Валентина Патранова
Два национальных округа – Остяко-Вогульский и Ямало-Ненецкий – были созданы 10 декабря 1930 года в рамках существовавшей в те годы Уральской области с центром в городе Свердловске, ныне Екатеринбург. Управленческих кадров остро не хватало не только в округах, но и в целом по области, которая в 30-е годы стала главным плацдармом индустриализации в стране.
Планировала ли власть их подготовку? Да, 11 июня 1932 года Комитет Севера при Президиуме ВЦИК принял решение о подготовке советских, хозяйственных, кооперативных, колхозных кадров путем, так называемой коренизации аппарата управления. То есть ставилась задача привлечь на работу – в сельсоветы и тузсоветы на должности председателей, заместителей председателя, секретарей советов, финансовых работников – представителей коренного населения Севера.
С этой целью в первые годы образования Остяко-Вогульского стали действовать курсы советского строительства. Материалы об этом хранятся в фонде 21 Государственного архива Югры. Но, как утверждает автор книги «Обитаемое прошлое» Валерий Белобородов, еще в декабре 1929 года в селе Березово Тобольского округа были открыты курсы «подготовки советских кадров из числа коренных малочисленных народов Севера – руководителей туземных советов, производственных ячеек, специалистов охотничьего и рыбного промыслов, счетных работников, фельдшеров, учителей».
С образованием Остяко-Вогульского национального округа первые курсы по подготовке и переподготовке председателей сельских советов открылись 20 января 1932 года и действовали до 20 мая 1932 года. В 1933 году начали работать курсы советского строительства продолжительностью 6 и 8 месяцев. За этот период малограмотные, а то и вовсе неграмотные курсанты должны были не только научиться писать, считать, но и пройти курсы политучебы, узнать теоретические основы того, чем они занимались в повседневной жизни, к примеру, освоить темы «Рыбное хозяйство», «Техника рыболовства», «Освоение водоемов» и так далее.
В фонде 21 хранятся 19 тетрадей, в которых зафиксированы не только часы, отведенные на преподавание того или иного предмета, но и отражен учет выдачи учебных принадлежностей, снабжения бельем, обувью, мылом курсантов. Сами тетради, в которые вносились подобные записи, сегодня интересны тем, что ярко отражают свою эпоху. Так, на их обложках помещены призывы, которые для того времени были чрезвычайно актуальны, например «Когда входишь в школу, в дом, тщательно очищай обувь от уличной пыли и грязи». «Не плюй никогда на пол – это вредно и грязно». «Никогда не сиди в комнате в верхней одежде и в шапке. Проветривай чаще комнату, в которой работаешь».
А вот образец диктанта, которые писали курсанты: простой, короткий текст, главное было – написать его грамотно, без ошибок: «Работницы! Цените свет солнца! От солнца гибнет зараза. Сильнее работает сердце. Солнце – друг человека!» Пропаганда нового, советского образа жизни, быта, видна и на обложках тетрадей, и в строчках диктанта.
Курс политучебы для тех, кто проходил его в 1935 году, включал такие темы: «Как жили и боролись рабочие и крестьяне до революции», «Советский Союз и капиталистический мир» и другие. К примеру, курс обществоведения включал 101 час, с курсантами вели беседы: «Коммунизм – наша конечная цель», «Учение Маркса – Ленина – Сталина о государстве», «Задачи Второй пятилетки» и тому подобное.
Беря в руки тетрадь, курсант видел на обложке фото Сталина и мог прочитать его слова: «Главное теперь – перейти на обязательное первоначальное обучение. Я говорю «главное», так как таковой переход означал бы решающий шаг в деле культурной революции».
Состав курсантов советского строительства постоянно менялся, к примеру, в среднем занимались чуть больше 20 человек. Выбывали из числа курсантов по разным причинам, но чаще всего по болезни. Никаких справок о состоянии здоровья при поступлении не требовалось, но в процессе учебы выяснялось, что курсант болеет туберкулезом (чаще всего), и его отправляли домой. Одна из девушек оказалась беременной. Отправляясь домой, курсанты получали на руки удостоверение от руководителя курсов советского строительства Маремьянина, в котором он обращался с просьбой «ко всем партийным и советским организациям» оказывать в дороге помощь заболевшему курсанту. Один из них – Мокров – написал письмо председателю окрисполкома Васильеву, в котором сообщал, что на занятиях «идет повторение пройденного», и это интересно только малограмотным, а он все это знает. «Зачем мне сидеть с ними даром, я на практике лучше пойду, чем мне здесь сидеть», – писал Мокров и просил направить его на работу в тузсовет. Сам он был из бедняков, колхозников, по национальности – манси. Письмо Мокрова датировано 24 июня 1935 года.
