Альбина Глухих
Из староверов в… большевики
Ершовы живут в Самарове с XVIII века, когда в эту стылую глухомань после церковной реформы патриарха Никона с Архангельского Севера стали ссылать приверженцев старой веры. Переселенцы прижились: холода им не в диковинку, к рыбалке привычны. И в Самарове они занялись рыбодобычей. Завели лошадей и зимой по санному пути возили рыбу в Тобольск. Надежда Порфирьевна Ершова (Захарова) в своих воспоминаниях пишет о деде Михаиле Абрамовиче, у которого было пятеро детей. Самой младшей из детей была Евдокия, родившаяся в 1898 году. Она и есть героиня моего рассказа.
В семье свято соблюдали церковные праздники, ходили в церковь, истово молились. Отщепенцем была Евдокия. После революции 1905 года в Самарове жили ссыльные большевики. Будучи девчонкой, она видела, как они с красным флагом прошли в мае по центральной улице Самарова и поднялись на гору за церковью, где провели митинг, распевая революционные песни. Это оказало на девочку неизгладимое впечатление. В 1917 году девятнадцатилетняя Евдокия сама участвовала в маевке. Большевики увлекли ее нравственной чистотой, идеей братства и свободы народов. Страха божьего она не испытывала. Девушка и сама оказалась неплохим пропагандистом, быстро смогла сагитировать и объединить вокруг себя молодежь. Одна из первых комсомолок Матрена Усольцева, для нас, детей, просто тетя Мотя, вспоминала: «Когда меня приняли в комсомол, у меня душа петухом пела».
Бесовская шайка
Зато семья брата Василия не могла простить Евдокии, что она втянула в подпольную деятельность их сына Володю, совсем еще подростка. Его мать Александра Владимировна называла комсомольскую организацию бесовской шайкой, на дух не переносила золовку, но переубедить сына отойти от подпольщиков не смогла.
Время было тяжелым и сложным. Людям не разобраться: за что воюют белые, за что красные, чья правда сильнее, но первые были более беспощадными к своим врагам. «Подполье» жило. Во время прихода отрядов Туркова в 1918—1919 годах и Архарова в 1921 году маевки проходили тайно — на территории бывшего гидропорта, за будущим рыбокомбинатом. Подпольщики ушли в Полуденную гору (тогда это были нехоженые дебри урмана). Александра Владимировна не отпустила Володю в тайгу, уверенная, что мальца архаровцы не тронут. Но нашлись люди, указавшие на подростка: он — комсомолец и связной у партизан. Уже на второй день после прихода колчаковцев арестовали его и других самаровцев, кто не рискнул скрыться в лесу. На поклон к Архарову пошел дед Михаил Абрамович. На коленях просил отпустить внука, уверяя колчаковцев, что Ершовы всегда честно служили царю и Отечеству. Выпуская парня из кутузки, Архаров все же пригрозил, что за Евдокию надо расстрелять всех Ершовых. Не успели. Самарово от белых освободили красноармейцы.
Санитарная сестра
Партизанский отряд Александра Лепехина, торопившийся на выручку красноармейцам Тихона Сенькина в Карымкарах, по пути выгнал колчаковцев из Самарова. Евдокия вошла в отряд санитарной сестрой (так сказано в ее личном деле), но еще раньше ее приняли в ряды коммунистов. Самаровская партийная ячейка состояла тогда из десяти человек. К сожалению, фамилии ее членов, кроме Ершовой, Усольцевой и Вассы Спасенниковой, не сохранились.
В феврале 1921 года отряд Лепехина пополнился добровольцами, но они были слабо вооружены. Евдокия Михайловна потом вспоминала, что на двух человек приходилась одна винтовка, не хватало патронов. Партизаны не успели помочь Сенькину, его отряд в марте 1921 года почти весь был уничтожен белогвардейцами, а сам командир замучен. Лепехинцы шли через Октябрьское, Чемаши, Березово, Саранпауль, уничтожая остатки колчаковских отрядов. Свой освободительный поход они закончили на Ямале: на мысе Мюрре-Сале (Песчаный мыс). Там состоялся митинг, даже струнный оркестр играл. Перед красноармейцами выступил командир всех северных отрядов Протасов. Наступило мирное время.
Одним из командиров лепехинского отряда был Оборин. Евдокия вышла за него замуж, но женское счастье оказалось недолгим: в одном из боев любимый погиб. Евдокия была привлекательной женщиной, как большинство Ершовых, смуглой, густоволосой, не курила и не пила, как водится у староверов. На нее засматривались, особенно боец Иван Чукреев, ее земляк из бедняков. Возвратившись после окончания Гражданской войны в Самарово, она согласилась соединить с ним судьбу.
Для супругов началась новая жизнь, наполненная общественными делами, укреплением позиций советской власти.
Вначале был детдом
Евдокия вышла замуж, но детей не заводила. Какие дети, если кругом разруха, голод?! Надо помогать беднякам, для этого следовало отнять у богатых самаровцев состояние и раздать народу: воплотить в жизнь идею равенства. Под реквизицию попали семьи Плотниковых, Соскиных и другие. Отбирали все — дома, скотину, имущество. Все раздавалось бедноте, в первую очередь, семьям красноармейцев — участников Гражданской войны. Детей, оставшихся сиротами, Евдокия собирала в детдом, сама его и возглавила в 1920 году.
Кстати, это здание живо до сих пор — почерневший двухэтажный дом возле рыбокомбината, на взгорке. Почти десять лет заведовала Евдокия детским домом.
