Нора Устьянцева (Гаревских)
О начале Великой Отечественной войны мы узнали не двадцать второго июня 1941 года и не из сообщений по радио, несколько позже. Мы — это группа учеников первой средней школы Ханты-Мансийска. Дело в том, что после окончания учебного года наш преподаватель географии Степан Филиппович Пестов организовал экспедицию в тайгу, учил нас ориентироваться на местности, разжигать костер одной спичкой, укрываться от дождя — словом, выживать в экстремальных ситуациях. Вечерами у костра мы вели долгие беседы. Учитель рассказывал нам о географических открытиях, путешествиях, о разных странах и континентах. Зашел разговор о Германии, и кто-то из ребят спросил:
— А Германия может напасть на Советский Союз?
— Может.
Вот почему, вернувшись домой где-то 25-26 июня, я не удивилась, когда встретивший меня отец спросил: “Ты знаешь, что началась война?”
Помню, как шли по самаровской дороге первые колонны мобилизованных на фронт сибиряков, как стояли они на перегруженных пароходах, а капитан кричал: “Перейдите на другой борт!”
А на берегу толпы женщин и ребятишек махали руками, платками. Крики, слезы, напутствия…
Потом такие пароходы уходили все чаще.
В школе тоже многое изменилось. Появились первые эвакуированные из районов, оккупированных немцами, — и ученики, и учителя. Ввели новый предмет — военное дело. Мы учились обращаться с винтовкой, стрелять, изучали воинский устав.
Помогали ученики и старшим. Зимой на отведенной школе делянке заготовляли дрова для школы. Каждое лето и осень работали в колхозе Самаровского района — на сенокосе, на уборке картошки. А позднее, когда мы с подругой Тасей Тихомировой вступили в комсомол, Самаровский райком ВЛКСМ послал нас в Мануйлово, в рыболовецкую бригаду. Поначалу, конечно, проку от нас было немного, но вскоре мы работали не хуже других.
В первый же военный год ушли на войну и старшеклассники нашей школы —те, кому исполнилось восемнадцать. Уходили не только парни, но и девушки. Написали заявления с просьбой отправить нас на фронт и несколько девчат из нашего класса, в том числе и я. Военком ответил: “Подрастете — позовем”.
Ну, раз на фронт не взяли, мы решили, что надо готовиться загодя и окончили курсы сандружинниц.
До войны в нашем классе было четырнадцать мальчиков и десять девочек. К сорок третьему остались только девчонки.
Мы, подростки, жили немного особенной от взрослых жизнью. Но все же и не совсем отстраненной. Мой отец — Виктор Иванович Гаревских — работал тогда в леспромхозе, заведовал отделом лесного хозяйства. Помню его частые командировки в тайгу — выполняя правительственные задания, искал какую-то особенную сибирскую березу; часто говорилось в семье о какой-то “ружболванке”.
Родные отца — мать, две сестры и брат, до войны жили в Харькове, другой брат — в Ленинграде. Вестей сначала ни от кого не было. Но вот получили известие, что младший брат отца Борис, танкист, погиб, а второй пропал без вести. У отца была бронь, но он настойчиво добивался, чтобы его отправили на фронт. Доказывал военкому, что его вполне могут заменить коллеги, а на войне без него не обойдутся. Когда в городе стало создаваться народное ополчение, он был командиром взвода.
Помогали фронту всем, чем могли. Во время войны выпускались государственные займы. Отец всегда подписывался на два-три оклада, а потом сдавал облигации в Фонд обороны страны.
Моя мама Александра Александровна вязала шерстяные носки и варежки, собирала вместе с другими женщинами посылки бойцам на фронт, а позднее — и для населения освобожденных от немцев районов. Не жалели ничего, порой делясь последним. Приходилось работать и на погрузке барж пиловагончиком — разделанной на доски древесиной, а это очень тяжелая работа: все вручную, погрузочных механизмов тогда не было.
Во время войны, как и везде, ввели продуктовые карточки. Туговато было, ведь все продовольствие доставлялось на Север пароходами только в период навигации. Директор школы Петр Семенович Карфидов (вечная ему память!) добился, чтобы школьникам давали дополнительно по сто граммов хлеба. Никогда не забыть, как появлялся школьный дежурный: на подносе кусочки черного хлеба, на каждом — чайная ложечка сахара…
Окончилась война. Левитан сообщил: “Говорит Москва. Работают все радиостанции Советского Союза…”
Мы с Виргинией Карловной Эрлих (обе работали в редакции “Сталинской трибуны”) бежим на работу. Возле кинотеатра толпа, и народ прибывает со всех сторон. Кто плачет, кто смеется. Незнакомые люди обнимаются. Вот женщина прижимает к груди малыша лет трех. По лицу текут слезы. Сквозь рыдания прорывается одна фраза: “Наш папка не вернется! Не вернется наш папка!”
Больше полувека празднуем мы День Победы, но сколько бы ни минуло лет, каждый раз вспоминаю лицо этой женщины…
Ханты-Мансийск
«Новости Югры», 10 июля 2001
