Фото Алексея Рябова
…Снаружи бушует июнь, оголтело орут пичужки, пахнет свежескошенной травой и пылью. Для здешних обитателей нет никакой разницы, что там, за окном – понедельник или суббота, январь или май. Серый бетонный забор, который ограждает территорию, делит весь мир на «до» и «после», на черное и цветное, на плохое и хорошее. Мы – в зоне…
Взгляд из окна
ИР-99/15 (в просторечии – «пятнашка») – это исправительное учреждение, расположенное в Нижневартовске. Его история началась 22 марта 1971 года, когда был издан приказ об организации в городе мужской колонии усиленного режима. Труд осужденных использовался на строительстве газобензинового завода и нефтяного техникума. Сегодня их труд никому не нужен. С зеками слишком много хлопот…
Из окна кабинета начальника колонии я смотрю на заключенных, которые строятся на плацу. Внизу волнуется безликая черная масса с белыми провалами лиц – почти полторы тысячи человек, осужденных за кражи и грабежи, мошенничества и убийства. Офицеры пытаются придать колоннам более-менее приличную стройность, но им это плохо удается. Шеренги сидельцев все время изгибаются и заваливаются – как будто внизу шевелится гигантская толстая змея.
Мой собеседник тоже смотрит вниз. Интересно, что видит и о чем думает Хозяин? Каждого начальника исправительного учреждения называют «Хозяином», признавая тем самым его право на безраздельную власть над зоной. Хозяин может оказаться жестоким и мягким, умным и глупым, предприимчивым и ленивым. Этот Хозяин – суровый и азартный, по его собственному признанию. Николай Коростелев командует ИР-99/15 всего два месяца, но за это время успел очень многое. Например, добиться наведения внешнего порядка и одновременно настроить против себя основную часть «контингента».
Сегодня заключенные шепотом кричат о беспределе, воцарившемся в этих стенах, о постоянных «шмонах»-обысках, об унижениях и притеснениях со стороны администрации, избиении людей, ужасающих бытовых условиях. А Хозяин говорит об анархии, царившей в колонии еще месяц назад и тех мерах, к которым он теперь вынужден прибегать.
«Прокуратура Югры выявила массовые нарушения правил распорядка и санитарных норм в одной из колоний округа. Администрация ИР-99/15 не пресекала поставки на территорию учреждения запрещенных предметов, а также не обеспечивала строгий порядок проживания заключенных. В ходе прокурорской проверки у сидельцев изъяты самодельный нож, игральные карты, множество лекарственных препаратов, электрочайник, электроплитка, металлическая и фарфоровая посуда, сотовые телефоны и даже DVD-проигрыватель с компакт-дисками. Кроме этого, заключенные самостоятельно провели электропроводку. Также они могли самовольно покидать общежития и беспрепятственно передвигаться по территории колонии».
Это информационное сообщение полугодовой давности. А вот свежая новость, размещенная на одном из специализированных сайтов: «…на прошлой неделе в ИР-99/15 прибыл сводный отряд УФСИН Башкирии для того, чтобы «навести порядок». Естественно, ни о каком порядке речь идти не может. Как сообщают сами зеки, спецназовцы ведут себя с заключенными дерзко и грубо, ломают мебель, отнимают у заключенных личные вещи».
Отрывок из письма очевидца: «…был шмон, для поддержки завели отряд спецназа. На шмоне у людей забрали всю посуду, ложки, вольные вещи, хотя положенные хозяйские не выдают. Пока зэков выводили на шмон, в бараках все переломали, местами выбили стекла, двери, ночью люди замерзают. В туалетах протекает вода, антисанитария везде. В столовую ходят кто без шапки, кто в летней куртке, кто в тапочках. На отряд 5-10 ложек, едят по очереди, а в столовой ложек не дают».
На чьей стороне правда? Истина, как всегда и везде, посредине.
Хозяйский взгляд
— Два месяца назад это была «республика ШКИД». Телефон имелся почти у каждого, на поверки не ходили, в столовую – тоже, благо мамы могли практически бесконтрольно передавать в зону любое количество передач. В отрядах царила анархия, форма одежды не соблюдалась, каждый ходил в чем хотел.
В словах Хозяина правда есть. В данном учреждении содержатся преступники, каждому из которых государство отмерило определенную меру наказания за серьезную вину. Здесь – далеко не курорт, и наказание сопряжено с необходимостью выполнять определенные требования администрации. Подчас – очень суровые требования.
