Настольные игры в городах и острогах сибирского Севера: шахматы

С.Г. Пархимович, Г.П. Визгалов

Согласно сведениям из письменных источников настольные игры на Руси обрели популярность не позднее конца XIII в. В различных изводах Кормчей книги упоминаются «шахи» (шахматы) и «леки» (зернь), а в сборнике поучительных изречений святых отцов и мудрых мужей «Пчела» XIV в. говорится о «шахах» и «тавлеях» (нардах). Со второй половины XVI в. в Московской Руси получили распространение карточные игры. Бумажные карты завозились из Западной Европы. Нацеленность игроков на материальный интерес порождала многочисленные конфликты, завершавшиеся драками, убийствами и «всяким воровством», что вызывало понятную озабоченность и осуждение таких игр со стороны сначала церкви, а затем и государства.

По данным археологических источников, в X – начале XI в. на Руси бытовали скандинавские шашки, исчезнувшие вместе с варяжскими дружинами, игра в «мельницу» (X–XIII вв.) и шахматы (с XII в.). Находки в древнерусских городах костяных кубиков для игры в зернь, шашек и тавлейных принадлежностей до сих пор не стали предметами специальных исследований. Игре в зернь посвящена статья С. В. Бахрушина, основанная на сведениях из письменных источников конца XVI – XVII вв.

Настоящий прорыв в изучении настольных игр на территории России произошел благодаря масштабным раскопкам Новгорода Великого. Речь идет главным образом о шахматах. В ходе раскопок была сформирована многочисленная коллекция костяных и деревянных шахматных фигур XIII – середины XV столетия. К концу ХХ в. она насчитывала 114 экземпляров, из которых лишь около 20 были костяными. В материалах из раскопок других древнерусских городов такие находки были единичны. Всего же к этому времени на древнерусских памятниках было найдено более 160 шахматных фигур.

В эти же годы в Москве обнаружены около 20 шахматных фигур XVI–XVII вв. Особое место среди фигур этого времени занимает уникальная коллекция из 28 точеных костяных изделий начала XVII в., собранная на стоянке русских мореходов-промышленников в Сибирском Заполярье – на о. Фаддея близ Таймырского полуострова. В этой коллекции представлены фигуры всех рангов – от пешки до короля.

Все эти материалы легли в основу единственного до сих пор фундаментального исследования об истории шахмат на Руси, осуществленного И. М. Линдером, где он проследил эволюцию форм фигур – от изобразительных и символических арабского типа до абстрактно-геометрических. Позднее, ознакомившись с шахматной коллекцией из раскопок Мангазейского городища 1968–1969 гг., исследователь представил эволюцию форм шахматных фигур на территории России (до XVII в. включительно) в виде типологоронологической таблицы.

Проанализировав формы фигур из коллекции с о. Фаддея и мангазейского собрания, И. М. Линдер указал на преемственность новгородских шахматных традиций в культуре поморов, принесших их в Сибирь, особо отметив наличие в мангазейской коллекции небольшого количества фигур с восточной символикой (в новгородской модификации). Однако наиболее типичными формами мангазейских и в целом русских шахмат XVI–XVII вв., по его мнению, явились шахматы двух модификаций, развившихся из новой абстракции древнерусских шахмат XIII–XV вв.: «многоярусные фигуры традиционного древнерусского типа» и фигуры «московской» модификации. Различия между ними были незначительными: для первой характерно чередование ярусов «в форме небольших цилиндриков, конусов и кольцевых перехватов», а для второй – шаровидная форма тулова и длинная шейка с кольцевидным воротничком, увенчанная шаровидными или усеченно-коническими «шапками» с цилиндрическими точеными или вставными навершиями. В целом в это время упрощаются и унифицируются формы большинства фигур, за исключением ладьи, сохранившей традиционную «новгородскую» форму, и коня, в изображениях которого постепенно возобладало стремление к условно-изобразительной форме, близкой современной.

Эти наблюдения относились прежде всего к группе точеных фигур, а для «фигур-самоделок», вырезанных из дерева вручную, были характерны «довольно разнообразные очертания», демонстрирующие знакомство с традициями древнерусской абстракции шахмат, а также народную интерпретацию этой символики.

За годы, прошедшие после публикаций И. М. Линдера, собрание шахматных фигур существенно пополнилось находками из раскопок памятников древнерусского периода и особенно – из раскопок памятников XVI–XVIII вв. К настоящему времени, по неполным данным, это собрание насчитывает около 1480 деревянных и костяных фигур, из которых около 300 – из слоев XIII–XV вв. Новгорода Великого. К XVI–XVIII вв. относятся приблизительно 1130 экземпляров, в том числе около 1080 найденных в Сибири.

