Иван Молчанов
ИЗ КОНДИНСКОГО В БОЛЬШОЙ АТЛЫМ
В Ханты-Мансийске товарищи посоветовали мне не ограничиваться только окружным центром, а заглянуть в колхозную «глубинку».
— Сейчас у нас горячая пора, — сказали в окружном комитете партии, — идет посадка картофеля. В районы отправляются ответственные работники партийных и советских организаций во главе с первым секретарем окружкома Кузнецовым. Присоединяйтесь, поезжайте, не пожалеете.
Следует заметить, что дело происходило уже во второй половине июня. Весна здесь запоздала, запоздали колхозы и с посадкой картофеля. Вот и пошла горячка. В окружных организациях было решено: с картошкой покончить во что бы то ни стало к двадцать второму июня.
Я присоединился, поехал, а точнее сказать, полетел вместе с товарищами из окружкома и окрисполкома на гидросамолете. В течение часа и двадцати минут самолет доставил нас в Кондинское.
Кондинское — большое прибрежное село на Оби. В нем есть два завода. Есть в селе школа, Дом культуры, больница, речной вокзал, несколько продовольственных магазинов, большой раймаг с хорошим выбором товаров, почта и прочие учреждения. Строится новое здание райкома партии. Нет только «дома приезжающих» — ночевать нам поэтому пришлось на диванах райкома партии и райисполкома.
Моим товарищем по путешествию оказался редактор окружной национальной газеты «Ленин пант хуват» («По ленинскому пути») Григорий Дмитриевич Лазарев.
— Кондинское еще не «глубинка», — сказал он мне на другой день, — поедемте-ка в колхоз, в хантыйскую деревню, в ту самую, где я родился и провел свое детство. Тут недалеко: километров семьдесят в обратном направлении по Оби, да по реке Батлымке километров десять. Заметано?
Это становилось весьма интересным. Я согласился. Крытая почтовая лодка, выкрашенная голубой масляной краской, отправлялась в этот день на Батлымку. Начальник конторы связи приказал мотористу взять нас на борт, и мы поплыли к Батлымке.
Моторка доставила нас к месту назначения только к вечеру: встречное течение и волна «снизу» задерживали и без того медленный ход этой посудины. Мы шли возле самых подножий правобережных «лбов». Снизу они кажутся гигантскими. Стаи чирков и шилохвостей то и дело «срезают» нос катерка. Изредка поднимаются семьи лебедей: они летят в «соры» — так называют здесь затопленные луга — на ночевку. Чертят воздух юркие стрижи. Их здесь множество: птичкам удобно вить свои гнезда в глиняном грунте отвесного берега, в выдолбленных ими же пещерках-норках.
РЫБНАЯ ПРОБЛЕМА
Вот и устье Батлымки. Здесь стоит вечерняя тишина. Солнце скрылось за вершинами сопок. Высокие кедры отражаются в заводи реки, как в зеркале, опрокинутые вниз вершинами.
— Река сравнительно небольшая, — говорит мой спутник, — а рыбы в ней богато. За одну только тоню здешние рыбаки вычерпывают рыбешки до восьмисот центнеров.
— Ого! А какая рыба? — интересуюсь я.
— Щука, язь чебак. Главным образом речушка наша богата чебаком. В колхозе мы ее попробуем, земляки мои угостят. Сейчас рыба ушла в «соры», на кормежку. А посмотрели бы вы, что тут под осень делается! Косяки идут вверх по течению так густо, что рыбу можно ковшом черпать. Правда, тут леспромхозы поднапакостили одно время. После тридцатого года река захламлена топляками, оставшимися после молевого сплава, корой, сучьями. Рыбе негде нереститься, и она ушла. В течение нескольких лет рыбаки-колхозники вылавливали весь мусор, и рыба снова появилась… Да, кстати о леспромхозах. Недалеко отсюда протекает река Ай-Пост, что значит «Большая протока». Не стало в ней рыбы, а ведь была эта протока богатейшей рекой: водились в ней сырок, нельма, стерлядь. Не стало этой рыбы и в Поснакоре. Уже в наши дни получилась та же история, что и на Батлымке: захламили лесорубы русла этих рек.
Григорий Дмитриевич сделал широкий жест в сторону оставшейся позади Оби:
— Обские просторы некогда были богаты осетром и нельмой, стерлядью и знаменитой сосьвинской сельдью. Этих пород с каждым годом становится все меньше и меньше. Рыба уходит искать чистые нерестилища. Да возьмите Туру, например, которую вы проезжали: стерлядь никогда там не водилась. Она пришла из Оби в Туру и попала в еще худшие условия: рассказывали мне, что выловленная в Туре стерлядь вся пропахла нефтью и керосином…
«СЫНОВЬЯ ГРОМА»
— Киркур приехал!
— Это Киркур? Ах, лешак…
— Здравствуй, Киркур!
