Задумывая написать цикл материалов о том, как закрывались у нас в Югре храмы, планировала начать с Березово. Именно там был построена первая в Югре церковь. Я собирала документы, говорила с людьми, но все как-то не складывалось. А несколько дней назад обнаружила сообщение о том, что 14 марта годовщина со дня смерти краеведа Натальи Юрьевны Мухиной. И вспомнила, что Наталья Юрьевна при жизни прислала мне воспоминания старожилов о том, как закрывали Покровский храм в Самарово (ныне Ханты-Мансийск). Наталья Юрьевна хорошо знала историю своего родного города, своего рода. Она буквально дышала историей, глубоко переживая о ее сохранении. Как будто вместе с памятью о Наталье Юрьевне пришло решение: надо писать о Покровском храме. А присланные ею воспоминания стали основой рассказа о том, как закрывали эту церковь.
«С колокольни бросай – не изломается…»
Решение о разборе Покровского храма Самарово (ныне Ханты-Мансийск) на кирпичи принимали походя. Летом 1929 года в Самарово приехала из Тобольска изыскательная экспедиция во главе с инженером Невским. Собравшимся по этому поводу мужикам-крестьянам он объяснил важность принятого властью – Уральским облисполкомом – решения о строительстве рыбоконсервного комбината. Оставалось определить место с удобным водным подходом в течение всего периода навигации. Участники собрания крепко задумались. Самарово, сколько помнят старожилы, всегда топило – и в 1929-м году свободными от воды оказались только территория кладбища и церкви. Вот почему у местных жителей сразу появилось предложение перенести строительство комбината в другие села. На что у представителя власти ответ был краткий: решение уже принято.
Построить комбинат на месте кладбища, которое располагалось на одном из холмов, прилегающих к береговой зоне, предложил Александр Конев. Его поддержал завскладом кооперации Корней Ефимович Кашкаров, известный своей лояльностью к советской власти и чуть было не казненный за это колчаковцами во время крестьянского восстания. Притихшие к тому времени сельчане заговорили во весь голос: «Да ты что, Санко, с ума сошел – кладбище сносить, а куда покойников девать?» У каждого из присутствующих здесь было захоронено не одно поколение предков. Потом затихли, присмирели, задумались – лучше места не придумать. Все жители рыбалкой «живут», промышляют. В общем, житейский расчет и желание обретения земных благ взяли верх. Против голосовали лишь те, у кого рядом с кладбищем были дома и территория, на которой держали лодки для промысла.
Уже после собрания к инженеру стали подходить сельчане, интересуясь, как скоро бригада начнет работать. Кто-то предложил свою помощь. Невский живо откликнулся: в конце июля надо будет помочь подвезти кирпич для строительства паросилового корпуса. «Где кирпич брать будете?» – поинтересовались самаровцы. – «Есть решение райисполкома разбирать церковь». В разговор вступил бывший политзаключенный, «участник московских баррикад 1905 года», за это и сосланный в Самарово, Николай Федотович Трофимов:
«А что, мужики? Попа нет, церковь пустует, да и ходить в нее молодые и средние перестали, она пользу принесет своим кирпичом. А кирпич-то какой: с колокольни бросай – и не изломается. Очень хорош, крепкий, подпяточный, и прокален хорошо; народ делал его когда-то давно, все окрестные деревни его возили на лодках и здесь – в Самарово – обжигали по совести. ‟Делан для Бога”, – так говорили наши деды».
Нравственно преступившие черту, ради куска хлеба согласившиеся на снос родного кладбища жители о храме уже не спорили. Отрешенно и равнодушно реагировали на слова политзаключенного о том, что храм «делали» все-таки для Бога, не для людей. Храму-то и правда стоять века (в 2000-м году Покровская церковь была восстановлена по чертежам на прежнем фундаменте), а вот комбинат не просуществовал даже и столетия, рухнув под обломками Перестройки.
О том, как сносили кладбище, сохранились воспоминания старожила Самарово Клавдии Васильевны Хабаровой, записанные историком Яковом Яковлевым. Она рассказывала, как разрывали могилы на кладбище и покойников клали рядом. Приходили родственники и забирали. Бесхозных хоронили рабочие. Клавдии Васильевне запомнилась женщина с рыжими волосами, которая лежала рядом с могилой несколько дней. Потом голову ее оторвали собаки и утащили куда-то. Занимались сносом могил в том числе и два грузина, жившие на их квартире, – один из них потом умер, по-видимому, чем-то заразившись. Была жара, и смрад стоял такой, что распространялся до самой Барабы – на другой конец села. Не все хотели заниматься этим неблагопристойным делом, были те, кто отказывался, совесть не позволяла. Когда всех вырыли, ямы закопали и стали строить цеха. Со временем построенные на слабом грунте помещения стали трескаться. Директора комбината за это объявили врагом народа и арестовали.
