Д.Ф. Юрьев
…Оленеводство, составляя главное богатство кочующих племён Севера, делает в летнее время дикий Уральский хребет некоторым образом обитаемым. В горах севернее 60° широты встречаются местами кочевья вогулов, остяков и на самом севере самоедов с довольно многочисленными стадами оленей.
Вогулы Чердынского уезда, обитатели рек Конды, Туры и Тавды, также и остяки Ляпинской и Сосвинской волостей Берёзовского округа, общие по языку с первыми и называющие себя общим именем манзсы, имеют кочевья свои в Уральских горах только до вершин реки Сыгвы, то есть 65,5 градуса широты. Севернее же этого места по Уралу кочуют обские-остяки как с собственными, так и принадлежащими берёзовским и обдорским жителям оленями. Зимнее жилище этих остяков находится на реке Оби и рассеяны в лесах по протокам и побочным рекам её, простираясь к северу вниз по означенной реке за Обдорск до Обской губы, примыкают к участку совершенно скитающих самоедов. Эти полудикие обитатели Севера — вогулы и остяки, имея зимою постоянные жилища при известных реках, как сказано выше, не все занимаются оленеводством подобно самоедам — всегдашним скитальцам северных пустынь, но многие из них снискивают себе пропитание преимущественно звериными и рыбными промыслами и птицеловством. Различаясь между собою языком и одеждою, сходствуют более или менее телосложением, умственными способностями, нравами, обычаями и прочим, смотря по тому, в большем или меньшем сношении находятся они с русскими.
На осмотренном нашим отрядом протяжении Уральского хребта и по рекам восточного склона его преимущественно кочуют остяки. Они разделяются на разные поколения, которые также разделяются между собою языком. Это разделение в языках их увеличивается по мере расстояния между ими, и отдалённые племена вовсе не понимают друг друга.
Жилища. Переносное жилище инородцев, чум по удобству и несложному устройству своему очень хорошо защищает обитателей Севера от сильных дождей, метелей и других свойственных суровому климату перемен погоды. В этом устройстве, кажется, никакого улучшения придумать нельзя, сообразно обстоятельствам жизни и средствам, какими сама природа наделила этих скитальцев.
Чум составляется таким образом: несколько длинных жердей вбиваются нижними концами в землю в довольно близком расстоянии одна от другой и образуют круглое основание; потом две жерди из вбитых перевязываются вместе, а верхушки остальных перекладываются крестообразно между их связанными концами.
Летом этот конусообразный шатёр кроется сверху сшитою берестою, а наверху оставляется отверстие для дыма. Зимою же жерди обкладываются сшитыми вместе оленьими шкурами: одна покрышка — шерстью вниз, другая же — вверх шерстью. Боковое отверстие с прикреплённою берестою или, зимою, оленьею шкурою, оставляется вроде дверей, всегда под ветром. Основание чума извне обкладывается землёю и мхом; зимою — снегом. Внутри, по сторонам чума, на земле стелются ковры, сплетённые из прутьев, сверх которых уже накладываются оленьи шкуры. Посреди чума, под верхним отверстием, оставленным для дыма, разводится почти не угасающий огонь; над огнём весится на крюк укреплённый в перекладине котёл, составляющий единственную их кухонную утварь. Прямо против дверей складываются съестные припасы и вся домашняя принадлежность. Вокруг чума стоят нарты, с увязанным на них имуществом, менее нужным под руками.
Такой чум раскидывается не более как в полчаса, а эта работа, разумеется, относится к прямой обязанности женщин, равно как и все совершенно домашние работы, к которым остяк и руки не приложит. Во всяком чуме является та же нечистота и неопрятность в высшей степени, все они совершенно похожи один на другой как у бедного, так и у богатого, везде увидите в дыму немытые, нечёсанные и закаптелые лица, сидящие, поджавши ноги, вокруг огня, бессмысленно посматривая и поплёвывая на огонь и несвязно и неотрывисто разговаривая. Тут же с визгом и криком греются голые ребятишки и грязные собаки, все вместе.