Большую часть сибирского собрания шахматных фигур составляют находки из раскопок Алазейского острога, Мангазейского и Березовского городищ. На остальных сибирских памятниках, за исключением коллекции с о. Фаддея (28 экз.), находки шахматных фигур единичны. Обилие находок на трех памятниках, расположенных на севере Сибири (Нижнее Приобье, реки Таз и Алазея), объясняется прежде всего промерзшим состоянием культурных слоев, в которых хорошо сохранились деревянные изделия: 539 деревянных фигур – на Мангазейском городище, 82 экз. – на Березовском и 313 экз. в Алазейском остроге.

Эти обстоятельства позволяют получить более полные представления о морфологии фигур, бытовавших в XVI–XVIII вв., оценить степень сохранения архаичных новгородских традиций в процессе трансформации фигур разных модификаций в единый современный тип шахматных фигур.

Классификацию алазейской коллекции деревянных фигур середины XVII – XVIII вв. (318 экз.) предложил А. Н. Алексеев. Она была осуществлена на интерпретационном уровне – основной единицей выступал шахматный ранг. Достаточно легко выделялись кони, напоминающие современную форму либо представляющие их абстрактно-геометрическую и предельно упрощенную интерпретацию.

По форме алазейские фигуры были разделены на 11 типов и 28 вариантов. Ладьи представлены в разных вариантах – в виде низких цилиндров с дуговидным вырезом сверху (в ряде случаев с выступом в центре выреза), с прямым ребром сверху или с гребенчатым ребром – всего пять типов. Такая трактовка ладей восходит к отдельным формам новгородской модификации восточной символики.

Сложнее дело обстояло с однозначным разделением форм фигур среднего (слон) и высших (король, ферзь) рангов: отсутствие относительно полных комплектов затрудняет уверенное отнесение тех или иных фигур к конкретному рангу. По форме выделены пять типов и 17 вариантов.

Большую часть коллекции (214 экз.) А. Н. Алексеев отнес к пешкам и «пешковидным», разделив их на три группы – простые, усложненные и сложные. Простые и усложненные фигуры имели тулова конические, усеченно-конические и усеченно-конические с вогнутой боковой поверхностью, различаясь отсутствием или наличием головок различных форм. Сложные фигуры отличались лаконичностью и оригинальностью конфигураций, могли трактоваться широко – от пешки до слона, ферзя и даже короля.

В целом лишь в ладьях прослеживается развитие одной из форм новгородской модификации восточной символики по линии дальнейшей геометризации. Остальные фигуры, за исключением коней, восходят к западноевропейским многоярусным в древнерусских модификациях.

Благодатный материал для характеристики шахматных форм, популярных в первой половине XVII в., получен в результате многолетних раскопок Мангазейского городища, где собрана коллекция из 618 фигур, большую часть из которых (539 экз.) составили деревянные. Часть коллекции, в составе которой 48 деревянных и 25 костяных фигур, была собрана в 1968–1969 гг. в основном в постройках кремля в ходе раскопок экспедиции Арктического и Антарктического научно-исследовательского института под руководством М. И. Белова, ставшего одним из авторов монографии о материальной культуре Мангазеи. В 1970 и 1973 гг. этой же экспедицией найдены еще шесть костяных фигурок в посадской части городища. Тогда же обнаружены четыре шахматных доски (одна целая, половинки двух и фрагмент четвертой).

В монографии подробно описаны по рангам костяные фигурки и семь деревянных (два короля или ферзя и пять ладей). Об остальных деревянных фигурах сказано, что среди них «встречены фигуры слонов и пешек».

При этом в иллюстрациях представлены 16 костяных и 20 деревянных фигур, а также две шахматных доски. Костяные и часть деревянных фигур, выточенные на токарном станке, были отнесены к привозной продукции профессионалов-ремесленников, выполненной в «условно-геометрических формах», характерных для общерусских традиций. Особо отмечено присутствие в коллекции фигур «архаического облика, характерного для XIV–XV вв.». Четыре деревянные пешки и третья «шахматница» (доска) из мангазейской коллекции 1968–1969 гг. были опубликованы И. М. Линдером.

Основную часть мангазейской шахматной коллекции составили находки из раскопок экспедиции НПО «Северная археология – 1» в 2001–2014 гг. в недокопанных экспедицией Арктического и Антарктического НИИ раскопах № 21 и 22 (посадская часть Мангазеи). В ходе новых раскопок в слоях 1620–1630-х гг. найдены 519 деревянных и 20 костяных фигур, а также половинки и фрагменты 12 «шахматниц» и трех заготовок для них. К настоящему времени опубликованы результаты морфологического анализа собрания находок из раскопок 2001–2004 гг., состоящего из 160 деревянных и 12 костяных фигур, а также четыре «шахматницы».

