Моя любимая первая школа

…Выпускник Омского пединститута Михаил Яковлевич Бубновский приехал в Ханты-Мансийск (тогда еще Остяко-Вогульск) и получил направление в школу № 1. Публикуем его воспоминания тех лет.

…И вот встречает меня заведующий окроно Анисимов — приветливый, с улыбкой простого деревенского парня. Наконец я в нашей милой деревянной школе в два этажа. В маленьком директорском кабинете за столом сидел полный моложавый светловолосый человек. Он ответил на мое приветствие и быстро спросил: “Вас в который класс записать?” Я понял, что он принял меня за нового ученика и, несколько стушевавшись, объяснил, что я учитель, и приехал работать. Директор (это был Василий Васильевич Уженцев), поняв свою оплошность, засмеялся, попросил у меня документы и заговорил уже совершенно серьезным тоном. Это было 13 августа 1939 года. Так началась моя работа в Остяко-Вогульске.

Нагрузку мне дали крепкую: 10-й класс, два восьмых и 5-й «Б”. Принял я все это безоговорочно. В 10-м ребята были гораздо взрослее и сильнее, чем десятиклассники омской школы, где я проходил практику. А когда пришел в пятый класс, то с первых минут был потрясен и обескуражен. На задних партах не слушали, затевали дикую возню и даже драку. Особенно выделялись два здоровенных парня: Карташов и Пирогов. Я их запомнил с первого урока и на всю жизнь, много они мне крови попортили. Должен сказать, что в классе было много способных и любознательных детей, занимался я с ними пять лет и расстались мы, когда ребята уже стали десятиклассниками.

Полюбив свою работу, я жил только школой. Мой ежедневный маршрут был прост: дом — школа, школа — дом. Иногда заходил к учителю химии Вардикесу Ефремовичу Товмасяну, впоследствии сдружился с Перчиной. Жизнь была простая, скромная, непритязательная. Почти все внешкольное время занимали подготовка к урокам литературы, перечитывание текстов, составление конспектов, проверка сочинений, изложений, диктантов.

Очень яркий след в памяти оставил 10-й класс — малочисленный, но сильный и инициативный. Пелевин Михаил и Эрлих Виргиния были отличниками. Меня в особенности поражала Эрлих. По литературе всегда отвечала глубоко, эмоционально, выразительно, приводила заученные наизусть цитаты. Эти ученики остались до конца патриотами Севера, отдав ему всю жизнь. Отличными учениками были и Черемных, и Горохов, и Корепанов, и Богданова, и Шестаева, и Ковалева — словом, все. Со многими я встречался впоследствии.

А в восьмом “Б” собрались почти все знаменитости школы: Кобяшев Алексей, Кучкова Соната, Солярская, Груничева, Батуева —отличники, Кобелева, Сазикова, Кайгородов, Кайгородова, Перевалов, Гильдина, Подчивалова — тоже очень сильные ученики. Да, это был отличный класс.

Когда мы выпустили его, нас особенно волновала судьба юношей, ушедших на войну. Подробные письма писал с фронта Алексей Кобяшев — единственный сын нашей замечательной учительницы А.В. Кобяшевой. Он был разведчиком и вскоре получил медаль «За боевые заслуги». Затем внезапно связь оборвалась, Алексей погиб. Трагичной оказалась судьба и еще нескольких наших учеников.

Тем, кто остался в тылу, тоже пришлось испытать большие лишения. Жили впроголодь, одевались кое-как. Со своими питомцами я исколесил почти весь Самаровский район: Батово—Троица — Луговое — Зенково — Селиярово — вот наши ежегодные маршруты летом и осенью. Помогали колхозам и сено заготавливать, и картошку убирать, и зерно молотить. Подчас работа осложнялась и тем, что среди учащихся появились нарушители. Отсутствие у многих отцов, общая бедность не могли не сказаться на состоянии дисциплины в школе и особенно на полевых работах.

Случались иногда в нашей мирной жизни и несчастья. Работали мы в Троице, бригада мальчиков (моя) и бригада девочек (учительницы Орловой). По утрам умывались на берегу Оби. И вот в одно утро лучшая ученица класса Солярская поскользнулась, упала в воду и погибла. Как сейчас вижу директора школы П.С. Карфидова, примчавшегося к нам на катере. Неузнаваемо похудевший, он дал указание немедленно ехать домой. Лишь на третий день нашли тело бедной девочки.

Осенью 1942 года мне дали 5-й «Б» класс, который подготовила С.С. Некрасова. Как и следовало ожидать от такой опытной учительницы, класс оказался на редкость хорошим и сильным. От занятий с ним я испытывал большое удовольствие. К этому времени я почувствовал вкус к работе над русским языком — мы много писали, сочиняли, и грамотность детей росла у меня на глазах. Стали подводить итоги за первую четверть — восемь отличников оказалось в моем пятом классе, он обогнал даже старшеклассников. Вот они, герои и героини, которых запомнил на всю жизнь: Кириенко и Качаинова, Лавров и Лазарева, Потанина и Родионова, Тальнишных и Шаврин.