Другое дело, что для их выполнения администрация сегодня прибегает к наиболее эффективным и одновременно наиболее жестоким методам. Скажем, не секрет, что в любом отряде у заключенных имеется масса недозволенных законом предметов, начина от телефонов и заканчивая гражданской одеждой, не положенной зекам. Чаще всего эта «контрабанда» настолько хорошо спрятана, что искать ее практически бесполезно.
Задачка на сообразительность: как с наименьшими трудностями лишить осужденных запрещенных предметов? Правильно – сделать их непригодными для использования. Как? В полном соответствии с законом объявить учебную пожарную тревогу, в ходе которой «контингент» вывести на улицу, а пол и стены казармы залить водой из пожарных шлангов. Все, результат достигнут. А то, что не выспавшиеся зеки теперь будут спать в сырости – так не баре, чай…
— Два месяца назад ночами зона не спала, — речь Хозяина течет неторопливо. – Почему? Негде было. Не хватало четырехсот кроватей, но – парадокс! – никто из осужденных не жаловался, хотя спали они по очереди. Сейчас кроватей всем хватает. Большинство заключенных категорически не хочет работать, заявляя, что их девиз — «Шконка, шленка, параша». В отрядах царил бардак, грязь. А сейчас мы приводим все в соответствие с требованиями режима.
«Приводить в соответствие» можно по-разному. Например, сурово наказывать за несоблюдение формы одежды. Как утверждают заключенные, наказание за это правонарушение к ним применяют разное: водворение в шизо (штрафной изолятор) и ПКТ (помещение камерного типа), а также использование в отношении провинившегося спецсредства ПР-73. Иначе говоря, «палки резиновой»…
Взгляд из сумрака
Мы с Коростелевым идем по отрядам. Во многих из них царит полумрак – электричества нет, а исправлять проводку администрация ИР-99/15 не торопится. Утверждают, что все равно зеки выведут ее из строя. Внутри тянутся сплошные ряды двухъярусных кроватей, в большинстве своем – без постельного белья. Прежнее, домашнее и цветастое, изъято администрацией, а казенное бязевое до сих пор не выдано.
Это – настоящие джунгли. Полутьма, сырость, тяжелый спертый запах. Полное сходство дополняют глаза зеков – настороженные, внимательные, ощупывающие. Нет, каждый из них в отдельности – это человек, может быть даже добрый, мягкий и душевный. Но вместе они – звериная стая.
В каждом отряде я отвожу в сторону нескольких заключенных, чтобы поговорить с ними наедине. Лишь двое из них оказались всем довольны и практически счастливы. Остальные торопливым шепотом рассказывают о своих бедах, нуждах и болях:
— В карантине прибывших с этапа ломают – всеми способами заставляют вступать в «актив», неугодных избивают…
— Передачки принимают варварски, все ломают, не дают описи содержимого…
— Осужденный N отправил жалобу прокурору – его посадили в шизо, больше мы его не видим…
— Мусор из зоны не вывозится, а сжигается в яме возле столовой, в бараках нечем дышать…
— Раз в неделю осужденных положено мыть в бане. Нас и правда моют – но в последнее время только ледяной водой…
— Осужденного N ночью забрали на вахту, продержали в «стакане», потом поставили «на звезду» на несколько часов…
И все это время где-то за спиной слышалось торопливое шуршание. Зеки доставали из заначек листы бумаги и, скрываясь за рядами кроватей, передавали их мне. Это – жалобы на действия администрации, которые осужденные просят переправить в Москву, уполномоченному по правам человека. Как они утверждают, обычным путем отправить из зоны жалобы невозможно – они бесследно исчезают…
Взгляд бытовой
Мы с начальником колонии ИР-99/15 полковником Коростелевым продолжаем обход его огромного хозяйства. Наибольшее недоумение, как у него, так и у меня, вызывает местная «новостройка» — четырехэтажный корпус, ввод в строй которого мог бы решить проблему перенаселения. Впрочем, официально корпус был недавно принят в эксплуатацию — практически при полном отсутствии внутренней и внешней отделки. Внутри не то что унитазов, но даже стояков(!) нет…
По самым скромным подсчетам, необходим еще не один десяток миллионов рублей для того, чтобы довести здание до ума. Каким образом оно уже оказалось «принятым в эксплуатацию» — это серьезный вопрос к недавно сменившемуся руководству окружного УИНа. Получается, что приемная комиссия состояла исключительно из слепых, глухонемых и безруких членов…
Хозяйственных проблем у Хозяина – вагон и маленькая тележка. Скажем, испокон веков зона сливала свои нечистоты в близлежащие болота, пока не получила жесткие предписания от контролирующих структур. Действительно, нужна канализация, но где взять деньги на прокладку труб и установку насосов? Точно такие же проблемы с водоснабжением и отоплением.