Разбирали церковь трудно. Кирпичи действительно делали на века. Казалось, что храм держит оборону, не поддаваясь злой человеческой воле. Стали искать желающих снести крест. Как вспоминает Клавдия Васильевна, из местных не согласился никто. Взялся приезжий по фамилии Жигалин. Когда поднимался ко кресту по куполу, то поскользнулся, упал и разбился насмерть. Верующие понимали: Бог поругаем не бывает. Строители же новой жизни, напротив, заупрямились: мол, все нам по силам, – схватились за веревки, тащили крест остервенело, зло. Борьба не на жизнь, на смерть. Когда падал колокол, то грохот, казалось, слышало все село. Говорили потом: мол, колокол пробил землю и ушел в самые глубины. И там так и находится. Леонид Иванов, сосед Хабаровых, работал на расчистке места под разобранной церковью, рассказывал, что ничего не нашли, кроме большого золотого креста, который отнесли потом председателю сельсовета Чукреевой.
Зачем самаровцам обновленчество?
Материалов о закрытии Покровского храма в архивах Югры практически не сохранилось. Существует две версии исчезновения документов. Консультант Архивной службы Югры Ольга Спиридонова склонна считать, что они были уничтожены при пожаре. В «Списке церквей, находящихся на территории Самаровского района Остяко-Вогульского округа, действующих и ликвидированных», который датирован 11 января 1932 года, есть документ, составленный работниками административного отдела Самаровского районного исполнительного комитета, в котором указано, что Покровская церковь и три часовни в Самарово ликвидированы в 1930-м году, а церковный архив уничтожен пожаром в самом РИКе.
Из сохранившихся документов времени закрытия храма есть несколько, повествующих о том, как самаровцы пытались отстоять храм несколько необычным образом. В ноябре 1928 года в Самаровский районный исполнительный комитет поступает заявление от Самаровского церковного совета с просьбой разрешить проведение собрания о переходе самаровской общины в обновленческую. О переходе Самаровской религиозной общины в обновленчество говорит еще один документ. Это заявление самих верующих в административный отдел Самаровского района:
«Мы, нижеподписавшиеся граждане села Самарова, желаем организовать группу Православно-верующих обновленческого течения. Просим храм в селе Самарове Покровскую церковь с принадлежащем в нем имуществом передать в пользование наше в чем и подписуемся».
Ниже следуют собственноручные подписи в общей сложности около 20 жителей Самарова. К этому заявлению есть еще дополнительный список № 2, также с подписями еще 11 человек.
«Видимо, данное заявление вызвало вопросы у работников административного отдела Самаровского районного исполнительного комитета, потому что переход в обновленчество местной религиозной организации – это был определенный нонсенс в практике их работы, – рассуждает Ольга Спиридонова. – Месяц спустя (в декабре 1928 года) последовало разъяснение административного отдела Тобольского окружного исполнительного комитета: ‟Адмотдел сообщает, что НКВД пересматривается Инструкция № 126–23 г. о порядке оформления и регистрации религиозных объединений, поэтому впредь до издания указанной инструкции от регистрации вновь возникающей религиозной группы (обновленческого течения) в с. Самаровском необходимо воздержаться”».
Здесь стоит сделать отступление. Община Покровского храма в начале 1920-х годов уже была в «обновленчестве». Об этом свидетельствуют письма владыки Германа (Ряшенцева), который в 1923–1924-х гг. пребывал в Самарово в ссылке. В одном из писем он напишет адресату, что вернули ставшего было обновленцем священника Покровского храма под омофор Православной Церкви. По-видимому, вернуться в обновленчество жители Самарово решили с целью сохранения общины и храма. Но, увы, уже были другие времена. Ольга Спиридонова считает, что к 1928 году церковь была уже закрыта. Но потребность в службе, молитве, слове Божьем у людей сохранялась. 11 марта 1929 года церковный совет Покровского храма обратился к начальнику милиции Самаровского района с просьбой в преддверии поста открыть храм для совершения религиозно-церковных обрядов и таинств. Под заявлением подписался председатель церковного Совета Конев.
