Новомир Патрикеев
В 1973 году у нас с Геннадием появился третий спутник — мой сын Андрей, которому в январе исполнилось десять лет. Он побывал уже на осенней охоте, где добыл из подаренного мною Иж-12 шестнадцатого калибра свой первый ружейный трофей — шилохвость. Поэтому купили второй спальный мешок, спасательный жилет, надувную лодку и матрацы. Длинных резиновых сапог на размер сына еще не делали, пришлось обойтись самыми высокими из коротких да размера на три больше, чтобы можно было надеть с войлочной стелькой и двумя парами шерстяных носок. Удачной новинкой моей амуниции стали непродуваемые кожаные коричневые штаны на байке с широким простеганным поясом, подарок друга-вертолетчика.
Особенностью той весны был очень ранний прилет околоводных птиц, в частности, кряквы, серой чайки и широконоски, о чем нас проинформировал многолетний друг редакции фенолог и зоолог Юрий Гордеев. А потом мы сами увидели летящие на север утиные стаи и поняли, что к массовому пролету речных уток опять опоздали. Выехали только утром седьмого мая. Погода благоприятствовала -солнечно, тепло, на воде полный штиль. В Мануйловской протоке Андрею даже дали порулить, а после дозаправки и попробовать завести мотор. Если в прошлом году утки здесь взлетали редко, то нынче их было заметно больше.
На стане с ходу заехали в гавань-заливчик и увидели, что все паши доски и чурки унесло прошлогодним половодьем. Кол и колышки-растяжки были на месте. Оставалось только настелить на пол веток, положить на них спасательные жилеты и сверху — матрацы.
Отсутствие кольев для сушки одежды и обуви, а также сильно обгоревшие развилки тагана говорили о том, что здесь до нас кто-то был. Геннадий сходил в кусты и принес четыре обмотанных веревкой кирпича. Значит, здесь были рыбаки и ловили, скорее всего, стерлядь, затапливая с помощью таких грузил свои браконьерские сети. Из кирпичей он сделал устойчивый таганок для знаменитой сковородки.
Разгрузившись, оборудовали кострище, заготовили дрова и ветки для засидок. Вопрос о приготовлении обеда не поднимался, потому что бабушка напекла Андрею целый таз картофельных и капустных пирожков, а в термосе булькал не какой-то чай, а сверхдефицитный растворимый кофе. На вопрос Геннадию: «Где взял?» он отвечал обычным: «Надо знать грибные места!».
Заехали сначала ко мне. От скрадка осталось несколько почерневших веток и одна более высокая, зеленовато-коричневая, живая, с цветочными почками-пушинками. Нашла в себе какие-то силы, чтобы укорениться. Подумал, почему бы не укрепить конструкцию молодыми, более гибкими ветвями, которые можно не только переплести, но и завязать. А тальники на противоположной стороне вытянулись па метр и больше, многие за лето раскустились. Переехав, мы срезали их частично с лодки, частично на берегу. Для разведки вышли на безбрежный луг со многими узкими лайдами и озерами. Ближайшая низина состояла из цепочки мелких луж с полузатопленными перешейками. На них Геннадий с Андреем наловили подручными средствами пять щук-двухлеток. Другим полезным открытием была сеновозная дорога, где насобирали много темного, но не совсем сырого сена. Тем самым избавили себя от необходимости рвать и резать редкую жесткую траву.
