Моя семья — кот Васька и я

Альбина Глухих

В 1942 году в Полноват были привезены десять финских семей. В 1946 году все они, кроме Саймы Осиповны Санталайнен, возвратились на родину…

НАМ РАЗРЕШИЛИ ВЗЯТЬ С СОБОЙ НЕМНОГО КАРТОШКИ И ОДЕЖОНКУ

До войны на берегу Финского залива с советской стороны располагалась маленькая финская деревушка Ручьи. Жили люди неплохо: ловили салаку, держали скот, по необходимости ездили в Ленинград. Так же жила и семья Санталайнен. Старшие дочери вышли замуж и жили в другой деревне. Оставалось женить сыновей Вейно и Эйнора и выдать замуж самую младшую — Сайму. Так бы все и сложилось, не начнись война. Эйнор и Вейно ушли на фронт и затерялись на его дорогах.

Немцы наступали быстро. От дочерей не было никаких известий, по секрету матери сказали, что они вроде бы живы и прячутся в лесах. Жителей Ручьев мобилизовали на рытье окопов. Каждый день с утра до вечера в руках кирка или лопата. Мерзлая земля.

Вначале полевая кухня кормила вполне сносно, а потом, с началом блокады Ленинграда, давали только пайку по 125 граммов серого хлеба и то не всегда. Уставали так, что еле добирались до постели и, несмотря на голод, засыпали. Спасали молодость и вера, что фашистов отгонят от священного города. Немец был уже в десяти километрах от Ленинграда. Началась его блокада. Вечером жителям Ручьев сказали, чтобы они взяли с собой немного еды и одежды, но не больше шестнадцати килограммов, потому что предстоит длинная дорога.

Дорога оказалась и длинной, и изнурительной. На станции Лисий Нос народу скопилась тьма, все рвались перебраться через Ладожское озеро. Немцы бомбили и уничтожали одно селение за другим, в развалины превратились и Ручьи. Эшелон с его жителями двинулся через всю Россию в Сибирь. Целый месяц ехали в товарных вагонах с железной печкой посередине. С месяц жили в поселке Марьяновка Омской области. Собирали из-под снега колоски ржи, пшеницы, этим и кормились. Сайма держалась, но от постоянного недоедания, перенесенных страданий тяжело заболела мать. В Сотниково Ханты-Мансийского округа, куда финнов перевезли из Марьяновки, она и умерла, ей было всего пятьдесят лет. Сайме шел двадцатый год.

Она ухаживала за колхозным скотом. Работа привычная, но и в Сотниково финские семьи не задержались. Их направили в Полноват, крупную хантыйскую деревню на Оби, жители которой жили рыбалкой.

ОТ КОВАНОЙ ПЕШНИ ЛАДОНИ ПРЕВРАЩАЛИСЬ В СПЛОШНЫЕ КРОВАВЫЕ МОЗОЛИ

Полноват, как и весь округ, в сороковых годах работал для фронта, для победы над врагом, добывая рыбу. Для местных жителей это дело привычное, а финнам все было в новинку, как и вся здешняя жизнь, особенно когда их вывозили рыбачить на далекое озеро Нумто. До Казыма ехали на лошадях в кошевках, а там пересаживались на оленей. Жалея женщин, местные жители одевали их в тяжелые гуси (меховая одежда поверх малиц), топоры (меховая обувь поверх длинных оленьих кисов). И тянулись один, два, три дня езды то в белом тундровом безмолвии, то по перелескам, остановки были в чумах или избушках для отдыха оленей. Проводники ели мороженое мясо, рыбу, предлагали спутницам, но, несмотря на голод, их организм не принимал чуждой еды. Ночью, отогреваясь, невольные путешественницы вспоминали родные Ручьи, прошлую благополучную жизнь, с боязнью думали, что она не вернется.

Озеро Нумто с первого взгляда поразило своими размерами, да и жутковато было здесь: где-то посредине его находилось святилище языческих богов. С опаской смотрели женщины на ненцев: в меховых одеждах они казались первобытными людьми.

Больше шестидесяти лет прошло, а Сайма Осиповна до сих пор помнит даже детали того каторжного труда. Дали ей пешню, показали, как долбить толстенный лед. С непривычки от кованой пешни ладони превращались в сплошные кровавые мозоли, обжигающий холодный ветер обмораживал лица. Всегда хотелось есть, но желанного хлеба не было, зато нежной, вкусной рыбы — хоть сколько. Монотонный труд — пешня, лед, невод. Улыбка трогает губы Саймы Осиповны, когда она вспоминает, как с ненцами тянули невод. “Они по-русски хуже меня понимали, тянут невод в одну сторону, мы, не разобравшись, — в другую, что-то кричат, ругаются. Смех и грех”.

