М.С. Знаменский
…Хорошенький вид села Самарово у подножия горы сажен в 30, поросшей хвоей. Выдается на зеленом фоне новая каменная церковь. Несколько двухэтажных пестреньких домов придают ему оригинальный вид: по откосу горы тянутся огороды, на одном холме между развалившимися памятниками виднеется оригинальной архитектуры часовня. Во всем селе не встретили мы ни одной лошади; что они тут существуют, то это не подлежит никакому сомнению, но очень сомнительна возможность проезда на лошадях по ужасно узким улицам, по средине которых идет тротуар в две доски на 3 четверти выше топкого зеленоватого болота, на котором поместилось Самарово. Около этого села есть и золотые прииски. То есть хозяин нашего парохода с ревностью, достойной лучшей участи, стремится отыскать золото, для чего и платит ежегодно одному господину по 600 рублей. Сойдя с парохода, он прежде всего поспешил к своему доверенному, который тотчас же и удовлетворил его любознательности, вытащив из карману несколько маленьких пакетиков с черным порошком. Комичен был наш Ал. Н. с миниатюрной лупой в колоссальных руках, рассматривающий микроскопический продукт своих шестисотных затрат.
С таким же вниманием швейцарец поднимал и рассматривал валявшиеся по улицам соломки, которые тут же и бросал, несмотря на все увещания доктора взять хоть несколько, напоминающих собою окаменелую редьку или репу, так как я знал по опыту, что далее на север подобной растительности мы уже не встретим. В Березове капуста, картофель и прочие овощи такая редкость, что с трудами выращенные в огороде, принадлежащем женской школе, они были проданы туземными дамами на устроенном по этому случаю бал-базаре, о чем и было заявлено своевременно в нашем литературном органе.
Исполнив каждый свое дело, мы все сошлись отдохнуть от трудов своих и напиться чаю к самаровскому крестьянину. Посреди мощеного и выметенного, как в комнате, двора стояло два дома — один двухэтажный, а другой в один этаж — ярко-зеленого цвета. В передней нас встретил хозяин, чисто выбритый, в длинном черном сюртуке, и ввел в залу, обитую хорошенькими обоями, с потолком, разукрашенным золотом и букетами, с мягкой мебелью, с полом, разрисованным масляными красками тоже букетами на манер ковра. Во всем убранстве было много яркого и византийский вкус преобладал, но в общем было хорошо, а главное, оригинально. Сабанский-швейцарец часто отводил свои глаза от стакана с чаем к окружающему, очевидно у него вертелась мысль: нельзя ли приобрести этот дом для своей коллекции туземских редкостей? Рисовальщик в патриотическом экстазе задавал ему вопрос: случалось ли ему, изъездившему всю Европу, встречать пейзаж, подобный крестьянскому в Сибири?
О чем думаешь ты, милейший Алексей Наумович, рассматривая золотые арабески на потолке? Не явилась ли у тебя мысль, что золото заключается в реке да в крестьянах, эксплуатируя которых гостеприимный хозяин наш натаскал себе неводом свой кругленький, до десятка тысяч, капиталец? Волостной писарь со стаканом в руках объясняет губернатору свои служебные дела. Начальники отделения, очумевшие от ревизии волостного правления, спешат отвести душу чаем. Доктор, находя неуместным изобразить здесь ни ксендза, ни еврея, молча курит папиросу.
Свисток парохода приглашает нас снова к своим каютам, и мы возвращаемся к пароходу, а я к своему Богдану Брязге. Я всегда возвращаюсь к нему, когда не нахожу ничего более сообщить из жизни современной, к старине. А в старину живали деды веселей своих внучат.
20 мая Брязга со своими пятьюдесятью неистребимыми сподвижниками подступил к протоку около восточного берега к тому месту, где ныне село Самаровское, нашел караульных сонными и перебил их. На шум этой бойни явился князь Самар со свитой из 8 князцов; остяки бросились на русских, но первая же пуля положила князя Самара, и все бежали; осталось, по замечанию Черепанова-летописца, только несколько подлых людей. В двух верстах от этого городка вниз по реке, на высокой остроконечной горе, было у Самара устроено убежище, состоящее из двух юрт, устроенных так, как устраивались старинные жилища остяков: именно в выкопанных и обложенных досками ямах. Туда он отсылал свое семейство с верными слугами в случае нападений. Брязга поставил князцом Алача и двинулся далее к Белогорским юртам. Существуют ли эти юрты теперь, я не знаю, по крайней мере на моей карте их нет, но причина, послужившая к их названию, существует. Это чистый белый песчаный берег, поражающий своеобразной своей физиономией. Тут мы грузили дрова, ели бруснику, шлялись по мшистым местам, нисколько не подозревая, какую роль в старину играло это место. Тут было собрание особенно чтимых богов. Перед приходом Брязги большая богиня приказала себя схоронить, а всем разбежаться.
