Юрий Прибыльский
…Зловещая волна большого террора достигла и захлестнула Север, бесследно поглотив в своей пучине тысячи беззащитных жителей, занятых в ключевых отраслях экономики — сельском и промысловом хозяйстве, лесной и рыбной промышленности, капитальном строительстве, на водном транспорте. Невосполнимый урон причинила кампания по ликвидации так называемой “углановщины” — “контрреволюционной, вредительской деятельности” управляющего Обским государственным рыбным трестом Н.Угланова и его окружения.
Выявленные и установленные в эпоху гласности истинные причины и обстоятельства злополучной кампании проливают свет на то, с каким размахом и ожесточением протекала бескомпромиссная борьба с людьми, неугодными власть предержащим. Исполнители задуманной центром жесткой чистки рыбопромышленного треста попытались в первую очередь изолировать и обезвредить Николая Александровича Угланова, человека яркой и драматической судьбы.
Он смолоду приобщился к рабочему движению, в 1907 году стал коммунистом и по заданию партии развернул активную деятельность в столичных профсоюзах. Угланов принимал живое участие в свержении царизма, в подготовке и проведении Октябрьского вооруженного восстания.
В пору гражданской войны он ведал продовольственным снабжением Петрограда, вместе с другими делегатами X съезда РКП(б) участвовал в подавлении Кронштадтского мятежа, был награжден орденом Красного Знамени.
В двадцатые годы Угланов возглавлял последовательно Нижегородскую и Московскую партийные организации, избирался членом ЦК и кандидатом в члены ЦК ВКП(б). Честный, бескорыстный, мужественный коммунист публично осуждал перегибы в хозяйственной и политической жизни страны: насильственную коллективизацию крестьян, гигантоманию в промышленности, диктаторские замашки Сталина. Последовала неизбежная расплата. Угланова обвинили в причастности к “правой оппозиции”, исключили из партии, лишили работы и места жительства в Москве. Одно время он руководил Волго-Каспийским рыбным трестом, а в 1933 году угодил на Тобольский Север.
Нарком пищевой промышленности СССР А.Микоян поставил Угланову весьма трудную задачу: вытащить из прорыва хронически отстающий Обской рыбный трест, сфера производственной деятельности которого простиралась от Тюмени и Тобольска до Карского моря.
Знания, опыт, энергия и воля Угланова помогли ему добиться со временем перемен к лучшему: пополнить коллективы треста квалифицированными специалистами, расширить и укрепить промыслово-техническую базу, оздоровить финансово-экономическую деятельность, улучшить жилищно-бытовые условия рабочих и служащих.
В мае 1936 года Омский обком ВКП(б), заслушав и обсудив доклад управляющего трестом, отметил качественные сдвиги в рыбном хозяйстве Обь-Иртышского Севера. В два раза вырос объем капитальных вложений, освоенных рыбниками во второй пятилетке. Достигли проектной мощности Березовский, Кондинский, Сургутский рыбозаводы, Самаровский консервный комбинат. Сложилась крупная база строительства, ремонта и эксплуатации промыслового и транспортного флота. Улучшились ассортимент и качество выпускаемых рыбных продуктов.
Вскоре случилось непоправимое. Угланова вспомнили при подготовке публичного уголовного процесса над Н.Бухариным, А.Рыковым и другими лидерами правотроцкистского центра. Он был арестован ночью 23 июля 1936 года, когда провожал супругу из Тобольска в Тюмень.
