Н. Пластинин
В то время это было еще большое село: сельский Совет, отделение совхоза, рыбкооп, дом престарелых, школа, клуб, почта, два магазина.
Потомков коренных жителей, что в 30-е годы составляли половину села, — Сургутсковых, Худяковых, Пластининых — оставалось мало.
Иртыш по-прежнему подмывал берег и метр за метром отбирал у деревни территорию. Давно уже не было стоявшей когда-то на берегу церкви, ее еще в 40-е годы разобрали и увезли. Теперь уже не раздавался в праздничные дни перезвон ее колоколов. Многие из тех, кто крестился и венчался в ней, ушли в мир иной.
На берегу сохранились только остатки кладбища. Помню, как в детстве нашли мы плиту, которая, по-видимому, была надгробием на могиле священника. Берег тогда был еще высокий, и в половодье иногда можно было видеть, как из подмытого берега с шумом падал в реку гроб.
К этому времени в селе осталось только два двухэтажных дома, а раньше, по воспоминаниям старожилов, их было много. В одном из этих двух домов размещалась школа, а в другом — школьная столярная мастерская, где преподавал Николай Никитич Пластинин. Учились в ней реполовцы и жители соседних юрт Реполове-ких, которые еще существовали в начале 60-х годов, хотя часть их жителей уже переехала в село.
Население работало в совхозе, рыбкоопе и упомянутых выше учреждениях, всем работы хватало. Держали коров, лошадей, овец, кур, гусей, но больше одной коровы и лошади ни у кого в хозяйстве не было. У каждого дома — по большому огороду, где садили картошку, капусту. Картофель почти каждый год давал хороший урожай.
Почти в каждой избе еще стояли большие русские печи, за которыми были полати. Сельская пекарня выпекала достаточно хлеба, но хозяйки и сами пекли. Ох, и хорош был хлеб, испеченный в русской печи! А борщ или каша в чугунке! Ни в какое сравнение не идет с едой, приготовленной в кастрюле на газовой или электрической плите.
С улицы дома выглядели небольшими, а зайдешь — он окажется просторным. Мебели было немного. У порога обычно стоял сундук, как правило, обитый жестью. В кухне — небольшой стол, под ним зачастую держали кур, и хозяйки чистили под столом ежедневно. В доме имелся живой будильник — петух, но люди вставали еще до петухов, чтобы перед тем, как идти на работу, управиться дома по хозяйству. Особенно рано приходилось вставать дояркам, как моя мать Ольга Гавриловна.
Из мебели в магазинах тогда продавали фанерные шкафы и комоды, также облицованные фанерой. Помню, когда соседи купили шкаф, он не проходил в двери и пришлось его втаскивать через окно. В старых избах двери делали небольшие, чтобы меньше уходило тепла.
Из музыкальной техники в ходу был только патефон. На стене в каждом доме висел репродуктор, у многих сохранились еще так называемые “тарелки», особенно у стариков, и часы-ходики, у которых постоянно нужно было подтягивать гири.
Электричества в селе еще не было. Как смеркалось, в домах зажигали керосиновые лампы. Керосин завозили в село каждый год осенью. На правой стороне Еловой протоки возле дома Трусовых огородили большую площадку, где продавали керосин, он там хранился в бочках и разливался литровым черпаком.
Полы тогда красили еще не все, многие хозяйки по старинке скоблили их большими ножами. На пол стелили половики, вытканные на ткацких станках, выходили они из-под рук мастериц красивыми и прочными. Стирали их на речке. Кроме того, вязали вручную круглые половики. Шили покрывала на сундуки из небольших кусочков ткани. Люди жили экономно, каждая вещь находила применение в. хозяйстве, ничто не выбрасывалось.
Воровства не знали, да и что было воровать?
Скота в местном отделении совхоза держали много — как коров, так и лошадей. Коров все лето пасли пастухи. Доярок возил на дойку шофер Вениамин Башмаков, бывший фронтовик, мужик веселый, жизнерадостный, машина у него всегда была на ходу, и мы, пацаны, считали за счастье покататься на ней. По дороге на работу доярки всегда пели. Замечательный все-таки был народ — трудолюбивый, жизнерадостный!