Женщины молча занимаются работами, суша оленьи жилки для ниток, чиня одежду или растирая и выправляя зубами высушенную обувь мужчин и прочее. Они сидят обыкновенно поодаль и, смотря по присутствию здесь родственников, с закрытым или открытым лицом и сообразно этому обернувшись спиною к огню или нет. Вот родственные отношения, вследствие которых лишаются они иногда света и теплоты в чуме. У остяков искони ведётся обычай, что жена младшего брата никогда не должна показывать лица старшему брату; точно так же, как и внучка деду своему, и этот обычай, равно как и другие тому подобные причуды, строго наблюдаются ими.
Пребывание в чуме несносно от нестерпимого дыма и духоты; грустно смотреть на эту жалкую и вместе с тем отвратительную картину грязного быта её обитателей; нечистота и неопрятность выгоняют из него, если только позволяет погода. Впоследствии же свыкаешься с этим образом жизни, делаешься равнодушным к неопрятности и даже с некоторою приятностью скрываешься в чуме от непогоды.
Одежда. Вся одёжа и обувь остяков состоит из оленьих шкур, подобно всем полудиким обитателям Сибири; только с некоторыми отступлениями в украшениях, смотря по тому, более или менее они находятся в сообщениях с русскими.
Малица, главное платье их летом и зимою шьётся из оленьей шкуры, прямого покроя, вроде мешка, длиною по колено, с рукавами и пришитыми к ним рукавицами и с отверстием для головы. Снизу на ней делается опушка из собачьего, волчьего или другого меха. Надевают её прямо чрез голову, шерстью к телу. Короткие замшевые брючки, с такими же чулками выше колена, имеющими в ступне род башмаков из твёрдых частей оленьей шкуры, составляют всю нижюю одежду и обувь их летом.
Малица подпоясывается довольно низко, пряжею — широким кожаным кушаком с огромною пряжкою, сделанною из меди или из оленьего рога. К этому поясу, унизанному медными пуговицами, как чешуями, привешивается сбоку нож в кожаном или деревянном чехле и сумочка с кремнём и огнивом.
Голову почти круглый год не закрывают; волосы, вроде кос, обматывают красною шерстяною тесьмою; женщины привешивают к ним ещё колокольчики и побрякушки.
Бельё у них в малом употреблении и то только у тех остяков, которые живут в русских селениях или находятся в частых сообщениях с ними. У сих последних употребляются вместо малиц рубахи русского покроя, с воротниками и нарукавниками, равно и каймою на груди и снизу, из толстого цветного сукна. Иногда же к рубашкам приделываютсл твёрдые откладные воротники, странно вылитые из олова и унизанные цветными бусами и прочими прикрасами в их вкусе. Из этих украшений рубахи уже можно заключить, что она у них употребляется не как бельё, а вроде щегольской верхней одежды летней, которую они изнашивают до самого нельзя, не моя и не чиня её, покуда совершенно с плеч не свалится.
Для предохранения же малицы от дождя надевается сверху в случае надобности гусь из толстой сермяги — такой же широкий мешок с рукавами и капюшоном для покрышки головы.
Единственная одежда женщин состоит из оленьей шубы, шерстью вверх, наподобие капота, с частыми завязками впереди, украшенная у некоторых кисточками и побрякушками. Снизу эта шуба подбивается песцовым, заячьим или беличьим мехом, смотря по состоянию; надевается прямо на тело. Обувь такая же, как у мужчин. Бельё ещё в меньшем употреблении у них. Живущие же постоянно при реках, в особенности близ русских селений, носят дома длинные сорочки из толстого крапивного холста, вышитые снизу суконными и другими узорами. Голову остячки покрывают широким цветным платком с длинными нитяными бахрамами, закрывая им почти всё лицо.
К описанному роду одежды нужно прибавить, что она не снимается и не переменяется у них до самого износу. От такой неопрятности и нечистоты почти все они бывают в чесотке.
Зимою как у мужчин, так и у женщин обувь состоит из длинных чулков, сшитых из молодых оленьих шкур, шерстью к телу, называемых чи́жами. Сверх этих надеваются пимы — другие пёстрые и узорчатые чулки, сделанные из чёрных и белых оленьих ног. Эта обувь защищает от самых лютых морозов.