Киркур по-хантыйски — Григорий, Гриша. Такими восклицаниями встретили земляки Григория Дмитриевича, когда мы вошли с ним в небольшую избу хантыйки Елизаветы Александровны Мамасовой. В избе, кроме хозяйки и ее дочери, находились гости из соседнего села Моим. «Соседним» это село можно назвать весьма относительно: до него почти целый день надо плыть на лодке вверх по Батлымке, а затем таежной тропой через сопки и увалы шагать пешком километров тридцать! Все здесь были добрые знакомые Гриши Лазарева, бывшего босоногого мальчишки из села Большой Атлым, теперь редактора и писателя ханты.
Было уже поздно, но за дружеским чаем разговор продолжался без конца.
Ханты и манси…
Они были кочевым народам, обреченным царским правительством России на вымирание. Болезни, голод, дикая эксплуатация преследовали хантыйский народ. Не ошибусь, если скажу, что ханты и манси да еще селькупы были самыми обездоленными народностями из всех народностей нашего, необъятного Севера. Их угнетал русский кулак, свой местный «князек», косматый шаман.
Молодой учитель из Марийской республики А. Лоскутов прибыл на работу в этот край в 1928 году. В 1951 году он написал воспоминания о первых впечатлениях и встречах с хантами и манси. «Первых рыбаков-ханты мы увидели… в районе Большого Атлыма, — пишет Лоскутов. — Смуглолицые, с черными, заплетенными в косички волосами, босоногие рыбаки вручную тянули длинные невода на стрежневом песке… Сам Большой Атлым — сборище беспорядочно построенных юрт бревенчатых домиков с маленькими окошечками — и берестяных шалашей-чумов. Часть рыбаков, приехавших на магистральную реку из глубинок, жила в своих каюках — небольших лодках вроде неводников, только крытых, где помещалась и вся семья рыбака, и весь его скарб, даже собаки…»
«Старые родовые обычаи, — сообщает далее Лоскутов, — запрещали манси стирать одежду, и она так и носилась до полной ветхости, пока сама не сползала с плеч».
И вот я в том самом Большом Атлыме. Разве сравнишь теперь жизнь хантов и манси с той, что описана учителем Лоскутовым? Нет юрт, нет чумов, нет каюков, в которых ютились ханты ранее. В селе есть радио, электричество, почта, магазин, школа, детский сад и ясли…
КОМСОМОЛЬСКИЙ СУББОТНИК
С утра на следующий день мы занялись картофелем.
— Навоз на поля вывезен? — спросили мы у председателя колхоза.
— Весь, подчистую, — бодро ответил председатель.
— А достаточно его на полях?
Председатель почесал левой рукой за ухом, повертел в руках обгрызанную ручку без пера и нехотя ответил:
— Однако должно хватить…
Мой спутник теперь уже не просто редактор: он назначен и председателем государственной комиссии по посадке и приему картофеля в Октябрьском районе. Ему еще не в один колхоз придется съездить.
— Пойдем-ка в поле, — он уже перешел со мной на товарищеское «ты», — посмотрим, что там делается.
Оказалось, что в поле очень мало навоза.
— При здешних условиях на нашей земле добавочная тонна навоза, вывезенная на поля, дает добавочную тонну картофеля, — говорит Киркур. — Надо найти навоз.
И мы нашли его: старый заброшенный скотный двор был полон первосортного перегноя.
Приехал новый секретарь окружного комитета комсомола Мясников. Он собрал комсомольское собрание и сказал ребятам.
— На повестке дня всего один вопрос: вывозка навоза на поля и окончание посадки картофеля. Решается вопрос просто: берем вилы и идем на молодежный субботник. «Старикам» участвовать не возбраняется, — пошутил секретарь, кивнув в сторону Григория Дмитриевича и мою.
Послали за школьниками, которые обычно вывозили навоз на поля.
Когда мы пришли на скотный двор, телеги были на месте, лошади тоже, но без упряжки.
— Что же, хозяин, с запряжкой-то? — спросил Киркур единственного школьника, стоявшего посреди двора.
— А мы думали — вы не придете, — хмуро проворчал тот, а затем, вложив в рот два пальца, издал такой свист, что кошка, сидевшая на кроме ворот, прыснула, как ошалелая. Вслед за этим с чердака сеновала горохом посыпалась вниз ребятня. Кони были моментально запряжены и телеги поданы под погрузку. Работали все на этом комсомольском субботнике с воодушевлением.
Мы метали навоз, а ребята-школьники отвозили его в поле. Не успевали мы набросать один воз, как с грохотом катилась с горы уже порожняя телега. С возом мальчики ехали верхом на лошади, а обратно — стоя на телеге. С гиком и свистом подгоняли они своих «орлов»-коней. Да и сами-то они казались мне настоящими орлятами. Вот бы поучиться у них нашим городским школьникам! Я записал в свой блокнот фамилии. Собянин Витя, Жданов Вова, Картыков Витя, Мамаров Валерий и другие в прошлом году заработали от 24 до 63 трудодней на брата. А ведь это школьники! Вечером на второй день я видел их как ни в чем ни бывало играющими в «лапту» посреди деревенской улицы.
Из газеты «Литература и жизнь»
«Ленинская правда», 2 сентября 1958