Я остался делать скрадок на двоих, расставлять гусиные профили и часть манщиков на доступной вброд глубине. Андрей поехал с Геннадием, чтобы в качестве гребца помочь ему выставить чучела с лодки. Наша засидка получилась более прочной, чем прошлогодняя, но замаскированная старым сеном, выглядела темной копной на фоне золотисто-желтой луговой травы. Вся надежда была на то, что сено подсохнет и посветлеет. Подсохло, но контраст остался, что читатели заметят на представленной в книге фотографии…
Подъехали ребята. С лодки я расставил на глубине оставшиеся манщики, полюбовался стаей со стороны. И курс на стан, готовить обед. Может быть, кто-то упрекнет меня в повышенном внимании к кулинарной теме, но я следую рекомендации классика охотничьей литературы XIX века, автора настольной книги каждого охотника того времени «Записки мелкотравчатого» Егора Эдуардовича Дриянского: «Больше быта своего времени!». Но и замечу, в дальнейшем эта тема будет звучать в повествовании все меньше и меньше.
А на обед была уха из полубраконьерских щук и со своей особинкой. Куски выпотрошенной и вымытой рыбы с неочищенной чешуей вместе с головами варились с меньшим, чем обычно, количеством воды и картофеля. Остальное, включая водку, добавлялось как всегда: черный и душистый перец горошком, лук головкой, лавровый лист. По готовности Андрей и Геннадий, как любители голов, разобрали, съели их со знанием дела и вместе со мной взялись за филе. Уху пили из кружек с мелко нарезанным репчатым луком. После чая Геннадий очистил оставшиеся куски рыбы от кожи с чешуей, отделил от костей, залил в миске бульоном. Понятно, что готовилось заливное на вечер. Не скрою, водки взрослые, конечно, тоже приняли по паре чарок. А как же? Народная мудрость гласит: рыба посуху не ходит.
Чувствовалось тепло, которым заметно дышал легкий южный ветерок. Мы уютно расположились на канистрах из-под бензина вокруг импровизированного, застеленного типографской плотной крафт-бумагой стола из деревянного перевернутого стандартного рыбного ящика, в котором привезли хрупкие пенопластовые чучела.
Вечер был на редкость ясный, тихий и красивый. Лучи заходящего солнца отражались от белых облаков на юго-востоке и создавали какое-то особое матовое контросвещение на зеркальной воде, цвет которой по ширине сора постоянно менялся. Как в калейдоскопе, чередовались розовые, синеватые, а иногда чисто сиреневые и золотисто-сиреневые пятна.
На окрестных разливах речных уток держалось намного больше, чем в прошлом году. Со всех сторон слышались страстные крики селезней шилохвостей, свиязей, чирков-свистунков и призывное кряканье самок. Перед сумерками они начали летать с водоема на водоем, не обходя и наш сор. На этот раз птицы были какие-то бесшабашные, менее осторожные, реагировали и снижались на чучела, но ни разу не подсели. А так хотелось, чтобы мог пострелять и Андрей.
К сожалению, и мне смело можно было бить влет только одиночных селезней и очень аккуратно — летящих в паре с уткой, выцелить самца из стаи очень трудно и почти невозможно, чтобы не задеть самку. Из десятка хороших налетов я в довольно сложном ракурсе взял чирка-свистунка, который низко шел из-за сора на штык. Стараясь все-таки посадить птиц для сына, я больше стрелял вдогонку, мазал и снял всего три штуки.
Почти в полной темноте за нами приехал Геннадий и привез три утки. На стане распределили обязанности. Андрей с удовольствием занимался костром. Я чистил, мыл и резал картошку, которую Геннадий жарил в своей сковороде уже не на углях, а на тагане из рыбацких кирпичей. Щучье заливное хорошо застыло без всякого желатина. Выставили на стол все остальное и можно было произносить традиционный тост:
— С полем, охотники!
У костра, как всегда, сидели долго за традиционными охотничьими разговорами. До конца слушал их и Андрей, ведь это была его первая весенняя охота. Как не смогли его ночью отправить спать, так и разбудить.
Новый день принес два самых настоящих сюрприза. Уже после рассвета заметил над сором стайку чирков, летящую прямо на мыс. Резко встал, и испуганные птицы начали круто, почти вертикально, набирать высоту. Быстрым дуплетом снял пару селезней. Оставшаяся четверка прошла тем же путем дальше, но почему-то недалеко развернулась и полетела опять на скрадок. Таким же образом взял еще пару на штык, а пятого — в угон. Невредимой улетела только самка.