Близ этого места была кумирня обского старика. Старик этот имел силу над рыбами, наружности же нельзя сказать чтобы был привлекательной, сделан он был из дерева, нос жестяной наподобие трубы, на голове небольшие рога, руки малые. На нем разных цветов платье, сверху красного сукна кафтан. Близ него находились лук, стрелы, копья, панцири и проч. Остяки утверждали, что с этим оружием он ходит по обским безднам, побеждает и приручает речных животных и поклонникам своим дает часть своей власти, кому сколько хочет. Была у него и другая кумирня при р. Оби. Через каждые три года переносили этого старика из кумирни в кумирню.
В мае при вскрытии р. Оби собирались к старику со всех сторон остяки молиться — да ниспошлет он им прибыльную ловлю — и, обнадеженные жрецами, в своих утлых каюках пускались на промысел; и хорошо было обскому старику; когда лов был удачен, тогда по окончании его опять собирались к нему, приносили ему в жертву лучшую нельму, вырезая самый жирный кусок, мазали ему и рот и нос, а остальную рыбу съедали сами. Иногда по приказанию жрецов приносят в жертву и лошадь, покупая ее в складчину. Благодаря разным местам летописи я могу очень ясно представить всю картину их праздников. Сорвав с жертвы шкуру с ногами и головой, вешают ее перед кумирней; музыканты-шаманы начинают играть на домбрах и дудках перед кумиром, поднимается всеобщий крик и пляс. Потом принимаются за еду: пьют кровь и едят сырое мясо. Первый кусок подносят к идолу, поманят его, как собаку, и проглатывают скоро. Представьте себе их прежний костюм из налимьих и осетровых шкур, тело, разрисованное пятнами. И вы будете иметь понятие о том, что происходило на белом берегу в чаще темных деревьев, так как кумирни их строились в чащах.
Плохо же приходилось обскому старику, когда промыслы были неудачны; тогда обругивали его на славу, сбрасывали с места, принимались топтать, плевать на него, бить чем ни попало, таскать на веревке и в заключение ставили в непотребное, по выражению летописца, место, где он и находился до тех пор, пока лов делался удачным; тогда с почтением переносили его снова в кумирню. В 1712 г. подчас ублажаемый, а подчас поколачиваемый обской старик закончил свое существование. Схимонах Федор после увещаний, окрестив некоторых остяков, приказал кумирню сжечь, что и сделали. Крещеные были довольны его распоряжением, ссылаясь на то, что этот старик много у них лошадей поел, — не видно, впрочем, чтобы и некрещеные принимали какие-нибудь меры, чтобы защитить старика. Они уверяли потом, что видели, как во время пожара кумирни вылетел оттуда лебедь.
В Белогорских же юртах был и бог птиц, это был медный гусь. Сидел он в кумирне — в гнезде, сделанном из разноцветных сукон, кож и холста; собирались ему праздновать в то время, как шли на охоту за птицей. В этой же кумирне находился и бог богов — самый главный бог, о нем известия не имеется так как его скрыли в Кондинской волости в вогульском народе, лишь только прослышали о сожжении обского старика. По всей вероятности, этому-то идолу и был принесен в жертву панцирь Ермака, доставшийся по разделе платья остякам, а потом панцирь этот попал в руки самаровскому князю Алачу.
Добравшись до Белогорских юрт, Брязга не решился идти далее; не знаю почему, ему вся дальняя сторона к северу казалась пустой, и 29 мая он обратился назад. Дальнейшая их дорога была вроде прогулки, принимали их с почетом, и они со своей стороны, заботясь о чести имени русского, вели себя, властно обращаясь с покоренными городам и одеваясь в пух и прах, и возвратились все.
В начале весны 1583 г. отправился для дальнейших завоеваний по Оби Ермак, но об его походе рассказать вам ничего не могу.
Въехав в Обь и нагрузившись дровами на белом оригинальном берегу, мы нежданно повернули к востоку на Сургут.
«Путевые записки поездки на Обский Север»
