Альбина Глухих, на фото Андрея Рябова обряд жертвоприношения на озере Нумто
В Ханты-Мансийском районе хантыйских стойбищ всего несколько, это не Сургутский, где их больше двухсот. И все же именно здесь определили место для визита президента Венгерской республики Арпад Генца в дни IV Международного фольклорного фестиваля финно-угорских народов.
Почему выбор пал на стойбище Лозямовых на реке Первой Ляме? Во-первых, оно старинное, со всем набором сооружений, с кладбищем, во-вторых, хозяева твердо держатся национальных традиций. И люди они образованные.
Владимир Михайлович Лозямов долго думал, прежде чем дать согласие на визит президента, все же он брал на себя огромную ответственность. Готовиться к такому значительному событию семья начала заранее. Для дорогого гостя решено было принести в жертву оленя. Два дня подряд старшая дочь Люда, еще подросток, пекла хлеб, а на сорок с лишним человек его надо было много. Труд большой: завести тесто, нарубить дров, принести кедровые ветки и вымести ими золу из кура — уличной печи… Хозяева даже боялись, что старый кур не выдержит такой нагрузки.
В канун визита на стойбище прилетели два врача — педиатр Н.Ф. Кетриц и терапевт Г.И. Сатыгина. Осмотрели всех домочадцев, их вывод был неутешителен: обследоваться и лечиться в стационаре надо почти всем. Привезли медикаментов и упаковку молочной смеси для самых маленьких жителей стойбища. А сотрудник отдела народов севера Елена Братенкова вручила Татьяне, жене Владимира Михайловича, разные компоты, свежие овощи и фрукты. Консервированные ананасы да и свежие сливы не очень-то пришлись по вкусу детям. Помидоры и огурцы они ели, можно сказать, из интереса, зато луковицы уминали, словно яблоки, и даже не морщились. Завезли на стойбище мешок картошки, но как ее ни береги, а для такой большой семьи это совсем немного.
Олени у Лязамовых есть, хотя и небольшое стадо. Рыба ловится, есть немного вяленого мяса, «помогла» рысь. Поселилась где-то вблизи стойбища, пугает оленей, одного поранила. Важенка все же приплелась к избушке, но пришлось ее прирезать. Так нечаянно-негаданно мясом разжились. Таня даже умудрилась его законсервировать и положить в «холодильник». Отвернули мощный пласт торфа в болотине, а там нерастаявший лед, на него и положили мясо в пакетах и банках.
Если кто думает, что жить на стойбище — почти то же самое, что на курорте, тот глубоко заблуждается. Это труд с утра до вечера, настоящая борьба за выживание. Заготовка дров, сырого торфа для дымокуров, добыча рыбы… Масса самых различных дел. От работы освобождены только младшие дети.
Старшем у из мальчиков — тринадцатилетнему Олежке — отец доверяет шлюпку и старенький «Ветерок», сын сам проверяет «морды» — плетеные ловушки на рыбу. Олег бросил школу и считает, что для охотника совсем не обязательно знать иностранный язык и алгебру. Промысловик он неплохой. В прошлом году добыл петлей медведя, в честь которого был устроен семейный обряд. Олежка впервые в жизни на правах взрослого участвовал в нем.
Юный Лозямов повез меня по затянутой желтыми кувшинками Малой Ляме через озеро Ляма-Лор на заброшенное семейное стойбище, которому больше ста лет. Оставь меня мой юный проводник в густом лесу, и мне бы не найти обратной дороги. Страх навевали разрушенные постройки, в которых, кстати, нет ни одного гвоздя. Кажется, за каждым деревом стоит некто неведомый, может, даже дух стойбища.
«Вы знаете, что на брошенном стойбище ночевать нельзя?» — спрашивает Олег. И рассказал он лесную легенду о двух путниках-братьях. Застала их ночь в тайге, надо устраиваться спать, а тут старое стойбище. Я останусь здесь, — решил старший брат. А младший говорит: давай уйдем отсюда, переночуем лучше на кладбище, оно недалеко. Тот не согласился, дескать, рядом с могилами страшно. И разошлись путники. Младший нашел удобное место на кладбище и заснул. Встал в полночь покойник и запнулся о него. Что человек тут делает? Однако правильно, что устроился здесь на ночь, никто не побеспокоит. Утром проснулся младший брат, пошел за старшим. Стучит в дверь: вставай, идти надо! Оттуда отвечают: подожди, бусы соберу. Ждал-ждал, зашел в избушку. Смотрит: над чувалом висят собранные в нитку позвонки, а брата нет. Догадался он, что это все, что от него осталось.
