В. Зарубин, В. Патранова
«Из рядов ВКП(б) исключить…» — такой приговор был вынесен вожаку окружной комсомолии Павлу Монастыреву в 1935 году. Что же произошло тогда? Как в дальнейшем сложилась его судьба?
Доставая с архивных полок документы, перелистывая старые подшивки, выслушивая рассказы пожилых людей, мы тем самым отвергаем укоренившийся узкий взгляд на историю округа. Сегодня мы рассматриваем события 30-х годов под иным углом зрения. Да, был и героизм до фанатизма, и самопожертвование до отречения, но были и доносы, несправедливость, унижение и уничтожение личности.
В судьбе Павла Михайловича Монастырева ярко отразились все противоречия нашего сложного времени. Комсомольский лидер, слово которого ловилось буквально на лету, веселый, обаятельный, необычайно энергичный человек, Монастырев в одночасье стал «двурушником» и «приспособленцем». Но не сломался. Его дальнейшая судьба — подтверждение вечной истины, сильный человек — хозяин своей судьбы.
Что мы знаем о нем?
Из воспоминания дочери Н.П. Монастыревой:
«Отец, как мне казалось, не любил стихов, а после его смерти в записной книжке я нашла слова Назыма Хикмета:
«Если я гореть не буду,
Если ты гореть не будешь,
Если мы гореть не будем,
Кто тогда рассеет тьму?»
Он родился в 1908 году в семье крестьянина-середняка в деревне Овсянниково Тобольского района Тюменской области. В 1923 году стал учиться в Тобольской сельскохозяйственной школе, здесь он и вступил в комсомол. В марте 1928 года его приняли кандидатом в члены ВКП(б), а в августе 1928 года Тобольский окружком ВКП(б) направил отца на учебу в Тюменскую совпартшколу второй ступени, которую он окончил в 1930 году. В марте 1934 года Обь-Иртышский обком ВКП(б) направил его работать секретарем Остяко-Вогульского окружкома ВЛКСМ».
Но недолго пробыл Павел Монастырев на комсомольской работе: в августе 1935 года его исключили из ВКП(б), из комсомола и сняли со всех постов. Всего полтора года пробыл он в должности ответственного секретаря ВЛКСМ, но популярности его среди молодежи может позавидовать любой комсомольский функционер. Павел Монастырев всегда был, пользуясь терминологией тех пет, в гуще народа. Вряд ли кто ведает, что строительство стадиона в окружном центре — это его инициатива. Помимо секретарской должности в комсомоле, он состоял еще членом бюро окружкома ВКП(б), членом президиума окрисполкома.
Надо сказать, что и с нашей газетой (тогда она называлась «Ханты-Манси шоп») он сумел быстро сдружиться, стал активным автором. Газета публиковала его страстные выступления на пленумах, активах, статьи о делах окружной комсомолии, призывы принято участие в строительстве стадиона.
Нельзя без улыбки читать заметку пионеров первого звена второго отряда г. Остяко-Вогульска «Как мы организовали интересную беседу». Сегодня она интересна нам тем, что в ней по-своему выражено отношение школьников к комсомольскому вожаку.
«Наше первое звено второго отряда решило провести сбор на дому у старого большевика товарища Соколова. 18 апреля в выходной день мы всем звеном собрались в школе в 12 часов, затем организованно отправились домой к большевику тов. Соколову. Нас было 12 человек. Встретили нас под марш, который играл пионер 31 отряда Ваня Кривых. Построились. Вожатый звена Максимова объяснила, что пришли мы для того, чтобы услышать беседу-воспоминание о том, как приходилось работать нашим отцам-большевикам. После ответов на наши вопросы мы играли, пили чай, очень было весело. Вдруг раздался звонок, и тов. Соколов передает нам комсомольский привет от тов. Монастырева, нашего почетного пионера. Мы поднимаемся с мест и все дружно кричим «ура».
А через несколько месяцев, точнее 10 сентября 1935 года, в той же газете ошеломленные комсомольцы прочитали:
«Об исключении из членов ВКП(б) секретаря окружкома ВЛКСМ Монастырева.
В процессе проверки партийных документов Самаровским райкомом ВКП(б) выяснилось, что секретарь Остяко-Вогульского ОК ВЛКСМ Монастырев П.М. скрыл свое кулацкое происхождение при вступлении в ВКП(б). 29 августа Остяко-Вогульский окружком ВКП(б) исключил из рядов ВКП(б) и снял с работы секретаря ОК ВЛКСМ Монастырева за обман партии (скрытие своего социального происхождения)».
«Скрывал свое кулацкое происхождение»… Сегодня мы знаем цену этим словам: кулак, подкулачник — цена оплачена сотнями тысяч человеческих жизней. Да, таков был итог сталинской коллективизации. Но в том-то и дело, что скрывать Павлу Монастыреву было нечего. По официальной справке, выданной сельсоветом, происходил он из крестьян-середняков. Справку эту, как утверждает дочь Павла Михайловича Нинель Павловна, он хранил всю жизнь, чем несказанно удивил родных. Обнаружилось это уже после его смерти. Можно только предположить после той драматической истории, связанной с исключением, справку хранил на всякий случай, чтобы в любой момент опровергнуть вздорность обвинения.