Кроме того мужчины надевают сверх малицы другую такую же оленью шубу, только подлиннее и шерстью вверх, называемую па́ркою или гу́сем, смотря по тому, из шкур молодых или старых оленей она сделана. Парка легка и узорчата; гусь же из толстых длинношёрстных шкур прочен и хорошо защищает тело от сильнейших морозов и метелей, свойственных только суровому Северу.
Кроме описанной одежды, некоторые в домашнем быту носят из выделанных оленьих шкур или других мехов шубы, вроде халата, с откладным воротником и шерстью вверх, называемые яга́. Одним словом, одежда инородцев хотя очень бедна, но вообще весьма удобна покроем своим, легка и вполне соответствует климату и образу жизни их, к тому же прочна и не так дорога; она шьётся нитками из оленьих жил.
Пища. Остякам, занимающимся оленеводством, главною пищею служит оленина — вялиная, варёная и сырая, в последнем виде она употребляется более всего и составляет некоторым образом лакомство их. Время, когда бьют оленя, составляет в семействе остяка как бы праздник и возбуждает особенное удовольствие в членах семейства. Тут в самом деле открывается кровавое пиршество. Вкруг оленя, заколотого так, что вся кровь остаётся в его внутренности, раздетого и вскрытого, толпится всё семейство, старый и малый, все с ножами в руках, с зверскою жадностью они вырезывают и едят тёплое мясо, обмакивая обыкновенно в дымящуюся кровь или запивая ею. Нужно притом удивляться, с каким непостижимым искусством они отрезывают ножом около самого своего рта вверх к носу куски мяса, захваченного зубами, и так бойко и ловко, что со стороны кажется, непременно заденет за нос. Мясо они кусками глотают, почти не жевавши, и трудно представить себе, сколько каждый из них может съесть его.
После этого пира мужчин, приступают к уборке оставшегося мяса женщины; они вытягивают зубами жилки и вместе с тем пожирают свою часть. Когда едят мужчины, тогда они почти ничего не смеют трогать, в особенности, если тут есть гости, более или менее почётные, которым предоставляется всё лакомое.
Ребятишки, перемаранные совершенно в крови, долго остаются на месте глодать кости и играть ими. Вообще все они не любят мыться после кровавой трапезы, покуда временем запёкшаяся на лице и руках кровь не сотрётся сама или не смоется дождём.
Те же остяки, которые исключительно занимаются рыбными промыслами летом и живущие постоянно при реках, употребляют пищу: рыбу сушёную, варёную, сырую и нередко протухлую, предпочитая так же сырую. Оленина же сырая считается и у них лучшею пищею и употребляется в особенных празднествах.
Кроме того, все они едят сырую и варёную дичь, ягоды и прочее, исключая только грибов, которых не только не употребляют в пищу, но даже с удивлением смотрят на русских, как они могут есть их. Обстоятельства, впрочем довольно странные, что они не познакомились с некоторою питательностью грибов, употребляя всё без исключения в пищу.
Хлеб остяки употребляют в небольшом количестве и более муку, из которой варят густую похлёбку, называемую салым, заправляемую оленьею кровью или рыбьим жиром. Варят также похлёбку из сырой рыбы без муки; кроме того, пекут около огня тонкие лепёшки из ржаной муки или из рыбьей мякоти, обращённой в муку.
Все они очень любят лакомства; некоторые богатые пьют иногда чай, имея погребцы с необходимым прибором. Все страшно преданы горячим напиткам, слабость, которая нередко вводит в нищету и разоряет инородцев. Если остяка подпоить, то он по страсти к напитку делается весьма уступчив, и чтобы удовлетворить ей, готов за лишний стакан водки отдать лучшего соболя. Поэтому они вообще весьма недоверчивы, боятся людей незнакомых, которые могли бы воспользоваться их слабостью и сбывают добычу своих промыслов преимущественно купцам знакомым, приобретшим их доверенность, хотя и те не совсем добросовестно пользуются их простотою.
Табак они мало курят, но почти все, не исключая и большею частью женщин, кладут тёртый табак за нижнюю губу в большом количестве и также сильно нюхают его.
А что всего гнуснее, что они без всякого отвращения едят падаль, несмотря на запрещения православного духовенства. Они всегда отговариваются тем, что не всё ли равно, человеком или богом убитый скот.
