Евдокия Белявская
Я многое помню из моего детства. Мы играли, как все дети, но игры наши имели свои особенности, так как мы росли в лесу. Вот, например, и осенью, и весной как мальчишки, так и девочки высвистывали бурундуков. Есть определенный свист. Если им владеешь, то на него с разных сторон одновременно могут прибежать к тебе 5—6 бурундуков. Но это игра опасная: похожим свистом, но только более звонким и твердым, медведи подзывают своих детенышей. Поэтому осенью мы бурундуков не высвистывали, боялись.
Родители плетут рыбные ловушки — морды — и для нас тоже сделают, только поменьше. А потом свои ловушки проверят, соберут улов и в наши мордочки запустят 3—4 язя. Дома разбудят: «Не хотите проверить мордочки? Мы своими добыли, может, и в ваши рыба попалась?» Мы соскакивали с постели и неслись сломя голову смотреть свои игрушечные морды, поставленные родителями из соображений безопасности не в речке, а на болоте. И до поры до времени верили, что рыба водится и в болоте.
Сбор ягод детской компанией — тоже игра: в чьей посуде ягода самая крупная и спелая, тот и победитель. Так в играх хантыйских детей с раннего возраста воспитывались самостоятельность, выносливость, умение ориентироваться в незнакомой местности. Мы узнавали повадки зверей, птиц и рыб, учились владеть орудиями промысла.
Достигший 14 лет считался уже самостоятельным человеком. Мать и отец доверяли ему рыбачить, ходить на охоту, рубить слопцы — ловушки на боровую дичь. Количество слопцов у нас доходило до 120, и каждый день надо было ходить по лесу и проверять их — то в одну
сторону, то в другую.
В 1947 году, когда мы с сестрой пасли оленье стадо Казымской культбазы, мы обходили около 60 слопцов. До поры до времени все было спокойно. Но когда в очередной обход пошли отец с моим старшим братом Алексеем, в том месте, где накануне побывали мы, начался медвежий гон. Возбужденные звери изрыли весь мох в бору.
Километрах в 3—4 стояла старая избушка, принадлежавшая богатому человеку, он там постоянно держал ружье. Отец отправил Алексея за этим ружьем, а сам развел большой костер. Защита не очень надежная, так как во время гона медведь может пойти и на огонь. Но Алексей вернулся очень быстро. Метрах в 150—200 от костра они поставили ружье, насторожив его, как самострел. Стемнело. Вдруг раздался выстрел: сработал самострел. Медвежий рев усилился — похоже, началась драка. Только к рассвету наступило затишье, и отец с Алексеем стали потихоньку приближаться к месту, где было установлено ружье. От убитого медведя осталась лишь половина, вторая была съедена. Больше мы к тем слопцам не ходили, родители запретили: опасно.
В 1950 году моя сестра Нина, которой исполнилось 14 лет, устроилась почтальоном. Нужно было ходить из Хуллора, где она жила, в Казым, за 30 км, и в Помут, за 70 км. Ей подробно рассказали, как идти, мимо каких озер, через какие болота, по каким тропам, где и куда сворачивать. Все это было нелегко запомнить, но пришлось. Мать повторяла: «С тобой ангел-хранитель, не бойся». Все родные верили, что Нина не заблудится и не встретится с хищным зверем.
Постепенно путь этот стал для Нины привычным. Чаще всего она ходила одна, попутчики бывали редко.
С 1950 года я училась в Ханты-Мансийском педагогическом училище, а летом рыбачила дома или в составе бригады перевозила водным путем для местного населения муку, сахар, крупу. В Помуте жила моя сестра Катя, которую я давно не видела и очень хотела повидать. Собралась идти к ней вместе с Ниной, но почты в Помут из Казыма не было, а у меня уже кончались каникулы. Решилась пойти одна, но все-таки нашелся попутчик — мальчик-четвероклассник.
