Конец колчаковщины

В декабре 1919 года, после разгрома у ю. Новеньких, белые, избегая боев, отходили на север. Через несколько дней красноармейский отряд Лепехина и присоединившиеся к нему партизаны Лопарева заняли Березово, жители встретили своих освободителей хлебом и солью, красными флагами и приветственным словом. После трехдневного пребывания в Березове, закрепившись и организовав здесь Советскую власть, часть отряда ушла на Север, где к концу декабря был освобожден Обдорск (Салехард).

Но основные силы колчаковцев, отряд Туркова, отступили на запад от Березова, в Саранпауль, где соединились с печорцами Чайковского.

Саранпауль был хорошо укреплен проволочными заграждениями, белые имели 12 пулеметов в гнездах и гранатометатели, запас продовольствия и боеприпасов.

Командование Северного экспедиционного отряда понимало, что, штурмуя Саранпауль, отряд понесет большие потери, и выбрало другой путь.

В Березове были взяты заложниками родственники колчаковцев, местное купечество и урядник Гурьев, а в Саранпауль послали несколько купцев-парламентеров с письмом из нашего отряда. В этом письме колчаковцам предлагалось сдаться Красной Армии без пролития крови: в противном случае заложники будут расстреляны. Под давлением солдатской массы колчаковское командование согласилось на переговоры и просило выслать к ним парламентеров, что и было Лепехиным сделано. Печорцы же, не желавшие вести переговоры, ушли за Урал.

В группу парламентеров было назначено 5 человек: я, начальник пулеметной команды и три красноармейца. Отправились на трех нартах с двумя проводниками-зырянами. На первой нарте нас двое — проводник и я; за нами — второй проводник, начальник пулеметной команды и Сосунов; на последней нарте — Вторушин и третий красноармеец. Вслед за нами двинулся к Саранпаулю и Северный экспедиционный отряд.

Километрах в пяти от села мы встретили колчаковскую сторожевую заставу. У охотничьей избушки стоял на посту одетый в полушубок солдат с трехлинейкой. Остановились.

И сразу же из избушки вышли еще человек шесть, один из которых, молодой здоровенный парень, спросил зычным голосом:

— Куда следуете?

— Мы парламентеры, едем заключать договор, — ответил я.

Нам завязали платками глаза, на каждую нарту село по солдату, и мы двинулись к Саранпаулю.

Наконец нарты остановились, нам развязали глаза, и я увидел, что находился в центре села у большого пятистенного дома с крыльцом на улицу.

— Вот сюда заходите, — сказал начальник заставы.

Из большого крестьянского дома напротив выбежали несколько солдат в одних рубашках и смотрели, как мы заходим в дом. Мысленно я заметил себе, что, очевидно, там казарма.

Через маленькую полутемную прихожую прошли в просторную, с тремя окнами на улицу и двумя во двор, комнату. Посредине — большой стол под белой скатертью, вокруг простые деревянные стулья, у окон цветы. За столом два или три офицера, двое стоят у окна. Чувствуется, что нас ждали: все в полной форме, в погонах, с наганами и шашками.

При нашем появлении из-за стола поднялся высокий худой блондин, лет тридцати, с гладко зачесанными на прямой пробор волосами, предложил нам сесть. Как оказалось впоследствии, это был Турков.

Сообщив о состоянии Красной Армии и ее победах, объяснили белогвардейцам безвыходность их положения как в Саранпауле, так и на других фронтах, и передали предложение Лепехина: всем солдатам и офицерам сдать оружие мирным путем, после чего им гарантируется сохранение жизни. Часть офицеров во главе с Турковым была против заключения договора, другие — среди них Булатников и Литвинов — колебались, проверяли наши полномочия, интересовались, с какими документами их отпустим, не хотели сдавать личного оружия.

