А. Слинкина (Бакланова)
Жили мы в небольшой деревне Маткинские Юрты Ханты-Мансийского (Самаровского) района Троицкого сельского Совета. Деревня стояла на берегу реки Ендырской. Вся она утопала в зелени. Помню, как огромные стаи лебедей мирно плавали на сору за дворами деревни, наслаждаясь тишиной и покоем. В деревне было около 30 дворов. Почти каждый двор славился своим главным богатством — большой семьей.
Многие дворы были заботливо ухожены. Особенная чистота и порядок были у моего деда — Кетпеликова Якова Васильевича (отец мамы). Помню большие красивые дома, украшенные кружевной резьбой, — у Каварданова Е.П. (дядя), Кетпеликова Г.Я. (брат матери), Слинкина А.А. (отец), Маткина В.В., Маткиной П., Ковалдина А. и других.
Как-то по-особенному, светло и весело жили люди моей деревни. Удивительно относились друг к другу, царили настоящая дружба и чувство локтя. Может, поэтому нам легче было пережить большое горе в 1932 году — смерть отца — Слинкина Алексея Андреевича. Я его мало помню. Но знаю, что отец пользовался большим авторитетом у спецпереселенцев местечка Смолокуренный (недалеко от деревни). Слышала, как эти люди — труженики всегда о нем отзывались с большой теплотой и признательностью (Я думаю, что этим об отце все сказано). На Смолокуренном было семей 5-6. Это Демин Семен, Страшков Игнатий, Абрамов, Дурицин, Непряхин Николай Алексеевич. Они, как близкая родня. Наша мать хорошо шила. Поэтому люди Смолокуренного обращались к ней с разными заказами.
В семье нас осталось шестеро детей, да еще мама взяла на воспитание двух сирот. Самому старшему брату Василию было 13 лет. А чтобы нас растить и воспитывать, мать — Татьяна Яковлевна — дом сдала под правление колхоза. Мы ютились тут же, в маленькой комнатке. По вечерам и ночам мать прирабатывала шитьем и вязанием. Рано кончилось наше детство. Рано мы повзрослели. Стали помощниками матери. Жили дружно, заботясь друг о друге. А на плечи матери легла вся женская и мужская работа. Она умело вела свое личное хозяйство. Члены нашей семьи добросовестно выполняли разную работу. Была работа и основная. Мать с сестрой Верой трудились на лесозаготовках на Устье Назыма. Работали там на своей лошади. Но случилась беда: Грозный погиб от тяжелой работы и плохого корма. Все горевали, а особенно мать, что лишилась кормильца и памяти об отце.
Условия жизни на лесозаготовках были очень тяжелыми. В бараке тесно. К печке-железке занимали очередь, чтобы сварить обед. Обувь и одежда за ночь не успевали высохнуть. Но никто не жаловался, трудились, терпели, веря в победу.
В сенокосную страду мать — бессменный бригадир. Были моменты, что не всегда можно было организовать женщин на покос. Причины: голод, не с кем оставить детей. Тогда, по инициативе матери, в деревне открыли садик. В него принимали всех детей, даже грудных. В садике работали подростки, под руководством взрослых — Баховой Е.С и Захаровой Е.В. Кругом порядок, дети ухожены, накормлены. Родители были благодарны маме, что у них появилась возможность спокойно трудиться.
В большую воду 1941 года не все колхозники смогли накосить сена для своего скота. Многие лишились коров. А нам удалось сохранить. А помогло несчастье. Мама с сестрой Марией поехали в Троицу (не помню зачем). Лошадь в речке Малиной провалилась. Они ее распрягли и еле-еле вытащили. Пока вытаскивали, заметили, что полынья полна рыбы. Мама с тетей всю ночь из этой полыньи голыми руками выбрасывали рыбу. Вот благодаря этой рыбе они и спасли весь свой скот.
Трудна была и работа огородницы. Тут нужны и трудолюбие, и терпение. Нашей маме и того, и другого было не занимать. На своем участке она выращивала капусту, морковь, репу, калегу (брюкву), огурцы и табак. Я и младший брат помогали ей. Рано утром, до восхода солнца, она будила нас и мы носили воду и поливали гряды.- Воду носили на коромыслах. И так каждый день — поливка, прополка, окучивание. И все это до основной работы в колхозе.
С утра работа в правлении: оповестить, пригласить и т.д. Затем очередная работа по плану у нас и у мамы. Помню, как хорошо все росло у нее на грядах: крупная морковь, брюква, иная репа даже в ведро не входила…
День и ночь мать была в работе. Не помню, спала ли она на кровати, чаще на полу у печки-железки, бросив под голову фуфайку. А летом ночь заставала ее в бороздах гряд.
Сестра Вера зимой выполняла работу фуражира (выдача кормов по весу). А весной и летом — полевода. С раннего утра до позднего вечера находилась на полях. Иные были далеко от деревни (в сторону Вастыхоя). Но она одна, в любую погоду, в лодке-долбленке ездила проверять поля. Возвращалась поздно. Мать за нее беспокоилась.
Приходилось ей и рыбачить в Ковинской речке в бригаде Маткина Н.А. Бригадир доволен был отношением сестры к работе. Сестра Вера нам помогла выжить в тяжелые голодные годы: рыбаков хорошо отоваривали.
Сестра Лена тоже была рыбачкой. Потом ее перевели на отделение по переработке молока. Летом — на покосе. Здесь она всегда выполняла и перевыполняла заданную норму. Косила она перед восходом солнца и до наступления жары, затем — после спада жары и до заката солнца. За свой труд получала денежные премии, отрезы на юбку или кофту и повышенную норму хлеба.
