Николай Коняев
Июль. Зной. Зазеленевшее от ряски озеро уже не освежает…
Артель из трёх человек в тенёчке за стеной возводимого объекта – шлакобетонного гаража. На разостланной по траве газете – вяленые чебаки, полиэтиленовая канистра с остатком пива. До вечерней прохлады времени ещё на канистру. Но кому идти за добавкой?
— А вот мы проведём турнир! – предлагает бригадир Степан Григорьевич с чудной фамилией Вырвикишко – грузный, средних лет мужчина с сивой бородкой и животом в гармошку. – Кто хуже всех соврёт, тому канистру в руки… Кто первый? Кучерявый?
«Кучерявый» — плешивый остроглазый мужичонка с худыми волосатыми ногами подозрительно косится на Степана Григорьевича, раздумчиво скребёт пятернёй бедро и, отвалившись на спину, глядя в небеса, смирённо начинает:
— За что, думаете, мужики, я вылетел весной из ремстройтреста? За контакт с инопланетянами… А дело было как? Иду с работы усталый, как поётся в одной хорошей песне, подхожу попутно к гастроному, а гастроном закрыт. Сюрприз. Стою, соображаю, куда ступы направить…
— Не ступы, а стопы, — лениво поправляет бригадир.
— Вот я и говорю… И тут откуда ни возьмись передо мной она – тарелка. Над парком покружила, села на площадку. Идут навстречу трое. В комбинезонах, как положено, в шлемах и перчатках. Инопланетяне.
«Что, сосед по планете, закрыто?» – «Закрыто», — говорю. Оробел, конечно. Они о чём-то пошушукались по-инопланетянски. «А не желаешь ли, сосед, с нами на тарелке прокатиться?» На эту… на Звезду. Как её? Забыл… Да не в этом дело. А в том, объясняют, что на этой ихней Звёздочке открыто круглосуточно… Ну, вы ж меня маленько знаете? Я не из робкого десятка. Почему бы не слетать? Тоже, вроде, люди… «Только, — говорю, — ребята, махом: одной ногой у вас, другою на земле – мне завтра на работу!»
— Всё, — прерывает Вырвикишко, — дальше можешь не рассказывать. Знаю я твою историю. Три дня у «инопланетян» из СУ-700 кутил, а приземлился прямо в вытрезвитель… Да и от этих энэлошников всего можно ожидать – оккупировали Землю. Какую газетёнку ни возьми – всё о них и пишут. Заурядная история!
— Соври незаурядней! – обижен Кучерявый.
Обглодав прозрачное, розовое рёбрышко вяленой рыбёшки, Вырвикишко отпивает из литровой банки.
— Я вам не рассказывал, как открыл в себе дар экстрасенса? Когда работал мастером на стройке? Не рассказывал? Послушайте. А заметил я, хлопчики, что способен создавать эффект присутствия. Сам, допустим, в баньке парюсь или балуюсь пивком, а для начальства – на работе. То есть, я в действительности там, где моей душе угодно, а видимость моя на рабочем месте. Вкалываю, вроде. Такой особый вид гипноза. Доходит, Кучерявый?
Кучерявый недоверчиво косится. Вырвикишко, вдохновляясь, продолжает:
— В получку и аванс являюсь в бухгалтерию, расписываюсь в ведомости, получаю бабки. Всё проходит, всё как будто так и надо. Ну а раз проходит, дай, думаю, устроюсь где-нибудь ещё на ставку. Устроился. Создал эффект присутствия. Пошёл ещё в одну шарагу…
— И очутился на шабашке! – хохочет Кучерявый. – Не в тот ли это год, когда тебя под зад коленкой за мёртвые-то души в липовых нарядах? Кто о том не знает? Да и чего-чего, а мёртвых душ и экстрасенсов всяких нынче развело-ось! Больше, чем людей. Нашёл, чем удивить. Вот пусть теперь Студент соврёт. У него получится, он у нас интеллигентный!
Студент – патлатый веснушчатый парень – закрывается газетой:
— Да ну вас, не умею!
— А не умеешь, дуй за пивом, — суёт канистру Кучерявый.
Вырвикишко подзадоривает:
— Давай, давай, Студент, соври. Соври чего похлеще!
— Да зачем же врать-то? Их не переврёшь. – Студент тычет пальцем в газету. – Вот, только что прочёл: Горбачёв обещает к 2000-году каждой семье новую квартиру!
— Чего-чего? – замирает Вырвикишко.
— Новую квартиру!
— К какому, я не понял, году?
— К двухтысячному году.
Вырвикишко с Кучерявым покатились со смеху. Отсмеялись, отдышались и за пивом. Всей артелью.