На улице толпились солдаты, ожидавшие исхода переговоров. Воспользовавшись тем, что беседа велась всеми участниками делегации, я незаметно вышел из комнаты, сопровождавших нас солдат с заставы в прихожей не было. Быстро перейдя улицу, открыл дверь и очутился в крестьянской избе, переделанной под казарму: перегородок не было, вдоль стен — широкие деревянные нары, на них, среди разбросанных в беспорядке вещей и одежды, сидят и лежат солдаты. Здесь и наши проводники с заставы В среднем проходе — пирамида с оружием, небольшой стол и табуретки. Оживленный разговор оборвался, люди повернулись ко мне и зашедшему следом солдату. Среди других выделялся интеллигентного вида молодой человек лет двадцати — это был писарь штаба Зосим Копыльцов, сын сторожа Березовского банка, один из революционно настроенных солдат. По его инициативе открылся летучий митинг.

Чтобы меня было лучше видно и слышно, влез на табуретку и обратился к солдатам. Сообщил о положении колчаковской армии и что офицеры отряда не соглашаются на наши условия.

Но говорить долго не пришлось: солдат, посланный офицерами, обнаружившими исчезновение парламентера, предложил мне немедленно оставить казарму и явиться в штаб.

Пришлось подчиниться. Часть солдат под руководством Копыльцова пошли вместе со мной. Они установили охрану, оцепили помещение штаба и стали требовать заключения соглашения.

Видя безвыходность своего положения, офицеры пошли на уступки. Переговоры длились всю ночь, а наутро начальник пулеметной команды стал принимать оружие: 12 пулеметов системы Максима и Кольта, 250 русских трехлинейных винтовок, 50 тысяч патронов, гранаты и личное оружие офицерского состава.

О заключении соглашения и сдаче белыми оружия немедленно сообщили в отряд Лепехину, находившемуся и 7-8 км от Саранпауля. Северный экспедиционный отряд вошел в село. Арестованных офицеров посадили в отдельное помещение под охрану; солдат, чьи года находились в Красной Армии, объявили мобилизованными, а стариков отпустили по домам.

По распоряжению командования арестованных офицеров отправили в Тюмень, в Губчека, сопровождали их 8 красноармейцев — дисциплинированных   и   исполнительных мадьяр. Начальником конвоя тов. Лепехин назначил меня. Мы брали на себя большую ответственность: охранять жизнь тех белогвардейских офицеров, которые в 1918-1919 гг. зверски расправлялись со всеми сочувствующими Советской власти на Обском Севере, и, естественно, боялись мести. Из Белогорья арестованные отказались ехать через Самарово, где они издевались над народом, просили везти их через Конду, но пришлось им еще раз побывать в Самарове и почувствовать на себе презрение и ненависть простого народа. Когда стали запрягать парные кошевы, население резко запротестовало и предлагало везти арестованных на дровнях, только учитывая просьбу конвоиров, дали нам розвальни.

Как бдительно ни охраняли мы арестованных, но случилась такая история: в селе Луговая Суббота остановились для смены лошадей, отвели нам чистую комнату в маленьком домике. Пришла хозяйка с веником подметать пол: мы не возражали. Мела она, мела, а как подошла к Туркову, начала его бить комлем веника, сама приговаривала:

— Это за то тебе, что ты моего мужа шомполами бил!

Задачу свою мы выполнили, доставили арестованных в Губчека.

Ликвидацией Саранпаульской группировки в конце января 1920 г. закончилось освобождение нашего Севера от колчаковцев.1-й Северный экспедиционный отряд ушел на польский фронт. Наш конвой отстал от отряда, и губвоенкомат направил нас обратно в Березово, послав с нами продовольствие и табак для местной команды. Началась моя служба помощником Березовского военного комиссара.

Об авторе. Филатов Михаил Матвеевич — боец отряда Лепехина, участник освобождения Обского Севера от колчаковцев. В 1921 году — член штаба военно-революционных отрядов по борьбе с бандитизмом. С 1924 года по 1956 год работал на разных должностях в кооперации. Участник Великой Отечественной войны.