Мне объяснили, как идти, и мы отправились. Впереди были 70 километров пути. Вступая в густой темный лес, мы прибавляли шагу, на болоте шли спокойно, сбавляли ход. Когда миновали большое, десятикилометровое, болото, солнце уже начало садиться, а перед нами — самые медвежьи места, тропка петляет вдоль берега речки то по ельнику, то по кедрачу. Наконец прошли этот страшный лес. На берегу нашли старую-престарую калданку, переехали речку. А там жили милые, добрые старик и старуха, о гостеприимстве которых знали все. Они сварили для нас рыбный суп-болтушку, напоили чаем, а утром дали напутствие, и мы отправились дальше. Оставалось пройти еще 30 километров.
Шли в основном по светлому сосновому бору, куда ни посмотришь — всюду белый мох. Тут настроение у нас поднялось, и нам показалось, что эту часть пути мы прошли очень быстро.
Пожили в Помуте недельку, и пошла обратно одна, без попутчиков. Опять переночевала у стариков. На другом берегу речки встретила сестру Нину с почтой и двумя спутниками. Услышав треск валежника под моими ногами, они насторожились, но тут из-за поворота выскочила я. Постояли минут пять и тронулись в путь — в разные стороны.
Пришла домой в два часа дня, а сестра обычно приходила к семи вечера. Вероятно, я не шла, а бежала, сама того не замечая. А после всю зиму ходил анекдот о том, как я напугала троих путников у реки. Позднее я уже никогда в такое путешествие не пускалась, и теперь при одном воспоминании о нем мне становится страшно.
В 1949 году я рыбачила в бригаде из четырех человек, добывали рыбу для кормления лисиц на звероферме. Бригадир был взрослый, а остальные — вроде меня. А какая была обувь? Единственной обладательницей черных резиновых сапожек в Казыме была дочь местного начальника Александра Васильевича Петухина Руфина. Она их носила как парадную обувь. А наша обувь из оленьей шкуры на рыбалке быстро промокала. А в дождь? Сверху вода и снизу вода. Но редко кто болел.
В 1950 году я решила учиться, чтобы приносить больше пользы родному краю, но ясно не представляла, по какой специальности. Председатель колхоза видел во мне будущего счетовода, председатель рыбкоопа — продавца. А начальник культбазы Василий Васильевич Смехов отговорил: «Куда ты собралась? Выучишься на продавца и года через два сядешь в тюрьму. Давай лучше я тебя направлю в педучилище. Но сохрани направление и в кооперативную школу. Не примут в педучилище — поступишь туда».
Поехали вдвоем с подругой на катере «Тельман». Ночью было холодно, и мы укрылись старой мережей от невода. Так добрались до Березово. В Ханты-Мансийск приехали в субботний день. Пришли в общежитие кооперативной школы, а там говорят: сегодня выходной, приходите в понедельник. Тут мы вспомнили, что в Ханты-Мансийске живет наш первый учитель Терентий Иванович Чупров. Нам объяснили, как его найти.
Терентий Иванович встретил нас приветливо и стал расспрашивать, куда будем поступать. Сказали, что в торговую школу. Наш учитель был человек вспыльчивый. Говорит: «Какая безмозглая голова вас отправила? Нет, туда вы поступать не будете, я сейчас схожу и вас устрою. А вы ложитесь спать». Часов в 12 он нас разбудил: «Ну, девочки, вас уже приняли. Остальное расскажу утром».
Наутро он нас отправил в педагогическое училище, где преподавал хантыйский язык. Мы дошли до угла улиц Дзержинского и Комсомольской, где стояло здание училища. К директору была очередь во всю длину коридора. Выстояли ее, заходим в кабинет и узнаем: приняты и будем жить в общежитии.
Учиться с самого начала стала старательно. Хорошо давались алгебра, геометрия, физика, химия и плохо — русский язык. На уроке русского языка фамилия и имя учительницы Галины Дмитриевны Деркач показались знакомыми. А она, найдя в классном журнале мою фамилию, спрашивает: «Ты не сестра Катюши Ерныховой?» Тут я вспомнила, от кого слышала о Галине Дмитриевне: Катя много вспоминала о ней как о любимой учительнице, преподававшей в школе Казымской культбазы. Вот и еще один близкий человек нашелся в Ханты-Мансийске!