Геннадий все это видел и тут же приехал, чтобы выразить свое удивление и восхищение, но в первую очередь ружьем, а не стрелком, сказал, что обязательно купит себе МЦ. Пользуясь случаем, я попросил его съездить за Андреем.
Пока они пили на стане чай, о чем свидетельствовал дым костра, произошел редчайший и, скорее всего, неповторимый случай.
Утренний лет уток уже прекратился, когда услышал сзади по методике явно кроншнепиный свист, похожий на «песню» большого кроншнепа, но какой-то глухой и дребезжащий. Обернувшись, увидел в слепящих лучах восходящего солнца темный силуэт кулика. Он шел со стороны лесистой горы к Иртышу на высоте около тридцати метров прямо на штык. После выстрела под углом 70-75 градусов птица, плавно парашютируя, упала в траву. Это, без сомнения, был малый, или тонкоклювый кроншнеп, описание которого я знал по многим источникам — чуть больше чирка или голубя, бока и нижняя часть груди у него бело-кремовые с сердцевидными или каплевидными черно-коричневыми пятнами.
О том, что это редкий и вымирающий вид, читал в журнале «Уральский охотник в статье орнитолога В.Е. Ушакова, который находил гнездовья малого кроншнепа в устье реки Тары, притока Иртыша. С тех пор о наблюдениях этой птицы были только единичные сообщения, хотя сохраняется уверенность орнитологов в том, что он и теперь гнездится где-то в юго-западной Сибири.
В 1974 году малый кроншнеп занесен в первое издание Красной книги СССР как вид, находящийся под угрозой исчезновения, и эндемик нашей страны. И почему бы какой-то уцелевшей кочующей или негнездящейся особи снова не долететь по Иртышу до его устья? Охота не только стрельба. Давайте остановимся, оглянемся, понаблюдаем, тогда обязательно увидим что-нибудь необычное. И вдруг воскреснет из небытия маленький королевский кулик…
Приехавший Андрей после рассказа Геннадия о квинтплете по чиркам захотел поохотиться из МЦ. Я посадил его перед собой и предупредил, что длинный ствол нужно осторожно укладывать па скрадок для упора, чтобы не спугнуть утку. Подсел селезень хохлатой чернети. Андрей в азарте даже голову высунул, чтобы увидеть цель. Утка, конечно, взлетела, но мальчишка все-таки ухитрился поднять тяжелое ружье и выстрелил в угон. Птица остановилась на запредельном расстоянии — метрах в 40-50 и, учащенно махая крыльями, почти вертикально опустилась на воду.
Воодушевленный первым попаданием влет, юный стрелок стал для тренировки целиться в летавших над сором чаек, с трудом наводил на них ствол и пытался рывком делать вынос. Я подсказал, что ружье нужно вести плавно, обгоняя дичь. Но когда мимо стрелой пронесся какой-то мелкий сокол, он не успел даже догнать цель стволом. А в это время, возможно испуганные хищником, на манщики спикировали два лутка. Андрей успел выстрелить, но мимо, и снова взял свое ружье.
Чтобы расширить обзор, я повернулся спиной к сору и не заметил, как к манщикам села утка. Андрей быстро выстрелил два раза и закричал: «Папка, давай быстро свой автомат, луток уходит». Только после четвертого выстрела он добил трофей и опять на очень большом расстоянии.
Днем, когда мы варили традиционную охотничью шурпу из уток, неожиданно начал раздуваться теплый южный ветер — «афганец». После обеда он усилился почти до шторма и принес настоящую жару. Раздевшись до пояса, ребята загоради, а сын даже пытался с раскинутыми руками и в распахнутой шубе, как с парашютом, ложиться на встречный поток воздуха, который несколько мгновений не давал упасть.