Что с ним стало, старожилы не помнят, но в 1930 году Чукреевы создали в Самарове коммуну, просуществовавшую всего год. Коммуна и стала основой для колхоза имени 15-летия Великого Октября, председателем которого выбрали Ивана Чукреева. Проучившись в годичной совпартшколе, Евдокия Михайловна сменила мужа на председательском посту, где и работала до начала войны.
Мужчины уходили на фронт. Евдокию Михайловну избрали председателем Самаровского сельсовета, которым она руководила по 1949 год. Таков послужной список Евдокии Михайловны Чукреевой, бывшей крестьянки из рода староверов Ершовых.
Внимательно изучая ее личное дело, я заметила, что, вступив в партию большевиков в 1920 году, Евдокия Михайловна через три года вышла из нее по причине каких-то разногласий с товарищами, но в 1929 году вновь написала заявление о приеме. Конечно же, создателя комсомольской организации в Самарове, участницу Гражданской войны приняли с распростертыми объятиями. По всей видимости, Чукреева была человеком, раз и навсегда впитавшим революционные устои, свое мнение отстаивала до последнего, хотя не всегда была сильна в доводах: образования маловато.
Война
Самарово тогда являлось достаточно крупным промышленным поселком. Здесь работали рыбокомбинат, лесозавод, пристань (речпорт), техучасток (управление водных путей), две средние школы, школа юнг (типа ФЗУ), детсад… Всем этим хозяйством разумно управляла немолодая, не очень грамотная женщина. Рыбокомбинат посылал на фронт не только мужчин, но и продукцию — рыбную муку, соленую рыбу. Люди отдавали деньги, немногие драгоценности на приобретение вооружения для фронта, теплые вещи, табак. Все надо было организовать, на все требовалось время. Чукреева дневала и ночевала на работе, оставляя дома маленьких детей. Они у нее появились поздно.
Верная своим революционным принципам, она и назвала их соответственно — Ванцетти (в честь итальянского революционера), Спартак (вождь восставших гладиаторов в Риме) и дочь Ленина. Как вспоминает племянница Чукреевой Надежда Порфирьевна Ершова (Захарова), дети росли добрыми и отзывчивыми. Старшего воспитывала бабушка, а младшие — при матери.
Розовая кофточка
Военное время — тяжелое бремя для народа не только непосильной работой, но и постоянным горем, похоронки шли в Самарово регулярно. Юрий Дадыко вспоминает рассказы матери Марии Прокопьевны: «Все похоронки Евдокия Михайловна вместе со мной (Мария Дадыко возглавляла тогдашнюю социальную службу) просматривала и сортировала: в эту семью надо сходить, мать, жену погибшего успокоить, а этой следует помочь материально… Свободных денег у сельсовета не было, но вот привезти дрова, снабдить сеном — было в силах председателя».
А еще в Самарово приходили посылки (по-моему из США) с вещами, сэконд-хэнд военных лет. Эти вещи под бдительным оком Евдокии Михайловны распределялись по неимущим семьям. Мне (А.Г.) тоже повезло. Навсегда запомнилась розовая, пушистая, как облако, кофточка. Я ей больше любовалась, чем носила.
Удивительна была доброта Евдокии Михайловны, она распространялась на всех, кто, бедствовал. Помогала, зачастую, в ущерб своей семье. Дома у нее постоянно кто-нибудь ночевал, кормился. Однако наряду с таким милосердием в ней уживалась твердость характера, даже жесткость. Племянница рассказала один такой случай.
Неправильный арестант
«Тогда существовала так называемая трудовая повинность. Женщинам, даже обремененным семьей, давали поручения. Однажды тетя Дуня приказала моей маме унести какой-то документ из Самаровской милиции в окружной отдел внутренних дел. Но оказалось, что надо не бумагу отнести, а конвоировать арестованного. Мама пыталась протестовать, но куда там. Пришлось вести мужика, ему даже руки не связали, только приказали поднять вверх. А у мамы в руках не то что пистолета, палки не было. Идти пришлось долго — от Чкаловского лога, мимо кладбища, радиостанции…
Арестант попался какой-то странный, наверное, из интеллигентов. «Можно, — говорит, — я руки опущу, устал?» «Ну опусти». «А покурить разрешишь?» «Кури». Он свернул «козью ножку», спрашивает: «Не боишься, что я тебя задушу, и никто не узнает?» «У меня ведь дети, мою смерть Господь тебе не простит». «Ну тогда пошли дальше».
Когда странная пара — молодой мужик с поднятыми руками, а позади немолодая усталая женщина — появилась перед начальником милиции Собольниковым, и женщина попросила принять арестованного, тот долго смотрел, потом схватился за телефонную трубку. Мама готова была провалиться сквозь землю, услышав столь неприличные высказывания в адрес самаровских милиционеров».
До 1949 года руководила Евдокия, разменяв шестой десяток лет. Дети подросли. Старший Ванцетти стал военным моряком, а потом — писателем, членом Союза писателей. Живет он в Москве. Сюжет одной из его книг напоминает жизнь Самарова. Одну из книг «Куц, Малыш и другие» о военных моряках он подарил Марии Прокопьевне Дадыко в память о матери. Спартак и Ленина работали на рыбокомбинате, были членами коммунистической партии.
Больше ничего в их судьбе не напоминало героического прошлого матери. И вообще, их жизнь не задалась. Оба увлеклись спиртным. Обидно за Евдокию, она никак не думала, что дети будут жить беспутно, не так, как надо бы детям революционерки. Оба умерли рано, и хоронила их социальная служба Ханты-Мансийска. Правнук Евдокии Михайловны Денис Чукреев абсолютно ничего не знает о героической жизни бабушки и, вообще, часть жизни он провел в детдоме.
Несправедливо, обидно, что стирается память об удивительной женщине, целью жизни которой было счастье простого народа.
2006
