Александр Зеленин
— Данила Григорьевич! Смотри, медвежонок сидит на кедре. Давай, подгребай к берегу и заберем его, увезем домой.
— Нет, Никита Алексеевич. Ничего из твоей затеи не выйдет: а вдруг его мамаша из кустов выскочит, тогда и самим несдобровать.
— А ты не трусь. Мы потихоньку подъедем, осторожно подкрадемся, осмотримся и, если мамаши не окажется, то заберем медвежонка. Привыкнет к людям, будет потешать всех соседей.
После долгих уговоров Данила Григорьевич, наконец, сдался. Два неразлучных друга — рыбаки из небольшой хантыйской деревни — подъехали к берегу протоки и, вооружившись на всякий случай топором, осторожно направились к кедру, озираясь по сторонам.
Медведицы поблизости не оказалось. Никита Алексеевич смело полез на невысокий кедр и, когда до медвежонка оставалось уж е совсем немного, услышал испуганный крик своего друга: «Спасайся, бежит!»
В одно мгновенье Данила Григорьевич оказался в лодке и, оттолкнув ее от берега, быстро отъехал подальше от него.
В этот момент медведица была уже под деревом. Она искоса посматривала маленькими злыми глазками то вверх, то на протоку и недовольно урчала. Здесь уместно отметить, что медведи обладают неважным зрением, но зато у них прекрасное обоняние и слух.
При таких обстоятельствах выручить друга из беды никак невозможно. Вот было бы с собой ружье, тогда зверя можно было и отогнать. А сейчас нужно искать какой-то выход. Тревожные мысли одна за другой пролетали в голове Данилы Григорьевича. Тоскливо было на душе и у его друга, попавшего в ловушку.
— Слушай, держись как можешь, я съезжу домой за ружьем и выручу тебя, — донеслось с протоки.
— Хорошо ему так говорить. А тут сидишь, словно лиса в капкане, боишься лишний раз пошевелиться, хотя ноги уже занемели. Вверху медвежонок глазами-бусинками посверкивает. Внизу мамаша не отходит. Хорошо, что на кедр еще не лезет. Или не знает точно, где ее дитя находится, или же меня не чует. Считает, что человек на лодке — это и есть тот, кто оставил запахи на земле, хвое.
Более часа проездил Данила Григорьевич. Вернулся с ружьем и собакой. Зверовая лайка сразу же бросилась к медведице, а ее хозяин пальнул в воздух из обоих стволов почти одновременно. Испуганный грохотом зверь бросился в кусты, по пути отбиваясь от вонзающей острые клыки собаки.
Когда опасность миновала, Никита Алексеевич перевязал медвежонка поданной ему веревкой и спустил на землю.
Вскоре они уже подъезжали к поселку, расположенному на живописном бугре. С двух сторон его окружает кедровый бор, а напротив раскинулся заливаемый весенним половодьем сор. Справа течет протока, полноводная с весны и пересыхающая на перекатах к осени. Прекрасное место для рыбалки и охоты, сбора ягод и орехов, разведения скота.
Все собравшиеся на берегу с нетерпением смотрели на приближающуюся лодку. Их волновало одно — жив ли Никита Алексеевич. А когда еще издалека заметили, что едут двое, — лица людей засветились радостью.
По предложению русских переселенцев медвежонка назвали Машкой. Она быстро привязалась к людям, охотно брала из рук лакомства и целые дни баловалась с детворой. Деревенские охотничьи собаки, привыкшие к тому, что в некоторых домах каждое лето жили какие-нибудь зверьки и птицы, не обижали их. К молодым щенкам, да и ко взрослым собакам Машка подходила смело. Защитников у нее было хоть отбавляй.
Так беззаботно прожила она лето и осень. На зиму ее поместили в пустой сарай. Кормили мороженой рыбой, которая в изобилии ловилась на живунах, и лосиным мясом. Никита Алексеевич и его дети заботились о том, чтобы у Машки всегда была свежая подстилка из сена.
Весной, когда стали выпускать коров, лошадей и овец, начались неприятности. Подросший и окрепший медвежонок пугал животных своим запахом. А мелких телят и овец пытался схватить, оставляя на их боках царапины. Правда, и ему приходилось трусливо удирать, когда его дружно, всем табуном атаковали коровы или смелые лошади.
Но все же Машку пришлось посадить на цепь, что ей весьма не нравилось. Свобода кончилась, а медвежонку так хотелось порезвиться, поиграть с ребятишками. Ограниченность свободы злила ее с каждым днем сильнее и сильнее. Не раз случалось так, что она цапала своей когтистой лапой кормивших ее хозяев, если они пытались забрать чашку с едой. А когда срывалась с цепи, то снова гонялась за телятами и овцами.
Не выдержав такого, односельчане предложили избавиться от Машки немедленно. Хоть и не хотелось Никите Алексеевичу расставаться со зверенышем, но пришлось. Посадил он ее в лодку и увез за протоку к том у памятному для него кедру, отпустил на волю. Сам украдкой от увлекшейся ягодами Машки добрался до лодки и домой возвращался мрачный.
А наутро в поселке случился переполох. Оказывается, Машка переплыла протоку и вернулась домой. Пришлось снова держать ее на цепи в бревенчатой стайке.
К трем годам медведица выросла в крупного, сильного зверя, в таких условиях стала злой к посторонним. После долгих раздумий Никита Алексеевич снова посадил ее в лодку и отвез по большой воде за сорок километров через несколько соров подальше от человеческого жилья.
— Теперь-то уже наверняка не вернется. Такое расстояние ей не проплыть, да и следов от меня на воде не будет. А до осени, пока обсохнут сора, она привыкнет к вольной жизни — так рассуждал человек, оставивший зверя, к которому очень привязался, но вынужден был расстаться.
Машка долго смотрела вслед удаляющейся лодке, пробовала было плыть за ней, но вернулась назад в надежде, что хозяин ее не бросит, как бывало прежде, когда он брал ее с собой на рыбалку и оставлял у костра на таборе.
Кончилось лето и осень, а затем зима. Наступила новая весна. Однажды в середине мая с пастбищ в поселок прибежали испуганные коровы и лошади.
— Какой-то зверь напугал. Не иначе как медведь, — решили охотники.
И каково было их удивление, когда из леса вышла Машка с парой маленьких медвежат. Недоверчиво поглядывая на людей, она привела своих детей к дому, в котором выросла.
Безусловно, такого крупного хищника держать в поселке теперь было совсем небезопасно, по этом у Машку вместе с медвежатами через сора увезли на горный берег Оби.
С тех пор прошло много лет. Нет уже в живых ни Машки, ни друзей-рыбаков, поймавших ее медвежонком. Постепенно захирел и поселок, люди перебрались на центральную усадьбу совхоза. Сейчас о нем напоминают лишь несколько полуразвалившихся домишек. Но память старожилов сохранила множество историй из жизни бывшего древнего поселка, в том числе и о Машке.
И сейчас некоторые жители держат диких зверенышей и птиц. Ясно, что, как и у Машки, дальнейшая судьба их весьма незавидная, а у многих окончится и трагически. Поэтому всем, кто любит животных, прежде всего нужно подумать, а стоит ли брать их в дом?
Журнал «Югра», 1993, №10