Неподалеку от столовой выкопана большая яма, в которую на наших глазах зеки сбрасывали мусор, а из котлована валили густые черные клубы. Зеки жаловались, что в ветреный день в бараках нечем дышать от едкого дыма. Обратив на это внимание Хозяина, я поинтересовался почти с верещагинскими интонациями: «А что это, люди твои никак запалить что хотят?» Полковник очень удивился, возмутился и разгневался. Он тут же позвонил кому-то из своих подчиненных и устроил разнос за самоуправство. Надо отдать ему должное – уже на следующий день яма была засыпана.
Удалось обратить внимание начальства еще на одну проблему – помывку осужденных в бане холодной водой. Оказалось, Хозяина не известили относительно остановки на ремонт сразу всех трех нагревательных котлов. А зеков, тем не менее, продолжали исправно водить «в баню» согласно графику…
Осмотр столовой повышения аппетита у меня не вызвал, особого отвращения – тоже. В здоровенном котле варилось мясо для щей, рядом с другим стоял мешок с крупой. А вот хлеб в колонии пекут хороший, его ест не только «пятнашка», но и Нижневартовский СИЗО. Как считает Коростелев, осужденные получают солдатскую норму – на 3 тысячи калорий в день. «А вот разносолов действительно нет», — разводит руками полковник.
Взгляд с вышки
В зоне невозможно где-нибудь спрятаться и скрыться. Везде натыкаешься на пристальный прямой или скользящий взгляд. Чаще всего – настороженный и подозрительный. Все следят за всеми.
Хозяину докладывают: за минувшие сутки было две попытки переброски через ограждение сотовых телефонов. Телефоны охрана поймала, «трубкоболов» — нет. Впрочем, для того, чтобы получить какие-либо недозволенные предметы, зекам далеко не всегда необходимы вратарские навыки. Иногда достаточно уметь договариваться.
Со слов Хозяина, за минувшие с начала его работы два месяца он уже уволил троих сотрудников учреждения – за слишком «лояльное» отношение к просьбам осужденных. Последний случай был просто вопиющим – медсестра санчасти пронесла зекам наркотик в баночке с йогуртом. После употребления его содержимого один из «авторитетных» сидельцев получил кровоизлияние в желудок, пришлось вывозить в реанимацию.
Впрочем, пронести что-либо недозволенное в зону достаточно проблематично. Уж больно суров и дотошен процесс проверки передач. Сигареты и спички извлекаются из пачек, банки с консервами открываются и содержимое перекладывается в прозрачные контейнеры, шоколадки и печенье разламываются. А контролер тем временем делится воспоминаниями:
— Товарищ мой по прежней зоне вот так же проверял передачку и не удержался – сунул в рот карамельку. Еле откачали, в карамельке оказались три грамма героина…
Его чуткие руки сноровисто ощупывают, вскрывают, разрезают содержимое мешка. Для каждого осужденного разрешено передавать до 20 килограммов продуктов и вещей, так что каждый процесс приема-передачи затягивается на час.
Нелегко не только сидеть, но и работать в зоне. Небольшая зарплата не компенсирует постоянной нервотрепки, суточных дежурств, моральных издержек от общения с преступниками. Значительная часть из которых является ВИЧ-инфицированными или больными туберкулезом… Да еще хроническая нехватка жилья. Сотрудники УВД хотя и являются «федералами», худо-бедно жильем обеспечиваются, а вот некоторые сотрудники УИН вынуждены ночевать в своих служебных кабинетах. И выход из положения видится только один: в каждую местную колонию необходимо посадить несколько высших чиновников из ближайшего муниципалитета. Я почему-то уверен, что жилье для сотрудников зоны сразу бы нашлось.
Вообще хозяйственные взаимоотношения колонии достаточно запутаны. Говорят, что после прихода нового Хозяина, жестко пресекающего воровские порядки и не уважающего «понятия», из зоны ушла «малява» руководителям некоторых крупных городских предприятий. Мол, ни в коем случае не откликаться на просьбы ИР-99/15 о какой-либо помощи.
На месте Коростелева я бы этим слухом обязательно воспользовался. Направил бы письма всем вартовским бизнесменам – поможите, мол, люд добрые. А в случае отказа сообщал бы о том в прокуратуру и ФСБ: ага, эта фирма контролируется криминальным сообществом!
