Д.А. Романов
Уже почти три столетия историки изучают цели, ход и последствия проникновения русских за Уральские горы. Их оценки менялись в зависимости от времени, использованных источников и нередко определялись идеологическими установками, доминирующими в тот или иной период развития страны. Традиционно в отечественной науке преобладал и преобладает русоцентризм, т.е. признание русского народа государствообразующим и оказывающим решающее влияние на развитие других народов. Нужно также принимать во внимание то обстоятельство, что основной массив источников, которыми располагают историки, составляют документы, вышедшие из-под пера государственных чиновников и служилых людей. В проблеме присоединения Сибири и, особенно её коренных народов, к Русскому государству, несмотря на значительную исследовательскую работу, продолжают оставаться спорные и нерешённые вопросы. В данной статье будет рассмотрены основные точки зрения в отечественной историографии о характере присоединения Сибири к России.
Дореволюционные историки трактовали процесс вхождения Сибири в состав России как завоевание. Один из классиков отечественной историографии XVIII в. Г.Ф. Миллер отождествлял присоединение Сибири к России с завоеванием Сибирского ханства. Необходимо отметить, что границы ханства Кучума были «размытыми» и в ходе продвижения русских на восток слово «Сибирь» было закреплено за территориями вплоть до Тихого океана. В работе И.Э. Фишера также употреблялся термин «завоевание». Автор назвал казаков героями, поскольку они напали и смогли покорить силами малочисленных отрядов такие «сильные» народы как калмыки, монголы, маньчжуры, китайцы. Он особо подчеркнул, что русским приходилось действовать в сложных природных условиях «где голод и стужа вечное своё имеют жилище».
Постепенно в отечественной исторической науке возобладал тезис о вхождении всей территории за Уралом исключительно как следствие военной экспансии и насильственного подчинения коренных народов. Эта точка зрения была закреплена в работе Н.М. Карамзина «История государства Российского». Историк сравнивал присоединение Сибири с колониальными захватами европейцев в Америке, а Ермака отождествлял с Франсиско Писарро.
Исследователи середины XIX в. П.И. Небольсин и П.А. Словцов дополнили концепцию «Сибирского взятия». П.И. Небольсин уделил основное внимание рассмотрению военных действий русских против аборигенов, обратив внимание на нежелание последних подчиняться Русскому государству. Особый акцент был сделан на личности Ермака как завоевателя Сибири. П.А. Словцов, помимо описания военных действий, учитывал особенностях религии, быта, развития военного дела у аборигенных народов, а также исследовал оснащение, снаряжение и маршруты казаков и промышленников в различных районах. Описав правительственный план завоевания Сибири, он насчитал четыре линии обороны русских, состоящих из городов и острогов. Главная линия шла от Верхотурья до Красноярска. На северной линии были построены города и остроги: Пелым, Березов, Сургут, Нарым, Кетск, Маковский и Енисейск. Третья параллель проходила от Обдорска через Мангазею к Турханскому и Инбацкому зимовью, далее за Енисеем по Нижней Тунгуске на Вилюй. Южная линия была построена для защиты от набегов со стороны степей в дополнение к главной линии, она состояла из Катайского, Исетского, Ялуторовского, Тарханского, Атбашского, Кузнецкого, Сосновского и Верхотомского острогов.
Сторонником концепции завоевания был известный областник М.Н. Ядринцев. Действия казачьих отрядов по отношению к коренному населению он оценивал как насильственные. С началом проникновения русских за Урал устанавливались тесные связи с сибирскими инородцами и даже началась их ассимиляция, поскольку они находились примерно на одном уровне развития. Малочисленность колонизаторов привела к установлению особой системы управления сибирскими народами. Военный характер присоединения Сибири подчёркивался в трудах П.Н. Буцинского. Он обратил внимание на «полнейшее общение между завоевателями и покорёнными», поскольку первыми поселенцами в Сибири были выходцы из северных регионов европейской России, имевшие опыт контактов с инородцами (остяками, вогулами и татарами).
В ранней советской историографии Сибири продолжает развиваться концепция военного вхождения в состав Русского государства. Это можно объяснить стремлением историков показать деспотизм царского правительства, разоблачить колониальную политику самодержавия, угнетавшего народы окраин. Так, В.И. Огородников писал, что царское правительство рассчитывало колонизировать Сибирь для извлечения прибыли, расхищая при этом природные богатства. По мнению автора, русские стремись в Сибирь из-за крепостнического гнёта, установившегося в Европейской части России. С. Б. Окунь разоблачал «преступления царизма» на Камчатке. С его точки зрения буржуазные историки рассматривали включение Сибири в состав России как «мирный идиллистический процесс», когда русские войска вели борьбу только с суровыми природными условиями, а такие явления колониальной экспансии как грабежи, насилие и истребление народов замалчивались. Исследователь утверждал, что коренные народы Сибири представляли интерес для властей как поставщики пушнины, поэтому, по замыслу правительства, чукчи и коряки должны были уничтожаться как не обладавшие пушными богатствами.