Чтобы не позориться перед Галиной Дмитриевной, я стала вызубривать все правила, но применять их не умела, и русский язык по-прежнему шел у меня тяжело.
Вскоре произошло еще одно неожиданное знакомство. Я проходила возле старого универмага и увидела высокого мужчину средних лет в костюме цвета морской волны, с зачесанными назад волосами. Он взял меня за руку и спросил: «Ты дочка Александра Ерныхова?» — «Откуда знаете?» — «Хорошо знаю отца, знаю Катюшу, Таню. Я Лоскутов Аркадий Николаевич». И тут же повел к себе домой.
Его жена Александра Кирилловна угостила меня и просила, чтобы я их навещала. Я была страшно стеснительная, но все же общалась с Аркадием Николаевичем. Почему-то он считал для себя важным держать со мной связь и писал письма в Ленинград, где я училась после окончания Ханты-Мансийского педучилища. Именно от него я узнавала о важных событиях, происходивших на моей родине.
Малица-кольчуга
Это было давно. Я с сестренкой Ниной и братиком Ефремом играла на улице. Погода была солнечная, по насту мы подходили к лиственницам и брали со стволов серу-жвачку.
Мама собирала отца в дорогу и горько плакала. Это были дни, когда казымских, хуллорских, кислорских мужчин мобилизовывали на подавление восстания на Казыме.
Проездили они, наверное, не больше месяца. Помню, как вернулся отец, Александр Григорьевич Ерныхов. Помню и кое-что из его рассказов.
…В погоню за восставшими ехали по открытым болотам, где наст был крепче, чем в лесу. На этих болотах лежит гряда торфяных выступов высотой с двухэтажный дом, их много, и издалека может показаться, что это целый город со сверкающими на солнце крышами. При подъезде к гряде погоня была встречена выстрелами. Отец ехал первым. Дробь попала в среднего оленя, и он упал. Спутники поехали дальше, а отец выпряг раненого оленя и поехал дальше на двух.
Вечером, когда устроили привал и развели в чуме костер, мужчины спрашивают: «Ты жив или это твой дух пришел?» А дело в том, что вся малица отца была в дырках от дроби. Когда он скинул малицу и вывернул ее наизнанку, все увидели дробь, повисшую на шерсти, шерсть задержала дробинки, и ни одна из них не попала в тело. Малица оказалась не хуже кольчуги.
Этот рассказ отца впоследствии подтвердил Григорий Захарович Тоголмазов-второй, ездивший вместе с отцом. Кроме них, на подавление восстания посылали еще Тоголмазова Григория Захаровича первого, Вагатова Максима (отчества не помню), Тарлина Петра Ксенофонтовича, Хорова Осипа Павловича и других.
Хитрый разведчик
Этот рассказ я записала со слов нашего родственника Григория Захаровича Тоголмазова-второго. Охотник, рыбак, в 50-х годах он был председателем хуллорского колхоза.
Отряд преследователей ехал по угодьям предводителя казымского восстания Сорм Васьки (Василия Захарова), по открытым болотам у озера Вой кур лор. Стало вечереть, когда впереди показался небольшой сосновый бор, а рядом на болоте — чум. Чум казался заброшенным, около него не было никаких следов, но, заглянув в него, увидели дряхлую старуху, которая невнятно произнесла несколько слов. Из них можно было понять, что она брошена родными и уже несколько дней не ела. На старухе был заношенный, почерневший сах. Мужики переглянулись и рассмеялись: «Чем богаче, тем прижимистей и жаднее!» Вскипятили чай и пригласили старуху к столу — она с жадностью набросилась на еду, куски мяса глотала, не разжевывая. Потом вернулась на свою постель.
Пока ужинали, на карауле стоял Осип Павлович Хоров. Уже совсем стемнело. Мужики в чуме задремали. В это время старуха встала и пошла по своим надобностям в лес, хромая на правую ногу. Караульный сначала наблюдал за ней, а потом отвлекся. В это время из чума вышел Григорий Захарович Тоголмазов-второй и видит: старуха быстро побежала в бор. Он выхватил у караульного ружье и выстрелил вслед. Все повыскакивали из чума, и завязался бой.