По типологии, предложенной И. М. Линдером, в этом собрании были выделены три типа абстрактных фигур:

– многоярусные московской и древнерусской модификации, выточенные из кости (12 экз.) и дерева

(2 экз.) и вырезанные вручную в подражание им (14 экз.), отнесенные к королям, ферзям и слонам;

– фигуры новгородской модификации восточной символики (костяной конь, деревянные король (ферзь?), три слона и 15 ладей). Изображения ладей разнообразны: кроме экземпляров, идентичных новгородским, встречены и их оригинальные интерпретации;

– фигуры оригинальных форм, вырезанные вручную из обрезков веток (114 экз.). Выделены 17 морфологических вариантов, из которых 16 интерпретированы как пешки (конусы, усеченные конусы с прямыми или выгнутыми боками, «бутыльчатые», с разнообразными головками и без них). Один вариант, усложненный наличием двух-трех усеченно-конических ярусов, может быть отнесен к фигурам более высокого ранга – слонам или даже ферзям.

К группе изобразительных фигур отнесены четыре идентичных экземпляра, представляющие собой реалистичные изображения головки пениса. По поводу их интерпретации было отмечено, что они могли быть шахматными (хотя аналогии в шахматных фигурах не найдены) или использовались и как шашечные.

В 2017 г. в издании, посвященном реконструкции архитектурно-планировочного облика и образа жизни двух посадских усадеб Мангазеи, были опубликованы фотографии 95 деревянных и семи костяных фигур, а также шесть «шахматниц».

Многообразие форм столь многочисленной мангазейской коллекции вынуждает ограничиться кратким аналитическим обзором. Наибольшее разнообразие демонстрируют деревянные фигуры – в их собрании насчитывается более 80 вариантов оформления фигур разных рангов. Эти формы выработаны из заготовок – округлых в сечении прутьев и, реже, из четырехугольных стержней. При этом лишь 19 экз. (около 3,6%) – точеные, остальные – результаты фантазии резчиков («фигуры-самоделки», по И. М. Линдеру).

Морфологический анализ показал сосуществование двух принципиально разных традиций формообразования: архаичной – новгородской модификации восточной абстрактной символики и выработанной токарями-шахматниками в конце XIII – XV вв. «новой древнерусской», для которой характерно чередование цилиндрических и усеченно-конических объемов, часто дополненных кольцевыми пазами, «воротничками» и «поясками».

Фигуры «новой древнерусской» модификации шахматной абстракции в мангазейской коллекции преобладают – в деревянном исполнении эти фигуры либо копировали формы точеных костяных, либо представляли их упрощенные варианты. По степени сложности фигуры этой модификации можно разделить на три группы: простые, усложненные и сложные.

Первая группа (124 экз.) включает конические и усеченно-конические, с вогнутыми или выгнутыми краями, на низких цоколях и без них. Во вторую группу (206 экз.) входят эти же формы, дополненные головками различных конфигураций, одним-двумя кольцевыми пазами над цоколем, двумя ярусами. Судя по простоте исполнения и многочисленности, фигуры этих групп относились к пешкам. К третьей группе относятся фигуры среднего (слон и, возможно, ладья) и высокого (король, ферзь) рангов – 94 экз. Из них 22 точеных, остальные – подражания формам точеных, вырезанные вручную. Для этих фигур характерно наличие шаровидного, эллипсоидного или полусферического тулова, как правило, отделенного кольцевидным пазом от низкого цоколя, и разнообразных головок. У фигур ручной резки тулова приобретали усеченно-биконическую или, реже, усеченно-бипирамидальную формы. Усложнение конфигураций осуществлено за счет кольцевидных «поясков» и «воротничков». Высокий ранг подчеркивался присутствием нескольких ярусов или большими размерами фигур. Уверенное соотнесение фигур этой группы с конкретным шахматным рангом, за исключением случаев с обилием ярусов и дополнительных элементов, затруднено ввиду отсутствия относительно полных полукомплектов, подобных «фаддеевским».

Собрание архаичных фигур, состоящее из 81 экз. (15,6%), представлено как «классическими» образцами новгородской модификации восточной символики, так и новыми их вариациями. Среди последних выделяются многообразием фигуры ладей (37 экз.) и коней (24 экз.). Лишь два коня выточены в условно-изобразительной манере – голова на мощной высокой «шее» – предтеча современной трактовки. Короли/ферзи и слоны, морфологически восходящие к восточной традиции, единичны.