Резолюция председателя райисполкома была такая: «Если успешно учится, прикрепить его к отстающим до конца учебного года». В 1935 году курсами заведовал А. Копылов, он «обрадовал» Мокрова: «Прикрепляем к вам 2-х курсантов, с 27.6 приступить с ними к занятиям по два часа сверх академического дня, возлагаю ответственность за подготовку их на «хорошо», за что буду поощрять».
Были случаи, когда курсантов отчисляли за неблаговидные поступки. Так, Кулаков 7 октября 1934 года получил строгий выговор с лишением двухмесячной стипендии за то, что пьяным «учинил драку в туземном доме при открытии 1-го слета колхозников-ударников». В декабре того же года Кулаков, как видно из архивных документов, «пришел в класс, стал петь, плясать, выкрикивать разные фразы. Актаев Андрей предупредил Кулакова, но тот его оскорбил, назвал «кулацким подпевалой» и «шаманом». Через четыре дня Кулакова исключили.
Покидали курсы и по другим мотивам, так, неожиданно выяснилось, что один из курсантов участвовал «в бандитском восстании». Еще одного курсанта исключили «за распространение нелепых слухов, за разжигание антагонизма между нациями и двухдневный прогул».
Но если на курсы советского строительства принимали выходцев из самых низов – неграмотных, полуграмотных жителей округа и через 8 месяцев направляли их на работу в сельсоветы и тузсоветы, то в эти же годы была поставлена задача подготовить более образованные кадры для работы в партийных и советских органах.
В Государственном архиве Югры хранится постановление Уральского обкома партии большевиков, сверху грозная надпись: «Снятие копии воспрещается». Шестой пункт постановления гласит: «УралОНО (отделу народного образования) организовать новые СПШ (советско-партийные школы) II ступени с двухгодичным сроком обучения». Такие школы предполагалось создать в Магнитогорске – по подготовке партийных и комсомольских работников для новостроек черной металлургии, в Шадринске – для зерновых районов, в Самарово – для северных районов, в Тавде – для лесных районов. Всего в уральской области должно было появиться 9 совпартшкол. По нормам питания курсанты приравнивались к рабочим, которые снабжались по 1-й категории.
Самаровская совпартшкола должна была готовить руководящие кадры для двух национальных округов. Первый набор на 1933 год определили в количестве 35 человек, из них 10 человек должен был прислать Ямал по разнарядке: 5 человек – ненцы и ханты, 5 человек – зыряне, русские, представители других национальностей. В основном речь шла о членах партии, кандидатах в члены партии и комсомольцах.
Как сказано в одном из архивных документов тех лет, власть придавала «исключительный важности политическое значение организации СПШ в национальном округе как одному из средств, ускоряющему выполнение задач коренизации партийно-советского аппарата». Ставилась задача: при наборе в совпартшколу довести количество ханты, манси, ненцев до 75 процентов. Но это в перспективе. В первый год создания Самаровской СПШ процент коренных жителей Севера должен равняться 50, это даже больше, чем было определено постановлением Уральского обкома партии первоначально, возраст – от 19 до 35 лет, коммунистов среди них должно быть 65 процентов, комсомольцев – 35.
26 марта 1933 года состоялось совместное заседание окружкома партии и окрисполкома, на котором рассматривался вопрос подготовки к открытию Самаровской совпартшколы II ступени, которая должна была появиться в селе Реполово Самаровского, ныне Ханты-Мансийского, района. Открыть СПШ в самом центре Самарово не было возможности, как не нашлось свободных помещений по причине нахождения здесь органов власти недавно образованного Остяко-Вогульского национального округа.
На заседании рассматривались вопросы: как доставить продукты в Реполово, как организовать столовую закрытого типа «с включением в нее контингента областных курсов партактива». Предполагалось, что «приемо-отборочные испытания пройдут со 2 по 4 апреля и начало занятий не позднее 5 апреля». На этом этапе заведующим совпартшколой был назначен Калабин, завучем Нохрин.