Тайна исчезновения Угланова была раскрыта спустя полвека. Как выяснилось, арестованного препроводили в Москву на Лубянку, подвергли изощренным пыткам, добиваясь признания в государственной измене, терроризме, вредительстве. Угланов, выдержав все мучения, не дал оговорить себя и товарищей, за что поплатился жизнью. 31 мая 1937 года Военная коллегия Верховного Суда СССР под председательством Ульриха, рассмотрев в закрытом заседании дело Угланова, приговорила его к высшей мере наказания — расстрелу. Приговор обжалованию не подлежал и был приведен в исполнение безотлагательно. Посмертная реабилитация Н.Угланова состоялась лишь в 1989 году…
После ареста Угланова та же участь постигла многих его ближайших сотрудников. Внимание следственных органов привлек, прежде всего, начальник планово-финансового отдела треста Алексей Васильевич Галкин, чья биография не внушала доверия. Выходец из рабочей среды, Галкин закончил до революции Московский коммерческий институт по специальности “плановик-финансист”. В годы первой мировой войны он служил в действующей армии, был ранен, удостоен офицерского звания. В мирное время Галкин работал в центральных хозяйственных учреждениях, приобрел ценный практический опыт. В Тобольск его пригласили как специалиста, сведущего в рыбном хозяйстве. Спустя год последовал арест. Сын Галкина, Александр, вспоминал:
“За отцом пришли ночью. Произвели тщательный обыск квартиры, забрали письма и деловые бумаги. На рассвете его увели. Прощаясь, он успокаивал нас: “Произошло недоразумение, во всем разберутся по справедливости” …Пока отца содержали в тобольской тюрьме, мама и я носили ему передачи, обменивались записками. Вскоре нас известили о том, что отца отправляют в Омск. Застали его на паромной переправе через Иртыш. Он советовал нам срочно возвращаться в Москву. Так и поступили. В одном из писем, отправленных из Омска, отец сообщал: “Обращение плохое, харкаю кровью…”
Между тем аресты в Тобольске продолжались. 8 сентября 1936 года коммунисты треста на закрытом собрании исключили из партии за связь с Углановым секретаря парткома К.Данилова, заместителя управляющего П.Аверина, начальника базы снабжения А.Будницкого.
О дальнейшей судьбе Данилова вспоминала его дочь Лариса: “Ночью папу привели на квартиру милиционеры. Обыскали помещение, описали имущество, изъяли документы. Отец все повторял: “Произошла ошибка, она будет исправлена”. Арест отца семья восприняла как чудовищную несправедливость. Коренной тоболяк, он вырос и честно трудился на виду земляков, одним из первых в городе был принят в комсомол, позднее стал коммунистом, возглавлял Уватский райком партии. В коллективе треста Данилова уважали за деловитость, порядочность, принципиальность, доброту к людям”.
Осенью того же года “пособников” Угланова обнаружили на Самаровском консервном комбинате. Аресту и следствию подверглись директор предприятия С.Соломин, его помощник Г.Степанов, главный инженер В.Черняев, мастер консервного цеха Т.Пашин и другие. Поиски “злоумышленников” продолжались. В апреле 1937 года бюро Самаровского райкома партии на закрытом заседании приняло постановление “О фактах вредительства углановских последышей на консервном комбинате”. В качестве таковых фигурировали: новый главный инженер Горнов, главный бухгалтер Краситский, ведущие специалисты Оганесов и Жукова. Бюро обратилось в окротдел НКВД с просьбой “ускорить следствие по всем фактам вредительства на комбинате с тем, чтобы конкретные виновники были бы изъяты с комбината до начала рыбной путины”.
Из общей численности работников, привлеченных к уголовной ответственности по делу Угланова, была выделена группа его активных сподвижников в количестве тридцати человек. К дознанию и следствию привлекались самые опытные профессионалы областной прокуратуры. В течение года тщательно обрабатывалась заманчивая версия о наличии созданной Углановым контрреволюционной организации ярых противников советской власти. Заплечных дел мастера, добиваясь от подследственных желательных признаний, широко и безнаказанно применяли к ним действенные меры физического и морального давления: истязания, шантаж, провокации. К чести обвиняемых, они старались давать правдивые показания, не допуская обмана и клеветы.