После такой страшной сказки я еще больше заторопилась к шлюпке, да и день клонился к вечеру, а надо еще проверить не меньше семи ловушек. Уловы здесь неплохие, щуки можно много добыть, сдать и хорошо заработать. Но кто повезет ту рыбу, если до Ханты-Мансийска час лету, а до Сургута и того больше?! На месте ее перерабатывать не получается. Малосольная рыба не выдержит летней жары, а если крепко посолить, — потеряет вкус. Так что добывают только себе на еду и собакам. И если бы не дотации от администрации района, Лозямовым и на хлеб денег бы не хватило.
До дому добрались уже в одиннадцатом часу вечера. Наутро все встали в пять-шесть часов. Надо вымыть столы, накрыть их. На семейном совете решили показать быт стойбища без прикрас, еду приготовить только хантыйскую. Отварили лосятину, немного консервированной оленины, наполнили несколько трехлитровок брусничным морсом, подсушили в печи куски свежей щуки, достали на десерт последнюю банку брусничного варенья…
— У нас же мало чая для заварки, — всполошилась Таня.
— Может, напоить шумат шай? — предлагает муж.
На том и порешили. Принес Владимир Михайлович темно-коричневое вещество, напоминающее кору березы, это и есть шумат. Заварили; приятно на вкус и полезно для здоровья.
Вроде бы подготовились к визиту почетного гостя. Дети умыты, одеты в праздничную одежду, Таня выбрала себе самое красивое национальное платье. Что еще надо сделать? Повесить полотенца для рук. А зачем полотенца, если сами пользуются сосновой стружкой?! С двух сторон длинного, специально для такого случая сколоченного стола поставили два мешка стружки, сбрызнули водой, чтобы мягче стала, на столы положили.
За последними хлопотами не заметили, как время пролетело. Как-то внезапно приземлился первый вертолет. К хозяевам подошел молодой симпатичный человек. Представился: личный доктор президента, какие кушанья вы приготовили, из чего? Таня подробно рассказала.
Дальше все смешалось. Народу много, и кто здесь президент Арпад Генц, сразу и не вычислишь. Супруги приглашают гостей подкрепиться с дороги, но те накидываются на морс. Освежившись, попробовав хантыйских яств, люди разбредаются по стойбищу. Магнитофоны, телекамеры, фотоаппараты, блокноты — корреспондентов много, а народ это дотошный, все ем у надо знать, до всего допытаться. Для чего муж и жена повязали одну ногу веревочкой с бусиной? В память об умершей зимой Володиной матери. Если проносишь, не порвешь положенные четыре года, то жизнь сложится счастливо. Как узнали, что именно этого оленя можно принести в жертву? Духи указали. И все равно не все было понятно гостям. Например, употребление стружки сочли вынужденным — из-за бедности семьи. Не поняли того, что сосновая стружка гигиенична, удобна. Кстати, один из венгров попросил горсть стружки, чтобы показать у себя на родине.
Почти все приезжие впервые видят домашних оленей, да еще вблизи жилища. Пытались погладить, угостить хлебом пугливых животных, ворошить тяжелые комья сырого мха в дымокурах. С удивлением рассматривали домики на курьих ножках — лабазы, огороды, большие, похожие на клумбы, где на одном метре площади соседствовали кустики капусты, огурцов, несколько луковиц, картошка… Все так непохоже на их жизнь. Люди даже на комаров внимания не обращали, хотя время от времени обрызгивались из пульверизаторов душистой жидкостью, непохожей на наши российские репелленты. Поездка на стойбище представлялась гостям как экскурсия в совсем другой, параллельный мир.
