Валентина Патранова
Готовя к публикации материал «20 марта 1965 года. Черная суббота», который в большей степени основывался на воспоминаниях свидетелей, чем на документах (к сожалению, мы так и не получили к ним доступа), можно было предположить, что неточностей не удастся избежать. Все-таки почти 27 лет минуло с того рокового дня, когда в Ханты-Мансийском аэропорту потерпел аварию самолет АН-24 и погибли 43 пассажира.
Сразу же после выхода газеты в свет в редакцию стали звонить и приходить взволнованные читатели — это были невольные свидетели трагедии, родственники погибших. Людей не оставила равнодушными поднятая газетой тема, и вместе со словами благодарности нам пришлось услышать и упреки по части не совсем точного изложения событий. В данном случае речь идет о том, что высказывания очевидцев, как считают некоторые читатели, грешат неточностями. Возможно, так оно и есть: в изложении отдельных деталей кое-кого подвела память.
Мы решили продолжить эту тему и предоставить слово тем, кто, основываясь на собственных воспоминаниях, решил дополнить рассказ о трагедии в Ханты-Мансийском аэропорту. Слишком велик интерес к этой теме, чтобы пренебречь мелочами.
В числе первых откликнулся на публикацию ветеран Аэрофлота, бывший авиатехник, ныне пенсионер, Иван Иванович Кибирев.
Вот каким помнится ему 20 марта 1965 года:
— В этот день я находился на смене. Помню, кто-то забежал к нам с кряком: «Самолет горит». Когда я подбежал к самолету, то увидел, как экипаж покидает горящую машину через аварийный люк. Мы оказались с голыми руками, у нас ничего не было с собой. Я сунулся в хвост, хотел открыть дверь — подпрыгнул, а достать не смог. Страшно хотелось помочь, но было нечем, так в то время аэропорт не был подготовлен к аварийной ситуации. Потом нас стали отгонять — сейчас будет взрыв. Правое шасси сильно горело, от него валил густой черный дым. При мне подогнали трактор, зацепили за переднюю «ногу» и оторвали кабину — я увидел скопление мертвых тел у входа в пилотскую кабину. Еще хочу сказать о том, что огонь не все уничтожил, и кое-какие вещи уцелели, но их потом растащили. Вот вы пишете о двух стиральных машинах, я их потом видел у нас в мастерской, так что, как это ни грустно, было и мародерство — иначе я назвать не могу.
Кстати, об этом позорном факте я слышала и раньше, но предавать его гласности не стала, не было прямых свидетелей. Кибирев подтвердил: то, что уцелело в огне, растащили. Кто — неизвестно, но, по крайней мере, родственников на опознание вещей не приглашали. Может быть, не хотели их лишний раз травмировать?
Кибирев откликнулся на публикацию, впрочем, не только из-за того, чтобы уточнить некоторые детали происшествия, а в большей степени из-за своего несогласия с выводами автора, Он считает виновным в гибели пассажиров экипаж самолета, который, по его словам, уже через месяц снова появился в Ханты-Мансийском аэропорту (об этом говорили и другие свидетели). По его мнению, была допущена ошибка в пилотировании: «возможно, пилот задумался и не заметил бруствера».
Но у нас нет оснований не верить комиссии, расследующей происшествие, с выводами которой был ознакомлен А. Романчук (они и были изложены в предыдущей статье). Он в то время работал старшим инженером аэропорта и помогал в работе комиссии.
В то время, в эпоху тотальной секретности, было не принято доводить до сведения рядового состава выводы комиссии по расследованию чрезвычайных происшествий — о них знал лишь узкий круг руководящих лиц. И. Кибирев, работая авиатехником и не зная деталей происшествия, свои выводы мог основывать лишь на интуиции, а она, бывает, и подводит. Как, впрочем, и память.
И Романчук, и Кибирев утверждают, что тела погибших перенесли в одно из аэропортовских помещений, откуда их потом и увезли в морг (такая версия изложена в материале «Черная суббота»). Но пришедший в редакцию житель Ханты-Мансийска Виктор Спиридонович Медведев с этим категорически не согласен. Он утверждает, что тела сразу же увезли в морг. Дело в том, что Медведев как раз и есть тот единственный пожарный, который сбивал пламя с самолета, и он же участвовал в транспортировке погибших в морг.
Вспоминает В. С. Медведев:
— Наш наряд от городской пожарной части нес дежурство на территории рыбокомбината. Как только узнали о пожаре в аэропорту, тотчас с водителем А. Бекшеневым выехали на место. К сожалению, ближний путь к полосе был перекопан, пришлось ехать в объезд, а это потеря времени. Мы подогнали машину к самолету на 17 метров, и я стал тушить пожар. Что это за самолет, кто там находится, я не знал. Когда в клубах дыма и пара я под ногами увидел тела трех человек (в момент, когда трактор оттащил кабину), то закричал — там люди! Мне ответили: полный самолет. Вода вскоре кончилась, и водитель поехал на Иртыш, тут же подошла комбинатская пожарная машина, здесь запасов воды было больше.
А потом подъехала из города, я и ее подсоединил и продолжил тушить пожар. По-моему, всего было использовано четыре цистерны. Когда огонь погас, мы вернулись к месту несения службы, надо было обсушиться, прийти в себя. Самолет в это время находился под охраной милиции. Не успели мы как следует обсушиться, как из пожарной части позвонили: предстоит самая ответственная работа. Я сразу понял, о чем идет речь. Мне привезли новый рабочий костюм, прибыли еще несколько человек из пожарной части, в мы отправились к самолету. Было 11 или 12 часов ночи. Туда же прибыли солдаты и два ЗИЛа. Нужно было вынести тела из самолета и уложить их на машины, чтобы отвезти в морг. Одному из пожарных стало плохо, и он отказался выполнять эту работу. Мне же и еще одному товарищу пришлось при свете прожекторов поднять каждого погибшего и передать его солдатам на носилки. Старались брать осторожно, чтобы там, где сохранилась хоть какая-то одежда, не повредить ее — иначе как потом опознаешь? И в морге мне пришлось укладывать тела в ряд тоже с большой предосторожностью. Здесь же, по клочку пальто, главврач окружной больницы опознал погибшего врача — недавнюю выпускницу мединститута.