«Старуха» оказалась на самом деле мужчиной-разведчиком средних лет, мастерски сыгравшим роль. В бору его ожидали родственники, и если бы не вышедший случайно Тоголмазов, всех мужиков перестреляли бы в этом чуме.
Побег Хорова
А вот что рассказал мне однажды этот же О.П. Хоров, который чуть, было не стал причиной гибели товарищей, упустив «старуху»-разведчика.
Я только что окончила семь классов, и он хотел отправить меня учиться на счетовода колхоза. Мы шли пешком из Хуллора в Казым, и Осип Павлович вспоминал, как призывался во время Великой Отечественной войны. Прибыл на место назначения в Омск, и его определили в трудармию. Была весна, вскоре начался ледоход, и Хоров решил бежать. Нашел лодку. Попросив у кого-то топор, вытесал весло и под вечер уплыл. Человек бывалый, он представлял, как ехать. Река уже успела разлиться, и он пробирался среди затопленных кустов. Вскоре Осип Павлович почувствовал за собой погоню. Когда моторная лодка совсем приблизилась, он опрокинул лодку на себя и, одной рукой держась за куст, другой придерживал лодку. Разговаривая о чем-то, преследователи проехали мимо.
Так и плыл Хоров по течению реки. Днем приставал к какому-нибудь островку, высыпался, ночью продолжал путь. Голодал, но в населенных пунктах не останавливался. В контакт с людьми стал вступать лишь после того, как проехал Перегребное и пошли знакомые хантыйские деревни. В одной из них ему даже подарили ружье.
Доплыв до Полновата, он пошел в Казым по зимнику. Пришел наконец. Все радовались, что вернулся хоть один мужчина из тех, кто был отправлен на войну.
Вскоре Осип Павлович попал в число лучших охотников, о которых докладывали по телеграфу лично Сталину. Прожил он долгую жизнь и умер после 1980 года. А хорошо ли, плохо ли он поступил, бежав из трудармии, — пусть рассудят люди.
Проделки косолапого
В Казыме был случай: человек убежал от медведя. Сентябрьским утром несколько парней пошли за брусникой. Разбрелись по сосняку кто куда, а ягоды — видимо-невидимо. Вдруг один из парней, Александр, почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Выпрямился и видит: прямо на него идет медведица с медвежатами. Он закричал и стал отмахиваться бидоном. На крик прибежали товарищи, остановились поодаль и крикнули: «Саша, скинь куртку!» На парне была энцефалитка с ярко-оранжевым верхом, каким-то чудом ему удалось скинуть ее. Он бросил куртку в сторону медведицы, и все побежали. Так и бежали до самого Казыма, около 9 километров.
Ошибкой Александра было то, что он нарушил хантыйский обычай — не надевать, когда идешь в лес, одежды красного цвета, т.к. это цвет крови. Помню, в детстве перед выходом в лес отец сам проверял, что на нас надето. Существует и другое правило: идущий в лес должен иметь с собой спички в правом кармане и тонкую сухую бересту — в левом. В случае встречи с медведем можно быстро развести костер, и медведь, почуяв дым, отпрянет в сторону.
Помню рассказ брата о том, как один оленевод спасся от медведицы с двумя медвежатами. Зверь совсем было набросился на человека, но он успел чиркнуть спичкой и поджечь олений мох. Лето было сухое и жаркое, высохший мох хрустел под ногами и быстро занялся от спички. Клубы дыма заставили медведицу броситься в сторону.
Особенно опасны подобные встречи во время гона, который у медведей бывает в конце августа — начале сентября. В таких случаях и костер не всегда помогает — идут прямо на огонь.
По хантыйскому поверью, медведи приходятся ханты младшими братьями либо сестрами. Считается, что даже новорожденный ребенок старше любого медведя, поэтому ханты зовут медведя «Похие» (братик) или «Эвие» (сестренка), а мужчины зовут еще «Мойпыр» (мой брат).
Медведи очень хорошо слышат, даже зимой в берлоге, и запоминают, что говорят люди, а потом тех, кто злословит, наказывают.