Владимир Михайлович начал готовиться к священному обряду жертвоприношения. Обращаясь к президенту, говорит, что за сорок лет родовое стойбище никогда не видело столь почетного гостя и так много народа, что он, младший сын большеварского и кышиковского шамана Михаила, просит у духов счастливой жизни для всех. Вместе с Ефимом Волдиным из Кышика, оба в хантыйской одежде, окурили чагой жертвенное место, привели оленя, убрали его ярким кашемировым платком, покрыли национальным халатом, дорогими тканями, поставили ему угощение, что-то пели, кричали…
Горит костер. Невольно проникаешься магией древнего языческого обряда. Олень, видимо, предчувствует свою гибель, дрожит, храпит. Лозямов взмахнул топором. Дамы закрыли глаза или отвернулись. Удар в лоб, и все кончено. Оба участника обряда взялись за разделку туши, к ним присоединился, отложив кинокамеру, Тимофей Молданов и Павел Серебренников. Олень был разделан моментально, гости только удивлялись знанию анатомии таежниками. Таня и жена Ефима Волдина, не теряя времени, варят из парного мяса национальную похлебку саламат. Все садятся попробовать хантыйского кушанья, не гнушаются и рюмки спиртного. Пробуют березовый чай с брусничным вареньем. Удивляются, какой вкусный хлеб печет дочь Лозямовых Люда. Все вкусно, натурально, необычно для городского жителя.
Арпад Генц с Владимиром Михайловичем с увлечением выискивают филологические общности в венгерском и хантыйском языках. Журналисты работают: берут интервью у старших детей, фотографируют Таню, укачивающую двухлетнего Мишку, записывают на пленку колыбельную… Задаю и я самый банальный вопрос господину президенту: ваши впечатления от поездки к Лозямовым?
— Я восхищен близостью этих добрых людей к природе. Если бы пожил здесь хоть немного, наверняка стал бы язычником. Знакомство с трудной жизнью таежников подталкивает нас на социальную помощь. Первой поняла это наш ученый Ева Шмидт. Будем вести разговор об этом с руководством округа.
Регламент визита жесткий, да и президент, наверное, утомился, пора закругляться. Но еще предстоит сходить на родовое кладбище, отдать почести недавно умершей матери Владимира Михайловича, прожившей почти 105 лет. Люда отзывает отца в сторону: пора дарить гостям сувениры. Она сделала акани — куклы, их надо освятить. Владимир Михайлович заходит в избушку, перед ним раскладывают куколок. «Только не надо меня крупно снимать, — просит он репортеров, — я ведь молодой шаман». Я даже не смогла уловить, к кому попали хантыйские куколки-талисманы, так быстро их разобрали. Видимо, проникнувшись национальным духом стойбища, гости поверили и в магическое слово молодого шамана. Были гостям и другие подарки, детские игрушки (нарточки, люлька, «морда»), клыки медведя для мужчин, бисерные украшения…
Дорога на кладбище была недолгой. Взору предстали несколько старых могилок-домиков, и только бабушкин светился желтизной недавно срубленного дерева. Заглянув внутрь ближайшей обветшавшей могилы, можно увидеть старинное копье с кованым наконечником, котелок, так нужный умершему по пути в «нижний мир». Бабушке тоже положили с собой самые любимые ею вещи, таков обычай.
Гости готовы дольше побыть на стойбище, они еще не все увидели и узнали, но пора. Все стали прощаться, и вдруг Владимир Михайлович вспомнил: хотите посмотреть гнездо трясогузки? И все двинулись за ним. Маленькая птичка устроила гнездо над окном низенькой избушки, она нисколько не испугалась людей, любопытно высунула головку. Сценка умилила своей наивностью и доверчивыми отношениями таежников и птицы.
— До свиданья, — говорит господин Генц и крепко обнимает Лозямова.
Постскриптум. Закончился фестиваль, и разъехались по домам его гости. Жизнь вошла в обычное русло. Но однажды вечером в дверь моей квартиры позвонил гость из тайги — Владимир Михайлович Лозямов. За чаем мы окунулись в атмосферу недавнего события, поговорили о новостях.
Районный отдел народов Севера выделил Лозямову «Буран», а венгерский президент подарил ружье шестнадцатого калибра. Сам Лозямов купил опять же с помощью отдела лодочный мотор «Ветерок». А самое главное, что отец семейства и двое детей вывезены со стойбища на медицинское обследование и лечение в Ханты-Мансийск, потом наступит очередь жены и остальных детей. Повезло стойбищу Лозямовых на Первой Ляме, что именно его посетил почетный гость.
Журнал «Югра», 1993, №9