«Можно догадываться, что административный отдел Самаровского районного исполнительного комитета не разрешал верующим пользоваться зданиями Покровской церкви и часовен, проводить религиозные службы, совершать крестные ходы, запрещал или не давал действовать Самаровскому религиозному обществу, – пытается воссоздать картину прошлого Ольга Спиридонова. – Скорее всего, верующие обращались с просьбами не только в местные органы, но и в вышестоящие. Есть тому косвенное свидетельство – письмо начальника адмотдела Тобольского окружного исполнительного комитета начальнику адмчасти Самаровского РИКа, датированное, кстати, тоже мартом 1929 года, в котором он дает пояснение, как следует власти выстраивать отношения с религиозной общиной, которая перешла в обновленчество».
8 апреля 1929 года был принят Закон о религиозных объединениях, который поставил религиозные организации в очень жесткие рамки. И если Самаровская община не могла выполнить прежних обязательств, то по новому закону и вовсе оказалась в сложнейшей ситуации. Скорее всего, по мнению консультанта Архивной службы Югры, храм был закрыт по причине невыполнения ремонта. Об этом говорит один архивный документ – заявление от 10 мая 1929 года в адмчасть Самаровского РИКа от гражданки Соскиной села Самаровского, которая просит «не считать ее больше в списке верующих, так как не имеет средств на ремонт храма».
Ольга Спиридонова предполагает, что верующие самаровцы не могли собрать непомерную для них сумму на производство ремонта Покровской церкви и были вынуждены выходить из состава религиозного общества. Возможно, за этим последовал самороспуск общины верующих, но вряд ли самовольный отказ от пользования зданием Покровской церкви, которое было разрушено в 1930-м году. О том, что храм закрыли из-за того, что он нуждался в ремонте, говорится и в воспоминаниях Клавдии Васильевны Хабаровой. Она же рассказывает о том, как выносились из церкви иконы, из которых потом подрастающее поколение ленинцев делало на уроках труда табуретки и столы.
Есть еще одна удивительная страница в жизни православного Ханты-Мансийска. Она относится ко времени служения в наших краях архимандрита (тогда игумена) Парфения (Невмержицкого). Служивший в храме в честь Евфимия Великого в с. Шапша Ханты-Мансийского района, он окормлял и жителей Ханты-Мансийска. Особенно тепло, как вспоминают старожилы, священника принимали на Перековке – там, где жили ссыльные. В 1955-м году жители Ханты-Мансийска, скорее всего, по благословению духовного отца, обратились в Тюменский областной совет депутатов трудящихся с просьбой открыть молитвенный дом, на что по понятным причинам получили отказ (решение № 56 датировано 19 января 1956 года). Но факт крепости веры земляков в истории нашего города остался.
Под сенью креста
Я выросла в Югре. В абсолютно атеистическом окружении. Ко времени моего взросления на огромной территории, сопоставимой с площадью Франции, не было ни одного действующего храма. Все это, несомненно, повлияло на то, как в духовном и нравственном плане жили сибиряки. Сохранилось из того времени стойкое ощущение безысходности. Мы не знали, почему так маялась душа, о существовании которой мы тоже в то время мало догадывались. Душа искала Бога.
Вспоминается рассказ жительницы Ханты-Мансийска Татьяны Баженовой о том, как на первом строящемся деревянном храме в честь иконы Божией Матери в окружной столице в 1994-м году устанавливали крест. Тогда еще не было своего священника, а созданная православная община насчитывала десяток старушек. Но какое же это было торжество Православия! Татьяна Константиновна зримо ощутила в те минуты, как замер город под сенью креста. И потом, в Вербное воскресенье 1995 года, очередь желающих освятить вербочки тянулась от здания больницы через всю проезжую часть. Город оживал духовно, постепенно осознавая свою укорененность в православной традиции. В 2000-м году освятили восстановленную Покровскую церковь.
Ее постепенно наполняют прихожане, которые, несомненно, чувствуют сопричастность с историей села, храма. Под своды церкви возвращается молитва. И покаяние. Краевед Татьяна Шевелева рассказывает, как стала свидетельницей возвращения 15 марта 2015 года в храм иконы «Воскресения Христова» семьей Рязановых, несколько поколений которой хранили ее, как самую большую драгоценность. Не всё в 1930-е годы пошло на табуретки и столы. «Восстанавливается связь времен», – верно отметил во время посещения Покровского храма Патриарх Московский и всея Руси Кирилл.