Многообразие форм деревянных фигур, возможно, объясняется стремлением резчиков обозначить таким образом их принадлежность к разным полукомплектам. Применялись и другие способы различения шахматных войск (полукомплектов):

– окрашивание (около 40 % фигур сохранили следы черной, коричневой и красной красок);

– крестообразные и пятилучевые вырезы на торцах цилиндрических головок (13 экз.);

– косые резные кресты на боковых поверхностях пешек и ладей (6 экз.);

– добавление дополнительных деталей – медных, железных и костяных «гвоздиков», вбитых в торцы головок (четыре короля, три архаичных коня и пешка);

– оставление на цоколях и кольцевых поясках неснятого слоя бересты (7 экз.);

– различия в поперечных сечениях фигур – круг, прямоугольник (изготавливались из обрезков веток или четырехгранных брусочков).

Из 20 костяных фигур новой мангазейской коллекции 17 – многоярусные, выполненные в так называемой «московской» абстракции с характерным шаровидным или эллипсоидным туловом, высокой шейкой, кольцевыми «воротничками» и «поясками». Еще одна фигурка отличается от них высоким усеченно-коническим туловом. Лишь две фигуры выполнены в ином стиле: конь, вырезанный в условно-изобразительной манере, и точеный конь, типичный для новгородской модификации восточной символики. Судя по опубликованным 16 (из 32) костяным фигурам из раскопок экспедиции под руководством М. И. Белова, в ранней мангазейской коллекции, наряду с фигурами «традиционной древнерусской» и «московской» модификаций, присутствовали три коня в несколько ином варианте условно-изобразительного стиля, три ладьи и конь, характерные для новгородской модификации восточной абстрактной символики.

Фигуры изготовлены из бивня мамонта и слона (более светлые), одна (конь) – из моржового клыка. Фигуры высокого ранга отличались бóльшими размерами и наличием нескольких кольцевидных ярусов. Полукомплекты различались наличием/отсутствием резной орнаментации на тулове: в новой мангазейской коллекции выделяются три группы: 1 – с отсутствием декора (7 экз.); 2 – с декором середины тулова в виде двух-трех узких кольцевидных «канавок» (6 экз.); 3 – с пояском ленточного зигзага и мелкими «глазками» на тулове, выполненными миниатюрным перовидным сверлом (5 экз.). Судя по этим признакам, в коллекции представлены фигуры как минимум трех полукомплектов. Но различия в формах головок и тулов позволяют говорить о четырех полукомплектах. Аналогичную картину демонстрирует и собрание «фаддеевских» фигур.

В березовском собрании шахматных фигур (99 экз.) лишь три деревянные (из 84) и шесть костяных (из 15) происходят из слоев XVIII в., остальные – из слоев конца XVI – XVII вв. Среди деревянных преобладают пешки простой и усложненных форм. Лишь две многоярусные фигуры относятся к высшим рангам, семь – ладьи различных вариаций новгородской модификации восточной абстракции, одна – конь в условноизобразительной манере.

Костяные фигурки выточены из бивня мамонта. Из 15 целых экземпляров лишь ладья выполнена в стиле новгородской модификации восточной абстракции и конь – в условно-изобразительной манере. Остальные фигуры представляют «московскую» модификацию древнерусской шахматной абстракции, различаясь размерами, формой головок и количеством ярусов. Кольцевой декор имеется на туловах пяти фигур. Морфологически коллекция березовских шахматных фигур отличается от мангазейской лишь меньшим количеством вариантов усложненных и сложных деревянных фигур.

Помимо готовых изделий, в березовской и мангазейской коллекциях имеются и неоконченные: 23 деревянные фигурки, вырезанные на концах палочек, но так и не срезанные с них, и две точенные на концах стержней из мамонтового бивня.

Шахматные доски («шахматницы) представлены в основном обломками. Лишь четыре экземпляра сохранились в виде половин, в том числе две – из новой мангазейской коллекции. Шахматное

поле состояло из 64 клеток, разлинованных глубокими резными линиями. На большинстве досок сохранилась раскраска черных клеток. В двух случаях сохранились рельефные бортики по периметру. Полные размеры игровых полей варьировались от 21 × 24 см до 39 × 46 см.

В целом анализ форм шахматных фигур из раскопок этих памятников показал, что на протяжении XVII–XVIII вв. всё большую популярность приобретали унифицированные многоярусные фигуры новой абстракции, выработанные в среде токарей-шахматников в XIII–XVII вв. В то же время при изготовлении ряда деревянных «фигур-самоделок» резчики продолжали следовать традиции новгородской модификации восточной абстракции, предлагая новые вариации в трактовке ладей и коней, бытовавшие до конца XVIII в.

Необычайно высокая плотность залегания шахматных фигур – одна фигура на 2,3–5,5 кв. м – в раскопах на Мангазейском, Березовском и Алазейском городищах свидетельствует о масштабности их бытования у жителей русских городов Сибирского Севера наряду с другими играми – шашками, зернью и тавлеями. Роль и место настольных игр в жизни сибиряков – тема отдельного исследования.

Оставьте комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Яндекс.Метрика