Руководители округа горячо взялись за организацию СПШ. Один из них (подпись в документе не разборчива) пишет с «комприветом в уралобком» некоему Травинскому и сообщает, что «в округе нет ни одной порядочной библиотеки, из которой СПШ могла бы пользоваться литературой». Он просит Травинского «поставить перед обкомом вопрос ребром». Заведующий совпартшколой обратился на базу книготорга с просьбой обеспечить слушателей бумагой. «В случае отказа вопрос будет рассматриваться как игнорирование постановления секретариата Уралбкома ВКП (б) в части обеспечения всем необходимым открывющуюся СПШ», — грозно предупредил он.
На открытие не состоялось из-за недобора курсантов. Пришлось обращаться в уральский обком с просьбой «воздействовать на Ямальский окружком, чтобы к 1 апреля высали слушателей». К 14 апреля 1933 года, как сказано в одном из документов, «СПШ преподавателями, помещением, инвентарем, денежными средствами, квартирами, обеспечена». Но в наличии имелось только 9 курсантов, поэтому формирование двух групп – партийной работы и советского строительства – перенесли на 15 июня. Но и в этот раз ничего не вышло. 25 курсантов еле-еле смогли набрать только к 7 сентября 1933 года. Ни одного человека не направили Березовский, Ларьякский (Нижневартовский), Шурышкарский (ныне в составе ЯНАО) районы.
Такая ситуация сложилась не только в Самаровской совпартшколе, но и в других. По уральскому отделу народного образования вышел приказ от 17 января 1934 года, в котором отмечено, что «комплектация СПШ проходит совершенно неудовлетворительно». Вместо 1148 курсантов для 9 совпартшкол смогли набрать только 533.
Такая же ситуация была и в целом по стране. В газете «Правда» 4 сентября 1933 года появилась публикация, в которой отмечалось, что ЦК обратил внимание на неудовлетворительное комплектование и материальное обеспечение совпартшкол. Партийным органам было предложено систематически заслушивать доклады о работе совпартшкол и курсов. Также в публикации отмечалось, что с 1934 года сеть СПШ расширится еще на 100, а стипендии курсантов вырастут до 130 рублей. Много это или мало? Например, курсанты окружных курсов советского строительства снабжались мылом по 1,5 руб. за один кусок, майки им продавали по 7 руб. 58 коп. предполагалось, что этих денег должно было хватить и на питание, и на одежду.
В январе 1934 года Народный комиссариат просвещения потребовал сообщить в Москву сведения относительно деятельности СПШ. Сегодня благодаря этому документу, копия которого хранится в окружном архиве, мы имеем точное представление о совпартшколе, которая Самаровской была только по названию, а располагалась, как же упоминалось, в 80 километрах в селе Реполово. На вопросы Наркомпроса в январе 1934 года пришлось отвечать заведующему совпартшколой Василию Мотину, который, по его же признанию, лишь недавно занял должность снятого с работы предшественника. Скорее всего, тот поплатился за недобор курсантов. Мотин был членом партии с 1926 года, в свое время он окончил совпартшколу, учился в комвузе, но не закончил – учебное заведение закрыли, а его направили на работу в Остяко-Вогульский округ.
По сообщению Мотина, к январю 1934 года были открыты два отделения, обучалось 50 человек. «Учебное помещение занимает 2-этажный кулацкий дом… под общежитие используется второй кулацкий дом», — сообщал он в наркомпрос.
Как питались курсанты в голодное время? Судя по ответам, весьма скудно: на завтрак чай с хлебом, обед – суп и каша без масла, то же самое на ужин. Мотин вынужден был признать, что «при 9-часовом рабочем дне плюс выполнение общественных работ у 20,4% курсантов врачи признали малокровие, 20% курсантов оказались неврастениками».
В то время для ускорения темпов индустриализации страны практиковались различные займы, это называлось «мобилизацией средств у населения», в организации посевной компании, путине. Сами они из своей скудной стипендии собирали средства на постройку самолета в честь здравствующего наркома просвещения Бубнова.
Таковы были будни тех, кто позже встал у руля управления колхозами, партийными, комсомольскими, профсоюзными организациями, кто руководил отделами в райисполкомах и райкомах партии. В совпартшколе они получали знания по таким предметам, как русский язык, математика, экономическая география, естествознание, история классовой борьбы. Не фундаментальные знания, но все же очень важные для формирования первой волны окружной политической элиты.