Постепенно девушка втянулась в тяжелую мужскую работу, но и надорвалась — родить впоследствии так и не смогла. Несколько раз ее отправляли рыбачить на Нумто. В 1946 году ее послали туда одну, остальные финны остались на разных работах в Полновате, но когда Сайма вернулась с зимней путины, никого из земляков не нашла. Оказывается, им разрешили возвратиться на родину. Они уезжали торопливо, бросая скарб, словно их могли задержать в деревне, так и не ставшей им близкой. Ждать, когда Сайма приедет из далекого Нумто, никто не хотел.

Осталась Сайма одна на чужой стороне.

На что уж характер Саймы закалился в жизненных передрягах, но отъезд земляков подкосил ее. Почему о ней забыли? Неужели до конца дней ей оставаться на холодной чужбине? Что ей делать сейчас? Слезы душили, в голову лезли нехорошие мысли, и все же она решила ехать вслед за всеми в родной Ломоносовский район. Председатель колхоза остудил разгоряченную голову. “Куда ты, девка, поедешь? У тебя нет денег, надеть нечего, а главное — какие у тебя документы?» Задумалась Сайма. И на самом деле, у нее есть только фуфайка, сохни да сапоги сорок второго размера, а из документов — только справка коменданта о том, что она уроженка деревни Ручьи. В таком виде она вызовет подозрение у первого же милиционера.

Поплакала еще немного и решила доживать век в Полновате. Вышла замуж за фронтовика, да недолго женское счастье длилось, умер от ран ее Николай Иванович. Решила, что ей не на кого больше рассчитывать, только на себя. Подкопила денег и в шестьдесят пятом году купила маленький домик, в котором и сейчас живет. Огород развела — картошка, морковь, помидоры… Вроде бы успокоилась душа, но нет-нет да и подумает: почему меня никто не разыскивает? Написала сама, ей пришел ответ, что деревни Ручьи больше не существует. И снова монотонной чередой потекли дни без всякой радости. Даже долгожданное вручение паспорта в 1976 году не стало для нее событием. Зачем ей паспорт, если ехать не к кому, никто нигде ее не ждет?

Она знала, что председатель поссовета Лидия Ивановна Бурлакова и председатель районного совета ветеранов Александр Данилович Бердиков опять послали в Ломоносовский район запрос о родственниках, но на положительный ответ не рассчитывала, для нее прошлое умерло.

СЛЕЗЫ РАДОСТИ И НАДЕЖДЫ

И вдруг в прошлом году случилось чудо. Впервые за пятьдесят с лишним лет на имя Санталайнен пришло письмо из Ломоносовского района, но адресант был ей незнаком. Раскрыв конверт, увидела подпись — Ализа, и вспомнила свою маленькую племянницу, неужели это она? Да, это была дочь ее двоюродной сестры. Она обстоятельно написала, что из семьи Саймы Осиповны никого не осталось. Двоюродные сестры Ализы живут в Германии и Финляндии, а она осталась в Ломоносовском районе, и письмо из Белоярского района попалось ей на глаза в районной администрации случайно. Сайма Осиповна не верила своим глазам. Слезы снова, как тогда, летом сорок шестого, сами собой лились по щекам, но это уже были слезы радости и надежды. А потом бабушка Санталайнен получила письмо из Германии. Ее помнят и любят, ждут в гости, это ли не чудо?!

Полноватцы по-доброму улыбаются, когда видят ожившую Сайму Осиповну, спрашивают, когда она уедет. Социальный работник Галина Васильевна Михайлова пообещала, что сопроводит ее пока на родину, а там видно будет. Льгот Сайма Осиповна имеет несколько — защитник Ленинграда, труженик тыла, ветеран труда… Только вот ни разу льготными благами не пользовалась, привыкла рассчитывать только на себя. Недавно выделили ей бесплатно стиральную машину, вечером привезли домой. Сайма Осиповна тогда ничего не сказала, а утром на саночках привезла ее в администрацию со словами: “Возьмите, я не привыкла даром брать, да и кому-то она нужнее, чем мне». Так же гордо отказалась от телевизора, хотя не имеет никакого. Ей почти восемьдесят лет, но снег перед своим старым домиком убирает сама, да и ровные полешки раскалывает.

— Может, вам лучше в пансионат для престарелых оформиться? — спрашиваю Сайму Осиповну.

— Нет, не хочу. С котом Васькой будем доживать, пока силы есть. В Новый год кто-нибудь придет мне в радость. Теперь мне жить-то интересно стало.

Полноват, Белоярский район

«Новости Югры», 16 января 1999 года

Оставьте комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Яндекс.Метрика