Сценарий предстоящего судилища был задуман по образцам московских уголовных процессов над “врагами народа”. Создавалась видимость законности и гласности. Открытый показательный процесс в Тобольске был призван стать наглядным и поучительным уроком политической бдительности. В сентябре 1937 года газета “Ударник Арктики” поместила информационное сообщение: “7 сентября спецколлегия Омского областного суда в открытом судебном заседании приступила к разбору дела П. Аверина, А.Будницкого, А.Галкина, К.Данилова и других участников контрреволюционной вредительской организации, раскрытой органами НКВД в Обском государственном рыбном тресте. Судебное заседание открылось в составе председателя суда спецколлегии Г.Дудко, членов суда Н.Мамедова и Н.Огорелкова. Государственное обвинение поддерживает прокурор Омской области Е.Раппопорт, защищают подсудимых адвокаты К.Осипов и Д.Дягилев. По делу вызвано много свидетелей”.
Далее следовал убийственный комментарий: “Во всей своей гнусности и омерзительности встает картина контрреволюционной деятельности шайки троцкистов, бухаринцев, эсеров и купеческих сынков, заклятых врагов народа, насажденных в тресте Углановым”.
С начала процесса подсудимых представили как убежденных, сознательных и опасных противников советской власти. Многодневные изнурительные судебные заседания сопровождались злонамеренной фальсификацией реальных фактов. Случаи бесхозяйственности, допущенные по халатности подсудимых, квалифицировались как умышленные, противоправные действия. Силовое давление на судей, обвиняемых и свидетелей оказывал прокурор Раппопорт. Его хлесткая обвинительная речь, опубликованная, в частности, газетой “Остяко-Вогульская правда”, не оставляла сомнений в том, какой приговор ожидает подсудимых.
В условиях жесткого прессинга подсудимые сохраняли выдержку и самообладание, отвергая предъявленные обвинения. Нелепость и вздорность сфабрикованных инсинуаций доказал подсудимый А.Галкин. Его защитительную речь адвокат переслал в Москву известному криминалисту, академику И.Трайнину. Последний произвел тщательную экспертизу судебного дела Галкина, признал его невиновным и просил суд приостановить приговор. Просьба осталась без ответа. 23 сентября 1937 года суд огласил вердикт: подсудимых П.Аверина, А.Галкина, К.Данилова, С.Соломина, И.Скороходова, Г.Степанова, Н.Широкова, И.Штвана приговорил к высшей мере социальной защиты — к расстрелу с конфискацией всего имущества; остальных подсудимых — к различным срокам тюремного заключения, и только К.Зудилов был оправдан.
…17 июня 1976 года строители городской поликлиники на северной окраине Тобольска при проведении земляных работ вскрыли три человеческих погребения. На поверхность были извлечены останки скелета, одежды и обуви, очки и гребешок. Когда гребешок почистили, на нем проступили слова, нацарапанные, видимо, обломком стекла или камня. Удалось прочесть текст следующего содержания: “Прощайте, милые мои Лара, Неля и Шура! Целую бесконечно вас, 22 октября 1937 года ночью жду расстрела. Тяжело невинному умирать. Передать Даниловым, Тобольск, Слесарная, 19”.
Находку доставили по назначению. Так, через десятилетия после казни К.Данилова, семья дождалась его предсмертного послания…
Судебный фарс в Тобольске являл собой своеобразную верхушку айсберга, потаенная часть которого скрыла упреждающие карательные акции властей по физическому устранению классово чуждых элементов: бывших царских чиновников и офицеров, белогвардейцев, мятежников, политических ссыльных, нэпманов, служителей культа. Остяко-Вогульская окружная партийная организация, подверженная всеобщему психозу революционной бдительности, беспощадно очищала свои ряды от лицемеров, болтунов, двурушников и прочей “нечисти”. В итоге пострадал каждый третий коммунист округа. Партийных билетов и занимаемых постов лишились оклеветанные и ошельмованные руководители: председатель исполкома окружного совете депутатов трудящихся Я.Кошелев, второй секретарь Остяко-Вогульского окружкома ВКП(б) Н.Горбунов, председатель Березовского райисполкома Райшев, председатель окружного суда Манимов, народный судья Самаровского района Тарасов и другие. Пожалуй, всех превзошел в своем рвении секретарь Ларьякского райкома партии Дьячков, сумев вычистить 40 процентов состава районной партийной организации.