Оленеводство. Кочевание остяков постоянно при известных реках для рыбных и звериных промыслов и значительное отдаление мест, удобных для пастбищ, не представляют возможности всем им заниматься оленеводством, которое составляет главные и даже единственные средства жизни других кочевых племён Северной Сибири. Поэтому в этой отрасли промышлености остяки далеко уступают богатым оленеводам — зырянским и даже северным самоедам, хотя и встречаются между остяками некоторые богачи, имеющие от пятисот до пяти тысяч оленей; но в общности стада их, в том числе и принадлежащие русским промышленикам Берёзовского округа, едва ли превышают пятьдесят тысяч голов, из этого числа до двадцати тысяч истреблено повальною язвою, свирепствовавшею летом 1848 года на Урале. Эта язва разорила благосостояние многих туземцев донельзя, и едва ли скоро они поправятся опять. Собственного оленеводства остяков недостаточно даже для одежды, которою отчасти снабжают их зыряне и самоеды; они считают её лучшею потому, что сами остячки мало занимаются шитьём и не так искусны.
Нужно заметить, что оленеводство для инородцев не сопряжено ни с какими особенными трудами и заботами. Олень, благородное и полезнейшее животное, составляя всё богатство полудикого обитателя Севера, служит во всём хозяину своему, не требуя притом никакого попечения о себе. Летом и зимою он употребляется для трудных и нередко отдалённых поездок; на нём гоняется за зверем туземец; впоследствии мясо его служит пищею, а из шкуры его приготовляется одежда, жилище и другие предметы. Был бы только в местах пастбищ белый мох, составляющий главную пищу оленя, и более ничего не нужно. Немалого удивления достойно и то, что стадо оленей свыше двух тысяч голов не требует большего присмотра за собою ни днём, ни ночью, ни в хорошую, ни в дурную погоду. При нём обыкновенно находится один, а много два человека караульных и пять-шесть маленьких собак; стадо же менее одной тысячи — днём почти всегда без пастуха, оставляется при одних только собаках.
Олени одарены быстрым бегом, большими и ветвистыми рогами, широкими копытами, которыми крепко могут лягаться; они довольно пугливы в диком состоянии и не подпускают к себе человека. Ручные олени чрезвычайно смирны и послушны, и, несмотря на количество их, человек может делать с ними, что хочет. Они даже боятся и повинуются нескольким маленьким понятливым собакам, которые по знаку пастуха с удивительным инстинктом собирают лаем и тявканьем всё стадо и, бегая полукругом, загоняют его к чуму. В случае надобности выбирать оленей для упряжи или другой цели несколько человек окружают стадо тонкою верёвкою, чрез которую уже не один олень не покусится перескочить. На рога оленей, не попавшихся в круг, но предназначенных в упряж, остяк накидывает оркан меткою рукою и даже на всём бегу их редко делает промах.
Чумовище своё, место кочевья, остяки переменяют довольно часто, смотря по тому, когда в окрестностях окажется недостаток в мохе, нужном для пастбища оленей; признаком этого недостатка служит слишком большое удаление стада от чума. Тогда разбирают чум, связывают все пожитки свои на нарты, запряжённые по два, по три и четыре оленя, смотря по тяжести, и всё семейство тянется потом длинным караваном по горам, голым камням, по чаще леса, находя везде себе проезд, чему способствуют чудное устройство лёгких нарт и ловкая упряжь оленей.
Места пастбищ выбираются преимущественно при истоках рек, где находятся большие пласты не растаивающего летом снега; там олени могут находить себе прохладу в жары, в особенности в комарное время.
Промыслы. Независимо от оленеводства в зимнее время звериная ловля составляет главный и общий промысл для всех инородцев без исключения; летом же большая часть из них занимается рыбными промыслами и птицеловством. Не имея возможности исчислить множество разного рода зверей и птиц, водящихся в Северной Сибири, и рыб, которыми весьма обильны реки её, упомяну здесь только о главных орудиях и снарядах, употребляемых на этих промыслах остяками.
Зверей ловят капканами, западнями (сланцы), отравой, самострелами, огнестрельным оружием, стрелянием из лука (смотря по зверю), разными стрелами, нередко также бьют диких оленей и волков рогатинами, гоняясь за ними на лёгких нартах, запряжённых оленями. Иногда и на медведя идут вооружённые рогатинами же.