Моя тетя Татьяна Песикова из деревни Хуллор, женщина бездетная, по ягоды ходила всегда одна. Сидя как-то вечером у буржуйки, она подумала вслух: «Всю жизнь хожу в лес одна и никогда медведя не видела». Наследующее утро Татьяна пошла по ягоды. Собирала-собирала и, когда устала поясница, потихоньку выпрямилась и увидела в сотне метров медведя, стоящего на задних лапах. Она взмолилась: «Братец ты мой, зачем ты меня пугаешь?!» Медведь тихонько опустился на передние лапы и пошел в лес, а тетя развела костер, вскипятила чай в котелке, мысленно пригласила к столу братца-медведя, а потом, набрав полный кузов ягод, пошла домой.
Медведь любит гостинцы, поэтому, когда устраиваются столы с большим разнообразием еды, хозяева мысленно приглашают «братьев» и «сестер» разделить трапезу, и несколько минут, пока пируют гости, за стол никто не должен садиться.
Если охотник добыл медведя, то «раздевает» его (снимает шкуру) только тот, кто убил. Женщин к убитому медведю не подпускают. Мужчины разделывают его и делят мясо — для мужчин и для женщин. Затем упаковывают мясо в хинт (берестяной кузов) и отправляются в путь. Главная часть туши — голова, ее кладут сверху. Когда показываются избы деревни, мужчины издают троекратно протяжный клич, извещающий, что несут убитого медведя. В это время все, кто из домашних разут, должны обуться, даже самые маленькие. А при подходе охотников к дому начинают обливать друг друга водой, а зимой — осыпать снегом. Это обряд очищения. Затем мужчины ставят медвежью голову в дальнем углу дома, дети и взрослые подходят и целуют ее, а хозяйка готовит стол для гостя, приговаривая: «Ты прошел долгий путь, устал — покушай». А дети украшают голову: надевают бисерные изделия, самый лучший платок. Детям постоянно напоминают, чтобы они плясали возле головы, тогда медведь не будет их пугать в лесу. Плясали и женщины, чаще в отсутствие мужчин, и пели песни из обряда медвежьего праздника. А мужчины пели сначала главную песню. Она очень длинная, поэтому иногда ограничивались фрагментами.
Обычно голову держали в доме три, пять либо семь дней — в зависимости от погоды: в жару меньше, в холодную и прохладную погоду дольше. В эти дни при разговоре пользовались иносказательным словарем: вместо слова «нож» говорили «режущий предмет», вместо «медвежья шкура» — «шуба», вместо «след» — «орнамент» и т.д.
Если медведь «приходил» в дом часто, родители радовались — это, по народному поверью, к здоровью. Если же случаи добычи медведя выпадали реже, считалось, что это к несчастью.
***
Это было с Ниной в 50-е годы. Тогда она была еще молода и работала почтальоном: летом носила почту пешком от Казыма до Хуллора и Помута (расстояние между конечными пунктами около 100 км), а зимой ездила на оленях.
Не доезжая 30 км до Помута были юрты, в которых жило несколько хантыйских семей, летом Нина обычно в них ночевала. И вот она поздней осенью на развилке дорог: одна ведет в юрты, другая — в Помут. Переночевать или ехать дальше? Решила ехать и не ошиблась.
Дело в том, что той осенью в юрты повадился медведь-шатун, и охотники увезли свои семьи подальше от него в Помут. В эту ночь шатун как раз ночевал в сенках той самой избы, в которую обычно заезжала Нина, в берестяной бочке с перьями, а на рассвете охотники убили его.
***
Другой случай произошел в Саранпауле. Местная жительница-манси по имени Федосья собирала за рекой на болоте клюкву. От берега ее отделяли метров 200 темного леса. Клюквы было много. Вечерело. Сбор ягод подходил к концу, но Федосье захотелось заполнить еще последнюю берестяную набирушку — совт. Вот и она почти полна, и тут как будто собачка с ней заиграла: то с одной, то с другой стороны дернет за платье. Федосья не оглядывается и только нет-нет да прикрикнет: «Пир!» (уйди прочь!). А когда закончила сбор клюквы и выпрямилась, то увидела, что не собачка играет с ней, а двое медвежат. Недалеко и медведица — сидит на пригорке большого мандала (кедрового острова среди болота). Женщина бросила медвежатам совт и пустилась в бегство. Уже у самого берега оглянулась — медведица гонится за ней. Успела оттолкнуть лодку, а что было дальше — не помнит. Лишь ночью рыбаки нашли ее в лодке, прибитой к противоположному берегу.
