиме следит за их состоянием, за тем, чтобы они правильно дышали и кушали. А врачи с микроскопической точностью решают, какой процент кислорода необходимо сейчас подать в легкие малыша, из скольких граммов белков, жиров и углеводов должна состоять сегодня его питательная смесь.
— Стараемся минимизировать фактор беспокойства детей, ведь они еще должны быть там, в животе у мамочки. Поэтому мы имитируем их внутриутробную жизнь, лишний раз не трогаем, за состоянием следим по мониторам. Лишь иногда подойдешь, глянешь краешком глаза, чтобы он не уполз там куда, — опять открыто, по-доброму, улыбается наш герой.
Для того, чтобы никоим образом не беспокоить младенцев, в отделении всегда тихо, все разговоры ведутся вполголоса, в палатах повсюду – предупреждающие надписи. Безопасность и комфорт ребятишек – превыше всего:
— Руки моем по сто раз на дню, чтобы не дай Бог микроб какой к детям не пробрался.
Чудеса случаются
Удивительное дело, но, по словам собеседника, благодарность пациентов не имеет географических и временных границ:
— Бывало, приходили восемнадцатилетние детинушки, – тут он смешно изображает ломкий юношеский басок, — «Дядя Женя, спасибо вам!». Пишут отовсюду, поздравляют с праздниками, шлют фотографии давно выросших детей, иногда приходят в гости с тортиками. Вольют в тебя свои положительные эмоции – и ты опять бодрый и веселый. Когда получаешь такие вот отклики, убеждаешься — ради этого стоит работать…
В его практике бывали экстремальные ситуации, когда малышей в буквальном смысле вырывали из лап смерти:
— Чудеса? Да, случаются. Порой кто-то ТАМ нам помогает…
В правильности своего однажды выбранного пути Шинкаренко убежден абсолютно:
— Если бы довелось вернуться к началу, то ничего не стал бы менять. Жаль только, что в свое время не было у нас таких возможностей, оборудования и знаний, какие есть сегодня. Эх, сколько жизней можно было бы тогда спасти! – сокрушенно качает головой.
Работа реаниматолога не заканчивается в «шестнадцать ноль-ноль» с перерывом на выходные, иногда при приходе домой в «голове» остается информация о лечебном процессе, что бы еще можно было бы сделать. Советуешься уже по телефону с коллегами в этом случае, иногда даже ночью. С такими особенностями его профессии давным-давно смирилась и жена Евгения – она работает бухгалтером, и сын Денис, — он занимается вопросами компьютерного обеспечения.
— Увлечения? Сильно люблю рыбалку, у нас и подходящий коллективчик для этого имеется, и свои излюбленные места. Еще мне нравится играть в преферанс, правда, чаще всего в Интернете – в реальности со мной никто играть не рискует, — заразительно смеется врач. – Недавно вот гараж купил, теперь его обустраиваю. Земельный участок есть, а вот времени на него – нет. И вообще, можете написать — жизнь у меня удалась!