В начале зимы коров гоняли на водопой на Иртыш, а затем возили воду в скотные дворы на санях в железных бочках.
Лошадей с весны до начала покоса отпускали в луга, оставляя только нескольких рабочих лошадей. Сено косили на левом берегу Иртыша напротив юрт Реполовских возле устья Старой Конды. Нас, деревенских ребят, брали в бригады ездить на лошадях. Одни работали с волокушами, другие — с граблями, третьи — на силосной яме.
До 1976 года в Реполово находился дом престарелых, имевший хорошее подсобное хозяйство. Директором его был Панов, а хозяйством заведовал Благодатных. Дом престарелых имел свой конный двор, конюх Кошкаров содержал его в порядке: каждые сани имели свое место, над каждым висящим на стене хомутом была написана кличка коня. Зимой ездили на лошадях за сеном и за дровами, которые заготавливались на правом берегу Иртыша за деревней Кировск.
В подсобном хозяйстве держали также свиней, которых откармливали пищевыми отходами из столовой и картофелем со своего огорода. Огород обрабатывали как рабочие подсобного хозяйства, так и многие старики из дома престарелых. Выращивали и капусту.
Хорошо помню двух инвалидов — Михаила и Ивана, которые постоянно кололи дрова не только в своем интернате, но и у жителей села. А один любил заниматься рыбалкой. У него не было кистей, но приспособился человек.
Вся территория дома престарелых была обнесена штакетником, во всем чувствовалась хозяйская рука. Как бы сейчас пригодился нашим старикам этот интернат с его подсобным хозяйством! И люди пока есть в Реполово, которые могли бы обслуживать хозяйство, — неплохие люди, не лентяи.
Держали своих лошадей и Реполовский рыбкооп, и школа, и многие семьи. Моя бабушка Екатерина Петровна Пластинина на восьмом десятке лет сама косила траву, копнила, метала, ставила зимой переметы.
Праздничным событием было для реполовцев прибытие парохода. Услышав гудок, все, кто мог, спешили на берег. Некоторые инвалиды ехали на колясках. Пристань в это время становилась своего рода клубом, где люди могли пообщаться, обменяться новостями.
Имелся в селе и настоящий клуб, в котором работала киноустановка, проводились собрания, читались лекции, ставились концерты художественной самодеятельности. Здесь же помещалась и библиотека. Киномеханиками работали Худяков и Петр Хорьков — отец нынешнего управляющего Реполовским отделением совхоза Анатолия Петровича Хорькова. Поскольку электричества в селе не было, киноустановка работала от стационарного движка, который находился в специально построенном помещении. Ленты привозили старые, со многими порывами, и частенько фильмы во время просмотра прерывались. В зале гас свет, поднимался шум, раздавались крики: “Сапожники!» Людей на сеансы собиралось много, особенно в зимний период, когда было больше свободного времени. Детский билет стоил 5 копеек, взрослый — 20. У меня порой даже и этих денег не находилось, и я шел просить у бабушки, а чаще, как и многие, смотрел кино “зайцем».
Особенно многолюдно было в клубе в праздничные дни — 23 февраля, 1 и 9 мая, 7 ноября и 31 декабря. Собиралась буквально вся деревня, дома оставался только тот, кто не мог идти. Если не хватало мест, люди несли свои стулья, табуретки и скамейки — такое было желание присутствовать на общем празднике. Всех выступавших внимательно слушали. После этого начинался концерт художественной самодеятельности.
В селе праздник отмечали большими компаниями, переходя из одного дома в другой: пели песни, плясали под гармошку. Выпивали, что греха таить, крепко, по ведь и работать реполовцы умели.
Так жили в начале 60-х годов представители местных фамилий — Сургутсковы, Худяковы, Пластинины, Шаламовы, Тархановы, Алексеевы, Самарины, Воронцовы, Ведровы, Хорьковы, Петровы, Монастыревы, Лыткины, Тыриковы, Вторушины, Мотошины.