Вечером «афганец» также неожиданно стих. Приехав на место, мы увидели, что почти все маскировочное сено из скрадка выдуло, многие нырковые манщики перевернуты волнами, а некоторые речные в заливе выброшены па берег. Практически всех их пришлось переставлять вброд или с лодки. После этого Геннадий уехал, а мы с Андреем еще долго восстанавливали засидку, рвали и резали неподатливую, редкую, сухую и жесткую траву.
Теплый, тихий, солнечный, как в той песне, ласковый вечер, казалось, обещал хороший лет уток. Но к удивлению, оживления в птичьем царстве, особенно утином, не наблюдалось. Из-за Иртыша доносились редкие крики чаек-халеев, из-за сора — заунывные голоса чибисов. Перед сумерками сзади скрадка низко над мысом пролетела громадная, явно больше полсотни штук, стая тундровых жаворонков, по систематике рогатых, или рюмов, которых мальчишки-птицеловы на севере называют свистунами за постоянно мелодичное посвистывание.
Но сейчас, тревожно перекликаясь, они над самой водой пересекли протоку, разом, как упали, опустились недалеко от берега в куртину густой, высокой, некошеной травы и замолкли, словно затаились. Из опыта я знал, что певчие птицы прячутся в кусты или какие-нибудь заросли обычно перед ненастьем, и сопоставил это с отсутствием уток. Но погода не менялась даже в полночь, когда мы сидели за столом без теплых курток.
Чтобы не проспать с надеждой ожидаемый утренник и разбудить ребят, я решил подремать, не снимая сапог и не залезая полностью в палатку. Постепенно, все больше стал чувствовать холод, забрался в укрытие, застегнул двери, укрылся спальным мешком. Проснулся от ощущения, что голова примерзает к торцу палатки. А снаружи доносился поначалу какой-то непонятный шум, не мог представить, что там бесновалась настоящая метель. Порывистый северный ветер завывал в высоких кустах, шевелил боковые стенки, шуршал по крыше сухими снежными зарядами.
Часов в девять буря начала стихать. Мы, как мыши из норы, выползли из палатки. Кругом все бело, словно зимой. И холодно — снег, падавший в сор, опоясал берега узкой каемкой застывшей ледяной кашицы. Небо какое-то мутное, синевато-ватное. Вода темно-свинцовая, неприветливая. Порывы слабеющего ветра темными полосами проносили по сору мелкую рябь волн.
Обстановку обсудили у огромного костра, разведенного из заснеженных дров с помощью бензина. Однозначно нужно было эвакуироваться. Сначала очистили от снега лодку (тенты тогда были редкостью) и частично занесенное имущество. Что-то прибрали, что-то повесили сушить к огню. Оставив Андрея в лагере, поехали с Геннадием снимать манщики. Все они были перевернуты или разнесены по берегам и покрыты тонкой коркой льда. Геннадий не без труда управлялся с веслами, а я голыми руками вытягивал их за тонкий шнур и обматывал им, чтобы не запутать.
В общем, все сборы затянулись до обеда. Андрея буран нисколько не расстроил. Он активно помогал снимать палатку, загружать лодку. Ехал домой в полном комфорте, забравшись в спальный мешок. Когда швартовались у причала, стоявший на берегу Ларионыч не без иронии спросил:
— Ну что, Андрюшка, на охоту еще поедешь?
Сын, хитро посмотрев на меня, с полной готовностью сказал:
— Папа, а когда поедем?
— Теперь уже осенью, — ответил я.
На осенней охоте 1973 года сын побывал несколько раз и не только со своим ружьем, но специально выращенным для него спаниелем. Для тренировочной стрельбы в цель брал с собой спортивный пневматический пистолет, который я привез ему летом из Чехословакии. Он уже один сидел в скрадке и был готов к самостоятельной охоте.
Продолжение следует…