В 1938 году чиновников, виновных в массовом истреблении кадров, призвали наконец к ответу. Первого секретаря Остяко-Вогульского окружкома ВКП(б) Ф.Павлова за допущенные злоупотребления властью исключили из партии.
В то же время на верную гибель были обречены многие северяне, заподозренные в политических преступлениях. На воротах донельзя переполненной арестованными тюрьмы окружного центра следовало начертать: “Оставь надежды, всяк сюда входящий”. Доморощенные горе-следователи, фабрикуя дела подопечных, обычно просили к ним применить высшую меру наказания. Особая “тройка” Омского областного управления НКВД, основываясь на сомнительных, шитых черными нитками следственных материалах, заочно штамповала смертные приговоры, требуя их срочного исполнения.
Запущенные на полные обороты жернова смерти действовали безотказно, перемалывая все новые человеческие жизни. В Остяко-Вогульске смертников расстреливали в погребе на дворе окротдела НКВД, а трупы казненных тайком хоронили в окрестностях поселка.
Палачи, боясь огласки, соблюдали необходимую конспирацию, убирали свидетелей, заметали кровавые следы. 5 апреля 1938 года заместитель начальника управления внутренних дел по Омской области капитан государственной безопасности Волохов направил секретный циркуляр, адресованный, в частности, руководителю Остяко-Вогульского оперативного сектора Дудину. В нем отмечалось: “…C наступлением потепления, быстрого таяния и очищения верхнего покрова от снега, а также вскрытия и разлива рек в местах приведения и исполнения решений тройки УНКВД по 1 категории имеют место осадки земли, оставленные без должного чекистского наблюдения. Помещения с остатками пропитанного кровью слоя земли, пола здания подвергаются химическому разложению и продолжают оставаться в антисанитарном состоянии, что грозит расконспирацией нашей работы”. Отсюда предписывалось — срочно привести в надлежащий вид, надежно замаскировать места казни и захоронения осужденных.
На слезные мольбы и просьбы родственников пояснить, куда исчезли их близкие люди, следователи давали трафаретные лживые ответы: “Отбывают длительные сроки тюремного заключения без права переписки…” Понадобились десятилетия напряженных поисков для того, чтобы восстановить имена безвинно погибших земляков, наиболее полные сведения о численности и персональном составе загубленных человеческих душ, собранные и опубликованные журналистом Рафаэлем Гольдбергом в мартирологе “Книга расстрелянных” (Тюмень, 1999), позволяют осознать, каковы реальные масштабы репрессий, соизмеримые с огромными жертвами гражданской войны.
В Остяко-Вогульском округе с его малочисленным населением безвинно погибли более 720 человек. Абсолютное большинство пострадавших составляли умудренные жизненным опытом люди старшего поколения, главы больших семей и семейных династий — оленеводы, рыбаки, охотники, рабочие, служащие, пенсионеры. Власти не пожалели коренных обитателей тайги и тундры. Были казнены потомки хантыйского княжеского рода Тайшиных, их соплеменники из рода Прасиных, ханты Адины, Анемгуловы, Новьюховы, Рябчиковы; манси С.Пакин, братья Пупины — Степан, Федор и Владимир; коми-зыряне: пять братьев Вакуевых, Г.Истомин, В.Канев, С.Рочев, В.Семяшкин, П.Сметанин, А.Филиппов…
Еще предстоит выполнить и определить, какова численность северян, подвергнутых заключению и умерших в тюрьме и концлагерях от болезней, голода, непосильного труда…
Печатается в сокращении
Журнал «Югра», 2000, №12