Взгляд из «дела»
В кабинете начальника колонии я листал дело одного из осужденных – Н. Молодой парень жил в одном из поселков Ханты-Мансийского района. Как это водится в деревне, пил, пил и пил. А чтобы было на что пить, украл у одного соседа задрипанный сотовый телефон, у другого – пачку вина в «тетрапаке». За это суд ему отмерил реальный срок в три с половиной года…
Оказавшись на зоне, обиженный на весь белый свет молодой парень стал дерзким и неуправляемым. За короткий промежуток времени умудрился заработать кучу взысканий – за пререкания, нарушения формы одежды и т.д. Его сажали в шизо, к нему применяли резиновое «спецсредство». Причем, вполне официально. В деле аккуратно подшит рапорт контролера: «Я был вынужден применить спецсредство и нанес четыре удара палкой в область ягодиц». Следом подшит акт медицинского осмотра, где на типовой схеме отмечены эти самые следы ударов…
А потом Н. залез на чердак барака – и повесился…
Преступник должен сидеть в тюрьме – прав был Жеглов. Государство должно изолировать от общества убийц и бандитов. Но почему, интересно, за колючкой оказываются люди, укравшие пару тысяч, а чиновники, ворующие миллионами, отделываются копеечными штрафами? Вот она – Россия…
Мне жутко повезло, я попал в зону всего на несколько часов. И вышел из нее тогда, когда захотел этого. Почти полторы тысячи человек в «пятнашке» сидят годами, зверея от безысходности.
Что происходит сегодня в ИР-99/15? Ломка. Но, пожалуй, не людей, с годами сложившихся устоев. Ломка по живому, жесткая и бескомпромиссная. И осуществляют ее тоже люди, на которых многолетнее общение с «контингентом» наложило свой отпечаток. Там нет места сантиментам, жалости, слабости. Тигров в цирке не только бьют, но и ласкают. А зона – это далеко не цирк. Это гораздо хуже…
2009
P.S. Эта поездка в «пятнашку» имела и свою предысторию, и свое продолжение. Однажды в редакцию поступил звонок от одного из тамошних «сидельцев». Он рассказал «о беспределе», который устроил новый «хозяин», и попросил помочь. Я согласился, выдвинув одно условие – обеспечить меня транспортом для командировки.
Дорога до Вартовска ничем особенным мне не запомнилась, разве что теснотой в салоне старенькой продавленной «японке». На обратном пути «экипаж», которому была поручена моя доставка, решил расслабиться и «оттянуться» в Пойковском. Поэтому из Ханты-Мансийска ими была вызвана другая машина, в которую меня попросили пересесть – на заднее правое сидение…
Впереди меня вольготно разместился крупный развеселый недоросль из той категории шпаны, которая в каждой бочке затычка. Его прям-таки распирало от желания общаться. Так как в машине я был единственным неизвестным ему человеком, к тому же при портфеле и в очках, то он тут же откатил до отказа назад свое кресло, закурил, повернулся ко мне и принялся задирать «лоха».
— Че, дядя, домой едем?
— Ага.
— А че хмурый такой?
— Устал.
— Не желаешь со мной разговаривать? Не уважаешь, что ли? – собеседник подпустил в голос немного истеричных ноток. — Дядя, так ты че, в Пойковском зависал? Пока жена не видит? – шпаненок деланно похихикал.
— Нет, я из Вартовска еду. Из «пятнашки».
— Ну да? И как там? – и он пустил дым в мою сторону.
— Уныло.
— А че ты там делал? Передачку возил?
— Нет. Меня люди попросили помочь.
Детина умолк и надолго задумался. Потом как-то сразу вдруг съежился, отвернулся, до предела вперед подкатил свое сидение, приоткрыл форточку и принялся выгонять наружу сигаретный дым. И до самого Ханты-Мансийска больше не проронил ни слова и не закуривал. Возникло ощущение, что он очень хотел выпрыгнуть из салона…
Видимо, в своей крепкой черепной коробке ему все-таки удалось выстроить нехитрую логическую цепочку: встретить и довезти до города меня попросила приблатненная шпана. Еду я не абы откуда, а с зоны. Где, оказывается, помогал – и не кому попало, а «людям», как на блатном жаргоне называют «правильных жуликов», то бишь уголовников высокого ранга, живущих «по закону». Перепугавшись возможных неприятностей со стороны серьезных людей, недоросль за несколько секунд превратился из агрессивного трамвайного хама в культурного и деликатного члена общества…
Кстати, несколько лет спустя довелось встретиться с бывшим «сидельцем», по просьбе которого я выезжал в ту командировку. Благодарил, рассказывал, что после выхода моей статьи режим в «пятнашке» был значительно ослаблен, а вскоре Николая Коростелева сняли с должности начальника колонии.
Но это уже совсем другая история…
