С.А. Маровский
Вот уже более пяти лет зав. складами Самаровского консервного комбината работает Полуйчик Фадей Николаевич.
Ежедневно, в 7 часов утра, тучная фигура «дяди Фади» (как называют его ребятишки) грузно передвигается от квартиры на комбинат с неизменным спутником всех домохозяек пустой «Авоськой». После работы «дядя Фадя» совершает свой неотменный рейс по тому же маршруту — домой, но спутница его «Авоська» уже своей полнотой напоминает хозяина.
Откуда прибыл «дядя Фадя», что его заставило покинуть свои родные края и приехать на далекий Север? — точно никто не знает, и это является одной из тайн «дяди Фади».
Известно всем одно, что Фадей Николаевич Полуйчик — «дядя Фадя» — у начальства консервного комбината пользуется большим авторитетом, уважением и неограниченным доверием. Достаточно ему сказать, что паста, используемая для закатки банок не годна, как ее бракуют и даже списывают; или привезенный лук от неправильного хранения (самого же «дяди Фади») в складах портится — его продают, потому что — такое предложение делает Фадей Николаевич, хотя лук крайне нужен для производства.
«Дядя Фадя» очень предупредителен, знает кому и что нужно, кто из начальства что любит.
В просторном продовольственном складе комбината нередко можно наблюдать появление «второстепенного начальства» (бухгалтера и других), которые с заискивающей улыбкой говорят:
— Фадей Николаевич, нельзя ли эссенции?
— Уважаемый Фадей Николаевич, жена пирог стряпает — лаврового листика…
— Дядя Фадя, окуневого жирку бы…
Фадей Николаевич со снисходительной улыбкой, переваливаясь с бока на бок, проходит по складу — от мешка лаврового листа к бутыли с эссенцией, от бутыли к бидону с томатом и жиром и хоть немного, но всем угодит.
Куда списываются эти «мелочи» — вторая тайна «дяди Фади»…
Однажды кто-то из рабочих высказал опасение, что в этом складе будет когда-нибудь недостача… Это замечание было встречено в штыки.
— Не болтайте! Там недостач не будет. Надо уметь работать так, как работает Фадей Николаевич.
На этом робкие попытки критиковать комбинатскую «знаменитость» прекратились.
По-прежнему Фадей Николаевич совершает свой рейс по старому маршруту с неизменной, разбухшей «Авоськой». И, если мешочки из-под завтраков у рабочих в проходной выворачиваются, то в «Авоську» «дяди Фади» заглянуть не решаются.
Фадей Николаевич живет… Приобретенные им два дома скомбинированы в один и покрыты железом, привезенным комбинату для поделки банок. «Это брак» — говорит «дядя Фадя»… Стайки для коров и свиней также покрылись этим железом. «Из отходов», — говорит Фадей Николаевич. Три свиньи, каждая весом не менее четырех пудов, ежегодно выращиваются под этими железными крышами, очередная партия их здравствует и сейчас. «Кормлю, отходами», — неизменно отвечает «дядя Фадя», а живущая у него домработница или скотница (хотя жена не работает) носит с комбината коромыслами рыбные головы.
Зато каждую осень ханты-мансийский рынок бывает осчастливен появлением свинины, выкормленной на харчах комбината.
В начале 1951 года профсоюз и администрация «охлопотал» «дяде Фаде» путевку на курорт. Свой отъезд он отпраздновал прямо в продовольственном складе комбината — благо вместо выпивки можно было использовать лабораторный спирт, ну а о закуске и говорить не стоит. На этих проводах, хотя они были в рабочее время, присутствовал и представитель администрации — заместитель директора Павлов.
«Дядя Фадя», уезжая на курорт, ценности, более, чем на 100 тысяч рублей, имеющиеся у него на подотчете, под «ей-богу» оставил своей работнице.
Почему было позволено «дяде Фаде», не сдав ценности, уезжать в отпуск? — это третья его тайна.
Мы не оспариваем способностей Фадея Николаевича в овладении им складским делом, но факты о преклонении перед его «умением работать» заставляют серьезно сомневаться в чистоплотности «дяди Фади».
Остается тайной еще и то, почему до сих пор никто не поинтересуется тем, как строятся дома, приобретаются и кормятся свиньи за счет отходов, почему знаменитая «Авоська» «дяди Фади» неприкосновенна, что создало почву для его обрастания, превратив его в нарост на теле комбината?
Эту тайну, как и все предшествующие, очевидно кто-то должен раскрыть!
«Сталинская трибуна», 22 апреля 1951 года
