Евгения Никитина
У педагогов существует такой термин — «окно», то есть перерыв между двумя уроками в учебном расписании. Так вот, это самое «окно», или «пустой урок», длился для учителя Ханты-Мансийской средней школы №1 Николая Анатольевича Вишнякова ровно четыре года. Он был отлучен не только от профессии, но и от партии. Как же случилось, что человек, чуть ли не с 25-летним педагогическим стажем, остался вне стен школы?
Николай Анатольевич преподавал историю. Надо заметить, его методика резко отличалась от той, которой пользовались другие. Она выходила за рамки привычного и поначалу вызывала недоумение. «Это что угодно, только не урок!» — говорили те, кто посещал занятия.
Да, он не читал азбучных истин «от и до», не поощрял зубрежки, а стремился научить ребят самостоятельно мыслить, анализировать, вовлекая в активное обсуждение темы.
Было сложно. Не только коллеги, но и ученики не сразу приняли его манеру вести уроки. Но он и не ждал быстрой отдачи.
В то время ему посчастливилось вести класс целых три года. Я говорю, посчастливилось, так как в этой школе, как пришлось убедиться учителю в первый же год работы в ее стенах, отсутствовала преемственность в преподавании истории. Пока школьник дойдет до 10 класса, ему приходилось учиться у трех-четырех учителей. При таком «конвейере» (против которого всегда был Вишняков) рассчитывать на успех особенно не приходится.
Но вернемся в год 1979-й. Это был третий год его работы с классом. И он принес долгожданные плоды. «Какие у вас талантливые ребята!» — удивлялись теперь проверяющие. Из 25 учеников 20 сдали экзамены на «отлично».
Поубавилось скептиков и среди коллег. Сам директор школы Ю.Г. Созонов, давший Вишнякову рекомендацию в партию, на собрании одобрительно отозвался о его методике. Положительную сценку заслужила она и на августовских совещаниях.
А потом наступили предреформенные времена. Встали вопросы о необходимости перемен в нашей общеобразовательной школе. Первая средняя имела прочную репутацию одной из лучших в городе, чем немало способствовал большой авторитет ее директора (вполне, впрочем, заслуженный). Но может поэтому здесь и решили, что у них-то менять ничего не надо — и так все хорошо. И, естественно, те, кто считал иначе, вызывали недоумение и даже неприязнь. В частности, Вишняков. За его убежденность в пользе преемственности преподавания, за то, что противился проведению в учебное время различных мероприятий, за нетерпимость к очковтирательству, за «двойку», поставленную ученику за четверть, и так далее, и тому подобное.
На некоторых моментах остановимся подробнее.
В школе стало правилом вытягивать «за уши» слабых учеников на экзаменах. Чтобы хорошо выглядеть, иметь нужный процент, шли даже на прямые нарушения инструкций. С этим и столкнулся Вишняков в 1981 году, когда принимал экзамен. Ученица дважды отказалась отвечать по билету как устно, тек и письменно, рассчитывая, вероятно, на то, что «все равно поставят». И не без основания. Так практиковалось раньше, и это же самое предлагали ассистенты Николая Анатольевича теперь. Возражения Вишнякова были поняты как «непонимание ситуации» и на следующий день его срочно отправляют в отпуск.
Этот случай был не единственным. Весной 1982 года за то, что он не пожелал исправить четвертную «двойку», его вновь отправляют на несколько дней в отпуск, а «двойка» благополучно превращается в «тройку».
Чуть раньше появился приказ директора о закрытии факультатива по истории, которым руководил Вишняков. Основания? Учитель отошел от привычной схемы: лекционную часть сочетал с творческой, делал упор на индивидуальную работу с каждым.
Эти факты и легли в основу докладной, поданной Вишняковым в городской отдел народного образования. Никакой проверки не последовало. Зато в гороно состоялось совещание, на котором обсуждалось …поведение педагога, выразившееся «в непозволительной критике в адрес администрации».
О характере разговора можно судить хотя бы по таким высказываниям.
Председатель горкома профсоюза работников просвещения Н.А. Тебетева:
— Коммунист не должен высказываться на педсовете против администрации.
Секретарь парторганизации школы Г.И. Розманова:
— Коммунисты должны поддерживать администрацию.
Завуч школы В.Н. Куклина:
— Факты, изложенные в докладной, верные, но форма…
«Критикана», появившегося в коллективе, решили в школе, следует наказать. Благо, и повод выискался: не выполняет партийное поручение — плохо руководит школьным музеем.
В пожарном порядке созывается партийное собрание (не прошло и месяце после совещания в гороно). Сама повестка уже заранее предопределяла выводы: «О наложении партийного взыскания на т. Вишнякова». И они были сделаны. Выговор с занесением в учетную карточку. Не приняты во внимание ни еще очень небольшой партийный стаж коммуниста (чуть больше двух лет), ни то, что поручение это для него не было единственным: Вишняков руководил школой политинформаторов, являлся внештатным лектором общества «Знание».
Школьный коллектив имеет свою специфику, в силу которой любой конфликт, любой сбой в моральном климате педагогической среды моментально находит отражение и продолжение в среде ребячьей. Это приводит, как правило, к совершенно неожиданным и, зачастую, тяжелым последствиям. Особенно, если дело касается слухов, тем более об учителе…
Клевета способна опорочить любого, даже кристально чистого человека. Противостоять ей трудно. Перед ней даже бесспорные факты порой бессильны. Рождаясь стихийно, из ничего, либо по чьему-то злому умыслу, она, как снежный ком, обрастает все новыми и новыми «свидетельствами», и пошла гулять по свету…
Именно такое испытание выпало на долю Вишнякова.