Брат Василий был спокойного нрава. Умел играть на гармони и гитаре, любил, петь лирические песенки. Работал он мотористом на мотолодке от Троицкого сельского Совета. Развозил груз, по деревням. Дома почти не находился. Его призвали на фронт из Троицы (работал не дома). Не дали даже попрощаться с нами. Мать плакала и причитала: «Как тяжело мне пришлось вас растить, ставить на ноги. А помощи от вас, наверное, не дождусь».
Братья Афоня и Игнат — заядлые рыбаки-охотники. Афоня рыбачил ставными сетями, а Игната брал с собой в помощники. Когда рыбачили неводом, то Афоню ставили пятовщиком. А это трудный участок. Он требует большой силы и сноровки. Брат с этим справлялся. Афоня призывался на фронт через г.Новосибирск. Там проходил учебу. Несколько раз отправлял переводы (за табак, он не курил). А первый перевод он отправил, выручив деньги за вещи, в которые его мама одела, отправляя в армию. Знал наше положение. Спрашивал, получали ли его переводы. Но мы ни одного перевода от него не получали. Где они терялись — так и не узнали.
Брат Игнатий был на разных работах в колхозе. Многое перенял от старших братьев. Быстро повзрослел. Был назначен ответственным бригадиром по рыбодобыче. Ладил он и с охотой. Научил его охотничать дядя Афоня (мамин брат). Рос брат бойким, подвижным.
Помню время, когда мама была бригадиром сенокоса. На покосы ходили всей семьей. Еще помню, как мне вместе с подругой Баховой Галей (Баклановой) приходилось заниматься переработкой картофеля на крахмал. Сколько надо было нам перевозить воды… Пока заливаем бочку да выносим воду, с ног до головы обольемся. Одежда на нас застынет, ведра обмерзнут. И так каждый день. Лошадь нам выделили такую, которая еле-еле ходила: стоит ее «пошуровать», как она прямо в упряжке начинает ложиться или вылезает из хомута. А запрягать мы не умели, приходилось на помощь звать встречных. Перерабатывали картофель вручную, на самодельной машине. С рук не сходили мозоли. Кому скажешь? Всем трудно. Молчали и свое дело делали.
Немало горя в войну познала наша семья. Старшая сестра Лена очень сильно обморозила ноги, когда повезла уполномоченного в Ягурьях.
Потом случилось несчастье с младшим братом Игнатием. Долго искали заблудившуюся женщину в лесу, кричали, стреляли. У Игната кончились патроны. Ему одолжили патрон, но он застрял в стволе. Брат стал его вынимать, и патрон разорвался в руках. Игнату сильно опалило лицо и глаза. Тогда на гребях в лодке-неводнике его пришлось везти в больницу в Ханты-Мансийск. Столько было переживаний!
Помню, какой радостью были для нас письма-треугольнцки со штампом «Проверено военной цензурой», открытки от брата с фронта, особенно для матери. Она их целовала, прижимала к груди, плакала от радости.
Чаще писал Афоня, делился новостями. Однажды сообщил, что ему присвоено звание сержанта. В одном из писем нарисовал свое оружие. И подписал: «Мой станковый пулемет выпускает 600 выстрелов в минуту». Просил в письме, чтобы мы ему связали перчатки с двумя пальцами, чтобы удобнее было стрелять. Просьбу выполнили. В каждом письме просил беречь маму. А Игнатия просил сберечь его охотничью собаку Шарика.
Однажды в деревню приехал представитель из военкомата по сбору собак для фронта. Так наш Шарик попал на войну.
Одно время писем от братьев долго не было. Получаем открытку от Афони. Пишет: «Еду под Сталинград бить оккупантов. Рука подживает». Поняли, что он был ранен. А о гибели его мы узнали из газеты «Красная звезда», из заметки «Красная Армия — армия героев». Полную картину трудно передать (забыла, много лет прошло), но отдельные моменты помню. Это было под Сталинградом. Танк брата героически сражался против пяти фашистских танков. Брат одержал над фашистами верх, но тяжело раненный, с ожогами, попал в госпиталь. Там скончался. Потом получили извещение о его гибели. Что было с мамой… Трудно описать! Дали запрос. Ответили. Город Петропавловск или Петрозаводск (не помню). Кладбище вокзальное. Братская могила.
Мои братья: Слинкин Афонасий Алексеевич воевал под Сталинградом, а Василий Алексеевич — под Ленинградом. В настоящее время о братьях ничего не сохранилось, спросить не у кого. Старшее поколение ушло из жизни. А в рубрике для книги «Память» о братьях скупые, неполные данные.
От брата Васи мы получили единственную открытку, где он сообщал, что едет под Ленинград бить врага. И все. На этом связь прекратилась. До сих пор мы о нем совершенно ничего не знаем. Узнать не у кого. Мать ушла из жизни. Деревня ликвидирована. Каждое лето мы ездим туда на могилы родителей и родственников.
Теперь нас осталось только двое: я и сестра Лена, которая живет в Русскинских Сургутского района. После войны я закончила педучилище в Ханты-Мансийске. Первые два года работала в районе, а потом, до октября 1989 года, — в школах Ханты-Мансийска.
Я пишу эти воспоминания о нашей деревне и о своей семье еще и потому, что, может, кто-то что-то знает о моих братьях — может, воевал вместе… Боль в наших сердцах не утихает. Все чего-то ждем…
Ханты-Мансийск
«Новости Югры», 22 июня 1995