***
А это случилось лет десять назад. Накануне вечером Нина пила водку, и утром у нее страшно болела голова. Муж ее Тихон говорит: «Поедем за карасями. Прокатимся с ветерком, и боль пройдет». До озера, где стояли сети, было недалеко. Приехав, Тихон натянул полог и сказал: «Ладно, лежи, а я проверю сети». Кликнув щенка, он пошел к озеру, а Нина осталась в пологе, головы поднять не может. И слышит: вокруг полога вроде как щенок ходит и носом фыркает. Вскоре шаги затихли.
Проверив сети, Тихон вернулся и видит свежие мокрые медвежьи следы, идущие прямо к пологу. Испугался: что с Ниной-то? Подошел ближе, покашлял, чтобы зверь узнал об его присутствии. Еще приблизился. Видит, что полог стоит, и спокойным голосом спрашивает: «Ну что, жива-здорова?» Нина отвечает: «Голова болит».
Тихон видит по следам: медведь обошел полог и ушел в лес. Чтобы она не испугалась, он не разрешил выходить из полога, затоптал следы, приготовил уху. Поели, сели в лодку и уехали. Обо всем случившемся Тихон рассказал только дома.
***
А вот что было однажды с нашими соседями Тарлиными в Казыме. Осенью всей своей большой семьей они поехали на рыбалку. На песке ниже Казыма несколько раз закинули невод, наловили рыбы и решили пообедать. Когда сварили уху, обнаружили, что забыли дома чашки. Решили в березняке поснимать берету, чтобы сделать посуду — сюмпал. Вместе с детьми с шумом подались в лес, взяли сколько надо бересты и сразу при выходе из лесу наткнулись на медвежьи следы. В их отсутствие у костра побывал медведь, съел всю выложенную на кусок бересты вареную рыбу и удалился. А Тарлины, так и не пообедав, отправились домой.
Случай редкий, т.к. медведь на костер обычно не идет.
Гроза в представлениях ханты
С детства я знаю, что мне делать, если начнется гроза.
Я люблю собирать ягоды и жду этой летней поры с нетерпением: кончается сентябрь — начинаю считать месяцы до следующего сбора. В июле, когда поспевает сочная, крупная морошка, не раз нас заставала на болоте гроза. В таких случаях мы закидывали себя мхом, который срывали с высоких кочек. Если гроза заставала в пути, искали поблизости ветвистое дерево, под которым можно было укрыться от дождя, но обязательно такое, чтобы оно было ниже окружающих деревьев. В ствол вонзали с силой топор. По верованиям ханты, небесный Бог, катаясь на колеснице, заметит блеск топора и отведет свою стрелу от человека, ибо топор — это предмет, принадлежащий живому человеку. В лесу нередко встречаются побитые молнией деревья; увидев такое дерево, ханты знает: под ним стоял дух покойника, отчего оно и пострадало.
Если гроза застала в помещении (чуме, избушке, шалаше и т.д.), женщина-ханты поспешит развести огонь и закрыть дверь и окна. Объясняют это действие так: небесный Бог, видя дым из трубы или от костра, не поразит помещение, и дух покойника не войдет в избу, Бог огня не позволит ему войти. В случае же отсутствия огня доступ духам мертвых в избу открыт, и молния может поразить ее.
Во время грозы стараются держать подальше от себя собак, привязывают их под другими деревьями, выгоняют из изб, потому что Бог якобы собак не любит. Не допускается и ходьба с непокрытой головой: поседеют волосы. На самом деле человеческий волос, как и собачий, наэлектризован, и может произойти взаимопритяжение с атмосферным электричеством.