Птицеловство производится силками, перевесом, сланцами, стрелянием из ружей и лука и некоторыми другими способами.
Для рыбной ловли употребляются сети, неводы, морды (из прутьев), остроги и другие способы. Для ловли обыкновенно загораживаются протоки и в них устанавливаются разные снаряды. Летом остяки-рыболовы с целыми семействами переходят из зимних юрт к значительным рекам, где на удобных для промысла местах разбивают себе временные берестовые шалаши, в которых живут как оленеводы — в чумах. Добываемую рыбу они вялят на солнце, сушат и солят.
Наружный вид и умственные способности. Остяки роста среднего, худощавы, довольно нескладны, вялы и не поворотливы, цвет лица жёлто-бледный, при маленьких чёрных глазах, широком носе и посредственном рте; волосы большею частью чёрные; бород же не имеют, если у кого и начинает пробиваться волос, то его сейчас выщипывают или стригут; наружность их вообще очень старообразна, вероятно, суровый климат, дикий образ жизни, труды, нужда и лишения имеют на это влияние. Нередко встречаются лица обезображенные следами губительной сифилитической заразы, сильно между ими свирепствующей.
Кроме болезней, свойственных климату и образу жизни, у остяков природная оспа производит опустошительные действия, несмотря ни на какие врачебные пособия, ни на прививание коровьей оспы.
Леность и беспечность — более или менее общая черта остяков и главная причина их бедности. Хотя они ни лишены умственных способностей, которые развиты только соответственно физическим потребностям жизни, но многие из них очень бестолковы. О летах своих можно сказать никто не знает из них и говорят вообще больше, чем в самом деле имеют. Шестидесятилетний Ои́ка (старик почтенный), верно, скажет, что ему «надо-быть уже есть сто лет». И самые понятия их в летосчислении весьма ограничены и едва переходят за десяток лет; впрочем, они почитают даже лишним знать это. Разделение времён года основано у них на звериной и рыбной ловле, на перелёте птиц и прочем. Месяцы считают по лунным течениям и новый год начинают с последней половины октября месяца.
Почти каждый из них имеет по два имени: одно остяцкое, выражающее какое-нибудь событие, обстоятельства, вещь и прочее, случившееся при рождении его, например: Ма́нь-Пырсь (маленький мальчик), Хаи́дыэ (дикий), Лаача (утка), Ла́кур (неровная земля) и тому подобное. Другое же — православное имя и почти всегда в уменьшительном виде: Сенька, Васька и прочие. Прозваний же своих большая часть не может упомнить, оттого при сборе ясака встречаются большие затруднения. Обыкновенно при этом некоторые остяки на вопрос чиновника о прозвании отвечают сердито: «Что ты у меня спрашиваешь, разве сам не знаешь?! посмотри в книге, там найдёшь!» Поэтому и прозвания свои они называют Ле́пок-Не́ме, что значит в переводе «бумажное имя».
О нравах, обычаях и религии. Остяки нрава тихого, скромны, молчаливы и хладнокровны; отличительная черта их — честность, дружелюбие и гостеприимство. Ревность, свойственная всем восточным народам, не сопровождается у них сильным мщением, особенною враждою или злопамятством; с жёнами же своими обходятся сурово, по-варварски, как с невольницами; женщины вообще у них в большом пренебрежении и даже не считаются в числе людей. Только в пьяном виде остяки затевают большею частью между собою ссоры, которые оканчиваются нередко дракою; пьянство есть общий и самый величайший порок их.
Близкий к природе образ жизни остяков и строгое уважение обычаев старины не позволяют им отстать совершенно от прежнего языческого быта их и следовать вполне уставам церкви; большая часть из крещённых, исповедуя православную религию только по наружности, предаётся грубому идолопоклонству, отправляя в сокровенной глуши лесов и на высях гор жертвоприношения своим кумирам.
Свет христианского учения проникнул в Берёзовский край ещё в царствование царя Михаила Феодоровича; но большая часть остяков обращена в христианство около 1714 года преосвященным Филофеем, митрополитом Тобольским и Сибирским.