Все мы жили событиями, которые переживала страна. Ежедневно я отрывал от урока пять минут, иногда больше, чтобы кратко сообщить классу о положении на фронтах. Ребята ждали этих минут с большим интересом. Тема труда и военных подвигов входила органической частью в повседневную работу наших учителей. По печатавшимся в газетах и журналах очеркам и рассказам наших писателей ребята писали сочинения, изложения, диктанты. Это была потребность сердца и ума. Незабываемое время!

Хочется немного рассказать о педколлективе в целом и об отдельных учителях тех лет. Попал я в дружный и многоопытный коллектив. Из прекрасных педагогов-женщин назову прежде всего мастеров начальных классов: это Родионова, Некрасова, Пестова. Мне в особенности нравилась Анна Ильинична Пестова — умная, деликатная, безгранично любящая детей. Ее уроки — музыка, спектакль, за которыми стоял большой труд учителя и учеников. У Анны Ильиничны и ее мужа, Степана Филипповича, я многому учился. В школе они были хорошими организаторами, вечера художественной самодеятельности обычно проходили при их активном участии. Помню с каким успехом шла на сцене Дома народов Севера пьеса Корнейчука “Платон Кречет”. Режиссуру и роль Платона вел Степан Филиппович. Мне кажется, в нем был незаурядный актерский талант. Впоследствии, когда я стал директором Ларьякской, а затем Сургутской средних школ, этот опыт организации спектаклей и концертов мне очень пригодился.

Нравился мне педколлектив и тем, что в нем работало много мужчин — пожилых и молодых, всяких специальностей: Товмасян, Остащенко, Плюснин, Лысенко, Семушин, Кохан, Ябров, Перчина, Терещенко, Смирнов, Шарабур и другие. Слабых среди них не было, все выступали богатырской ратью. Из них я бы выделил Семушина Николая Владимировича (физик), Товмасяна Вардикеса Ефремовича (химик) и Лысенко Ивана Власовича (языковед). Мы часто бывали на уроках друг у друга. Глубокое знание предмета, наглядность, умение заинтересовать учащихся, четкость определений, активность класса, красота и строгость — вот что характеризовало их работу. А с Иваном Власовичем нас связывала дружба. Он пришел в школу на втором году моей работы из окружкома комсомола и сразу завоевал авторитет среди учителей и учащихся. Молодой, красивый, энергичный, своей работой он многим из нас показал, что и в младших классах можно добиваться полной успеваемости даже по такому нелегкому предмету, как русский язык. В начале войны он был призван в армию, стал командиром танкового звена. Школа получала от него обширные письма, проникнутые юмором и оптимизмом. Но скоро письма не стали ходить: погиб наш замечательный товарищ.

С глубоким чувством вспоминаются и директора нашей школы. Вот передо мной встает образ Василия Васильевича Уженцева, первого настоящего наставника на моем педагогическом поприще. Тоболяк по рождению, он был переведен в нашу школу из Нахрачей в том памятном для меня 1939 году. Историк по специальности, эрудированный и с большим жизненным опытом, он был в высшей степени трудолюбивым, строгим к себе, деликатным, обаятельным. В короткий срок он буквально околдовал общественность Остяко-Вогульска. И началась его невиданная карьера. За несколько лет он прошел такие ступени, как заведующий окроно, заместитель председателя окрисполкома, первый секретарь Сургутского райкома и первый секретарь Ханты-Мансийского окружкома партии и, наконец, работник Центрального комитета партии. Я неоднократно встречался с Василием Васильевичем в Москве. Он был по-прежнему прост в обращении, с удовольствием вспоминал свое педагогическое прошлое, любил рассказывать и смеялся. Умер он внезапно от сердечного приступа в 1969 году, на 61-м году жизни, и похоронен на Новодевичьем кладбище.

После В.В. Уженцева директорами школы были Анисимов, Карфидов, Величко и Петерсон. Из них более всего судьба меня сблизила с Георгием Тарасовичем Величко. Мы оба окончили Омский пединститут, жили в одном общежитии. В числе многих я провожал его в армию. Через два года мы встретились. Он рассказал о боях под Сталинградом, о гибели товарища, ходившего с ним в разведку, своем обморожении, гангрене и нескольких операциях, последняя из которых закончилась ампутацией ноги. Он был такой же разговорчивый, как и раньше, но заметно похудел и утратил прежнюю громогласность.

Георгий Тарасович пользовался большим уважением в школе как директор и как человек, и школа наша по-прежнему преуспевала и набиралась сил. Затем он был переведен директором педучилища, где долго и плодотворно работал, пока не ушел на пенсию.

А я в 1944 году был переведен на руководящую работу в школу Ларьяка, а затем Сургута.

Подготовил Валерий Белобородов

Оставьте комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Яндекс.Метрика