Происходило все примерно так.
— Что он себе позволяет, он же ненормальный!
— Да он не в себе…
— А я слышала, что с ним это и раньше бывало…
— Ему нужно лечиться…
Слух о психической неполноценности пущен. Он-то и сыграл свою гнусную роль в судьбе учителя.
…Когда после того памятного партсобрания Николай Анатольевич вошел в свой девятый класс, один из учеников встал и бросил ему в лицо фразу, нет, нанес удар запрещенным приемом: «Если вы такой-то зачем работаете в школе!!»
У учителя потемнело в глазах, но все-таки хватило мужества и сил довести урок до конца. Больше в этот класс он не пришел.
Для директора этот случай послужил лишним поводом объявить ему выговор «за нарушение трудовой дисциплины».
Какой нравственный урок преподали наставники для ребят, по сути одобрив эту жестокость! Ведь слушок выполз в классы из учительской…
Потом уже нетрудно было выжить учителя из школы. Свою роль здесь сыграло и бюро Ханты-Мансийского горкома партии. Заинтересованные лице — из школы, из гороно — постарались представить Вишнякова в таком черном цвете, что у членов бюро не осталось и тени сомнения в том, что таким — не место в рядах партии. Не было даже попытки поглубже разобраться в этом деле. А ведь решалась судьба учителя — ЧП в масштабах города! Не возник и вопрос: а соответствует ли степень вины степени наказания? Решили судьбу человека походя, мимоходом, взяли и исключили.
Сейчас те, кто приложил руку к отлучению педагога от школы и партии, с трудом припоминают, как все происходило (в то время зав. гороно В.Л. Пластинин: «Не помню, доводили ли до меня решение бюро об исключении»…) или пытаются сделать вид, что от них ничего не зависело (зав. окроно В.В. Васильков: «Без нужды мы не лезем в дела гороно… Считали, что коллектив в школе хороший и сам разберется с этим вопросом.»), или отрицают причастность к тому, что препятствовали трудоустройству Вишнякова (тогдашняя зав. гороно Н.И. Кумирова: «Не было мест в школах города… Я никогда не требовала медицинского освидетельствования…»).
Так говорили они на заседании бюро окружного комитета КПСС, состоявшемся в июне после подробного расследования, которое провела партийная комиссия при окружкоме партии. В их словах сквозит явная попытка уйти от ответственности, откреститься от своей причастности к прошлой истории. А некоторые до сих пор остались на прежних позициях. «Да, — говорили они, — правильно его наказали», «За игнорирование указаний директора стоило исключить», «Нельзя поощрять отход от инструкции, в то, глядишь, завтра и уроки будут проводить индивидуально!..»
…Конец учебного года в 1982 году для Николая Анатольевича затянулся черной пеленой. Исключение из партии, расставание с любимой работой. Осенью двери всех школ города оказались для него закрытыми. В отчаянии он по собственной инициатива решает пройти медицинское освидетельствование. Но навет оказался сильнее справки.
Вишняков обращается в различные инстанции: помогите, оградите от клеветы, разберитесь в степени моей вины перед партией! Надежда сменяется отчаянием. Он работает воспитателем в профтехучилищах города, а мысль только одна — вернуться в школу, к своей профессии, своему призванию. Но все усилия тщетны. Перед ним стена. Разуверившись в восстановлении истины, он оставляет работу и пытается заняться литературным трудом.
Под влиянием предсъездовской атмосферы Николай Анатольевич решает сделать еще один шаг: пишет о несправедливости, проявленной к учителю, в адрес XXVII съезда, и одновременно вновь пытается устроиться в школу. И опять невидимые барьеры, опять подозрительные взгляды, опять требования о медосвидетельствовании.
Но жизнь еще раз доказала: правда всегда победит.
Бюро окружкома КПСС назвало всех, кто так или иначе оказался причастным к истории, случившейся в Ханты-Мансийске: В.Л. Пластинин, Н.И. Кумирова, заведующий окружным отделом народного образования В.А. Васильков, тогдашний директор школы №1 Ю.Г. Сезонов, секретарь партийной организации школы Г.И. Розмянова, работавшие в то время лектором окружкома КПСС С.А. Тюльканов, секретарем Ханты-Мансийского горкома КПСС по идеологии Л.Н. Локтева, председателем партийной комиссии при окружкоме КПСС А.Г. Сиразеев. Бюро окружкома КПСС дало им строгую партийную оценку. А Центральный райком КПСС г. Тюмени объявил выговор бывшему первому секретарю Ханты-Мансийского горкома партии М.Г. Носову.
Остается добавить, что Н.А. Вишняков решением бюро Тюменского обкома КПСС восстановлен в рядах партии и осенью вновь войдет в учебный класс одной из школ города. Долго же ему пришлось ждать своего часа…
Казалось бы, справедливость восторжествовала. Но не дают покоя вопросы. Почему такое стало возможным! Почему понадобилось целых четыре года для восстановления честного имени учителя?
Не кроется ли ответ на них в древней притче о равнодушных, которые не убивают и не продают, но своим равнодушием способны породить и то, и другое?
«Ленинская правда», 12 августа 1986 года