С.В. Бахрушин ввел в научный оборот понятие «русская колонизация Сибири». В «Очерках по истории колонизации Сибири в XVI – XVII вв.» продвижение за Урал названо завоеванием. Однако в других работах он развил концепцию колонизации Сибири, выделив в ней два пути. В одном случае шел неконтролируемый процесс «вольной» народной колонизации». С другой стороны, царское правительство поселяло на захваченных территориях добровольцев с целью сбора налогов и обороны и даже прибегало к принудительному переселению из уездов Европейской части России, Западной Сибири на восток и к прямой ссылке. Помимо этого, стоит отметить, что С.В. Бахрушин показал, что у народов Западной Сибири шел процесс формирования государственности, им были описаны «остяцкие» и «вогульские» княжества. Историк обратил внимание на то, что для обеспечения лояльности сибирских племён, недавно принявших русское подданство, делались щедрые подарки, а аборигенная элита использовала объясачивание в свою пользу.
Идеологические установки на интернационализм и дружбу народов 1960–1970-х годов не могли не сказаться на сибирских исследованиях. В работах историков стали упоминаться факты о мирном продвижении и освоении Сибири. В.И. Шунков признал оправданным использование в советской историографии термина «присоединение», поскольку он «включает в себя явления различного порядка (завоевание, мирное присоединение, добровольное вхождение)». Примечательно, что в новом издании «Очерков по истории колонизации Сибири в XVI-XVII вв.» С.В. Бахрушина, опубликованном в 1955 г., где членом редакционной коллегии был В.И. Шунков, слово «завоевание» заменено на «присоединение».
После этого концепция «присоединения», причём преимущественно мирными методами, стала господствующей в советской исторической науке. Признавалось, что завоевание имело место только на начальном этапе продвижения русских в Сибирь, когда отряд Ермака захватил Сибирское ханство, а остальные племена и народы Сибири входили в состав России исключительно мирным путём. Д.Я. Резун, проанализировавший сибирские летописи, пришёл к выводу, что «присоединение и освоение Сибири начинается не столько с походов Ермака, сколько с момента построения первых русских городов». Казаки под предводительством Ермака не только разбили основные силы Сибирского ханства на Чувашском мысу, но и начали взимать ясак с местного населения. Русские переселенцы и казаки при освоении новых территорий устанавливали мирные, культурные и хозяйственные, связи с аборигенным населением, хотя в единичных случаях происходили столкновения с местными кочевыми и охотничьими племенами. Однако эти отдельные вооруженные столкновения не меняли оценку в целом мирного характера присоединения Сибири к России. Обращалось внимание на то, что сибирские народы были вынуждены объединяться с русскими для защиты от набегов более сильных соседей, прекращения межплеменных распрей, а также из стремления наладить экономические связи с переселенцами.
Помимо использования термина «присоединение» для советской историографии были характерны понятия «мирное заселение», «вольно-народная колонизация», «земледельческая колонизация». Так, Л.М. Горюшкин, Н.А. Миненко признали значительный вклад в сибиреведение В.И. Шункова, поскольку он убедительно показал, что русская колонизация Сибири имела преимущественно земледельческий характер, что отвергает тезис о военном проникновении русских за Урал. Р.Г. Скрынников подчёркивал преимущественно вольно-народный характер колонизации Сибири. Автор акцентировал внимание на том, что гнёт царизма испытывали как поселенцы, так и коренное население, что сближало русских с народами Сибири. Следует заметить, что завоевание, колонизация или заселение не взаимоисключающие понятия, следовательно, земледельческая колонизация никоим образом не исключает военного проникновения.
В 1990-е годы стали пересматриваться многие вопросы сибирской истории. Важно отметить, что в то время заметно усилился интерес к региональной истории, внимание исследователей привлекла проблема принятия российского подданства отдельными народами. Так, Л.Р. Кызласов назвал присоединение Хакасии к России «насильственным захватом хакасских земель красноярскими, томскими и кузнецкими казаками». В.А. Тураев отметил, что в стремлении показать мирный характер проникновения русских в Сибирь советские историки при публикации источников сокращали часть текстов. Он считает, что данное явление в советской науке привело к искажению общего смысла документов в описании взаимоотношений русских и коренного населения, поскольку замалчивались факты военных столкновений русских первопроходцев и аборигенных племён. В итоге автор пришел к выводу, что характер исторических источников не соответствует концепции мирного присоединения Сибири к России, а сама история взаимоотношения коренного населения и русских гораздо сложнее, чем представлялась советскими историками.