Да, сегодня можно сказать определенно: если бы Медведев задержался с тушением пожара хотя бы на несколько минут, вряд ли родственники смогли опознать своих близких. Его хотели представить к награде за самоотверженные действия на пожаре, но высокое начальство при расследовании обстоятельств катастрофы указало на то, что Медведев нарушил технику безопасности, подогнав пожарную машину слишком близко к самолету, при этом сам постоянно находился в зоне повышенного риска — ведь самолет мог в любой момент взорваться. «Но я об этом не думал тогда», — говорит сегодня Виктор Спиридонович Медведев.
В опубликованном материале было сказано, что ни одному из пассажиров не удалось спастись. Работник Ханты-Мансийского авиапредприятия В. Копотилов внес поправку: один пассажир спасся, и он впоследствии с ним разговаривал. Фамилию его не помнит (сколько лет прошло), а звали его Николаем. Он работал под Тюменью на заправке вертолетов, учился на диспетчера службы движения. 20 марта 1965 года он был в числе пассажиров самолета АН-24 и как раз перед посадкой зашел в пилотскую кабину. Это и спасло ему жизнь. После катастрофы он ушел из авиации и устроился работать на моторный завод.
Кстати, Копотилов, работавший тогда авиатехником, был на самолете АН-2 (служебный рейс), который садился на запасную полосу сразу же после пожара. Сверху АН-24 напомнил ему огромную лодку — верх выгорел, самолет был в облаке пара.
Нашлись и другие свидетели трагедии. Так, Л. Магрычев работавший в то время электриком в аэропорту, вспоминает, как один из спасшихся летчиков, схватившись за голову и глядя на пылающий самолет, восклицал: «Что делается, что делается, это же живой крематорий…» Леонарду Ивановичу пришлось помогать в изготовлении цинковых гробов, которые отправляли за пределы Ханты-Мансийска. Он же после приезда комиссии участвовал в поисках лопастей от винта. На этом рейсе погиб его сосед А. Белобородов, начальник утильцеха рыбокомбината. Из откликнувшихся на публикацию родственников погибших чувство горечи оставила встреча с Таисьей Ивановной Астаховой (Кордюковой). Ее муж, Сергей Игнатьевич Кордюков, погиб в объятом пламенем самолете. Осталась дочь. Как уже писала газета, тогда, сразу же после похорон, руководители Тюменского треста, чьим структурным подразделением являлось СУ-20, распорядились предоставить квартиры семьям погибших в Тюмени или Ханты-Мансийске.
В 1975 году Таисье Ивановне обменяли неблагоустроенную квартиру на двухкомнатную благоустроенную, а через три года… лишили. А случилось это при следующих обстоятельствах. Выйдя на пенсию, Таисья Ивановна уехала на родину ее нынешнего мужа, на Украину, но постоянно наведывалась в Ханты-Мансийск, Здесь осталась сестра, да и сама не торопилась выписываться. Уезжать совсем, бросать квартиру она не собиралась — дочь была не замужем, жизненные обстоятельства могли сложиться по-разному.
В 1978 году, в очередной приезд, знакомая попросила ее приютить на время свою дочь с зятем. Таисья Ивановна согласилась и обратилась в СУ-20 с просьбой прописать на своей площади. У нее попросили якобы для оформления документов паспорт и ордер. Когда же она пришла снова контору, то ей выдали лишь паспорт со штампом о выписке, ордер изъяли. Так, в одночасье, Таисья Ивановна лишилась квартиры, на которую имела все права, проработав на Севере с 1955 по 1978 год. Сейчас она живет Ханты-Мансийске на жилплощади умершей сестры и не оставляет надежды вернуть себе прежнюю квартиру, которой ее так вероломно лишили.
Вообще, как считав сама Таисья Ивановна, на ней лежит печать неудачницы. Когда назначили пенсию на погибшего мужа, то на содержание дочери она получала от Уральского управления гражданской авиации всего лишь 8 рублей 54 копейки в месяц. Хорошо, что добрые люди подсказали обратиться в суд, лишь после его вмешательства пособие был увеличено до 30 рублей.
Вот такая житейская история, которую поведала со слезами на глазах Таисья Ивановна Астахова (Кордюкова), прочитав в газете статью «20 марта 1965 года. Черная суббота».
В прошлой публикации были названы лишь жители Ханты-Мансийска, погибшие в тот роковой день. Хотелось бы продолжить этот список и назвать имена других жителей округа, нашедших последнее убежище в самолете-крематории. Это муж и жену Шатровы — Иван Кондратьевич, 40 лет, и Валентина Тихоновна, 34 года, — жители села Большие Леуши Октябрьского района, Н.Н. Сухушин, 28 лет, из Нижневартовска, Е.Ф. Кай, 20 лет, из поселка Бобровский Ханты-Мансийского района.
…Не осталось на земле следов той далекой трагедии — время стерло их. Но осталась память о погибших, осталась неутихающая боль в сердцах родных. Скоро исполняется 27-я годовщина со дня трагической гибели пассажиров самолета АН-24. Помянем их.