В.Н. Иванов отмечает, что события, сопутствующие движению служилых и промышленных людей на восток от реки Енисей, носили противоречивый характер и не могут иметь однозначной оценки. По его мнению, воеводская власть проводила двойственную политику: с одной стороны, были попытки убедить коренное население мирно принять русское подданство, с другой – местная власть в соответствии с установками царского правительства при необходимости использовала насильственные методы. Отношения между русскими и аборигенным населением особенно усложняли злоупотребления глав казачьих отрядов. В.Н. Иванов пришел к выводу, что в 1630–1640-х гг. мирные действиях русских сочетались с силовыми при преобладании первых.
Концепция насильственного захвата русскими Северо-Востока Сибири обоснована А.С. Зуевым. Сопротивление народов Чукотки и Камчатки он назвал русско-аборигенными войнами, причиной которых были обман, эксплуатация и уничтожение коренного населения русскими землепроходцами. По мнению исследователя, покорение этой самой дальней сибирской территории закончилось только в XVIII в.
Своеобразную концепцию включения сибирских земель в состав России предлагает А.Д. Агеев. По его мнению, для характеристики факта вхождения Сибири в России не следует использовать понятия «завоевание», «покорение» или «присоединение». Он считает, что Сибирь вошла в Россию наподобие Поволжья и других территорий в соответствии с политикой собирания земель и строительства национального государства. Нужно отметить, что автор недостаточно аргументировал свою позицию.
По мнению Л.И. Шерстовой, евразийские начала в русском этносе и политическом наследии Московского царства предопредели мирное взаимодействие русских с аборигенами Сибири. Она утверждает, что быстрому включению Сибири в состав России способствовало «ордынское наследие», т.е. наличие общих политических институтов у русского и сибирского населения. С этим трудно согласиться, т.к. Древняя Русь находилась на окраине Золотой Орды и сохранила собственную систему управления. Никаких собственно ордынских органов власти, за исключением баскаков, на Руси создано не было.
В.В. Трепавлов обратил внимание на разную мотивацию принятия русского подданства сибирскими народами. У кочевых народов Южной Сибири (буряты, кумандинцы, тубалары, телеуты), имевших опыт государственности, решение о добровольном принятии русского подданства принимали элиты, которые руководствовались своими интересами, поскольку «добровольное» присоединение обеспечивало награды и отмену выплат ясака на несколько лет. Кроме того, местная элита могла рассчитывать на помощь казачьих отрядов для защиты от набегов соседей и даже участвовать в походах против иноземцев, получая долю от награбленного. У народов Северо-Западной и Восточной Сибири не существовало государственности, поэтому русской власти на местах нужно было налаживать отношения с аборигенами, убеждать их в выгодности сотрудничества. Лучшим способом сделать это, по мнению В.В. Трепавлова, было предложить за выплату ясака военную помощь от нападения враждебных соседей. В работе, посвящённой борьбе потомков Кучума с русскими за реванш, В.В. Трепавлов и А.А. Беляков используют понятие «присоединение», поскольку после принятия народами бывшего Сибирского ханства русского подданства отсутствовали массовые протесты местного населения. По мнению исследователей, это объяснялось не столько превосходством русских в вооружении, сколько терпимым отношением переселенцев к местному населению.
Е.В. Вершинин считает, что практически у всех народов Сибири не было мотивов добровольно принимать власть России, а степень и продолжительность сопротивления коренного населения зависела от уровня социального развития, военного дела и вооруженности конкретных племён. Автор обратил внимание на то, что «факты добровольного обращения сибирских народов к русскому правительству о принятии подданства единичны, в то время, как присоединение сибирских земель силой оружия – правило». Стоит отметить, что ввиду неграмотности и незнания русского языка практически отсутствуют письменные источники, а именно прошения сибирских народов к русскому правительству о помощи или принятия в подданстве. Однако, как уже было отмечено, в историографии существует точка зрения, что разные сибирские народы могли принять подданство русского царя для обеспечения собственной выгоды.
Таким образом, в последние годы в сибиреведении развиваются разные, подчас полярные, концепции присоединения Сибири к России. Неоднозначно оценивается характер взаимодействия первопроходцев с аборигенными племенами. Несмотря на длительность изучения вопроса и, казалось бы, глубокую изученность темы, дискуссия о «завоевании» или «добровольном вхождении» продолжается. Появляются новые теории, сравнивающие присоединение Сибири с освоением США Дикого Запада, которые основаны на концепции «фронтира». Дальнейшего изучения требует вопросы о времени начала вхождения региона в состав Русского государства, соотношении мирных и военных методов в процессе колонизации Сибири, сходств и различий проникновения русских за Урал с колонизацией европейцами Нового Света.