И все-таки, что лежало в основе столь кардинального решения — исключить из членов партии и из комсомола? Донос. Это сейчас по письмам (в раньше даже по анонимкам) создаются многочисленные комиссии, идет «фронтальная проверка». В те годы никто ничего не проверял. Достаточно было солгать, слукавить — и судьба человека была предрешена.
Из воспоминаний дочери Н.П. Монастыревой:
«Об исключении отца из партии я ничего не знала. Как-то в Москве мы зашли в магазин, к вдруг он увидел человека, по виду процветающего. хорошо одетого, не русского (что-то монгольское или татарское было в чертах его лица), тот человек тоже узнал отца. Не помню, что они сказали друг другу, кажется, просто поздоровались и быстро разошлись, но были какие-то растерянные. А когда мы вернулись домой, отец сказал маме, что видел человека, который на него написал донос. Он назвал фамилию, но я не запомнила».
Приступая к поиску следов Павле Михайловича Монастырева, мы и предположить не могли, что история с исключением его из партии будет иметь продолжение, а именно: его дважды(!) исключат и дважды восстановят. Первый раз восстановили в 1936 году. В 1937 году его исключат уже не из-за происхождения, а как «английского шпиона». Он пишет в Москву, и как ни странно это звучит для тех времен, обвинение с него снимают. По всей видимости, главную роль сыграл «железный» аргумент: нигде дальше Тюмени до 1937 года Монастырев не бывал, так что и вступить в контакт с зарубежной разведкой не было никакой возможности.
Как же в дальнейшем сложилась его судьба? После исключения и снятия со всех постов он был направлен на работу в торговлю. Работал в Остяко-Вогульске, Тобольске, Тюмени — председателем райпотребсоюза, начальником планового отдела Обьгосрыбтреста, председателем Обьрыболовпотребсоюза, директором торфопредприятия «Боровое» под Тюменью. Отсюда в июле 1941 года коммунистом он ушел на фронт и служил в армии до 1946 года. Какие только обязанности не пришлось ему выполнять. Начинал командиром пулеметного взвода, а закончил начальником политотдела гвардейской артиллерийской бригады. Имел ранения, лежал в госпитале. С войны вернулся, имея ордена и медали.
Из фронтового письма П. М. Монастырева жене:
«1 мая 1944 года. Дорогая моя! Все мысли мои в этот великий праздник там, вместе с вами, моими родными. И хотя враг близко хотя и опасность рядом, на каждом шагу, я вылезаю из своего блиндажа для того, чтобы успокоить свои мысли и чувства. Ведь уже третий праздник я вне дома, вне своей семьи, но этот праздник отличается от всех. Мы топчем чужую землю, а не свою, и теперь вам не в чем нас упрекнуть. Много пролили мы пота и крови, но зато победа так близка, так ощутима, что иной раз как задумаешься так сердце останавливается: неужели когда-нибудь будешь дома?! Но быстро отбрасываешь эту мысль, лучше не расстраиваться и заниматься своим обычным делом. Пока не будем в Берлине, о доме лучше не думать. Так спокойней.
Время писать письма я нахожу. Бессонные ночи в сырой и полутемной землянке — вот мое время. Писем я получаю очень и очень много, и если бы ты хотя бы день посидела возле меня, то увидела мою переписку. Это переписка с незнакомыми мне людьми, которых я никогда не видел, но которые называют меня родным. Есть люди, которых я знаю лично — это мои бывшие бойцы, сержанты, офицеры, просто боевые друзья. Пишут мне женщины, девушки, юноши, старики, матери. Пишут все, кого постигло большое горе, какого я не пожелаю никому. Всем им нужно написать что-то утешительное. Просят сообщить, где погиб родной человек, где похоронен, что говорил перед смертью. Как бы ты ни устал, ты не можешь отказать в этом большом человеческом горе. Пишешь иногда целыми ночами. Пишешь детям об их отце, пишешь жене о муже, матери о сыне, невесте о женихе — и так каждый день. Разве можно не писать? А бывает, что после первого письма следует другое, и опять вопросы, вопросы… А ведь забот еще много. Все это делается под огнем врага Есть раненые, нужны боеприпасы, надо кормить людей и прочее и прочее. Вот так идет жизнь».
Ничто так не говорит о людях, как их собственные письма. В этом весь Павел Михайлович Монастырев — смелый, добрый, чуткий человек.
После войны судьбе забросила его в Мурманск, в родные месте он уже не вернулся. И здесь он на ответственной работе. Был председателем правления облрыболовпотребсоюза, начальником управления торговли облисполкома. Здесь он был награжден орденом Трудового Красного Знамени, получил знак «Отличник советской торговли». В 1969 году ушел на пенсию, а в 1973-м его не стало.
Чтобы дополнить его портрет, приведем отрывки из воспоминаний о нем.
Вспоминает Н.И. Уманцева, бывшая сотрудница облрыболовпотребсоюза, ныне пенсионерка:
— Его очень любили работники торговли, особенно низшего эвена. В очень отдаленных уголках области он знал всех, каждого называл по имени. Он мог подметить чьи-то отрицательные черты, но говорил всегда так, что не обидишься, — в очень деликатной форме. Как его было не любить и не уважать! Я старалась от каждой встречи с Павлом Михайловичем перенять все хорошее. Мне очень нравилось его уважительное отношение к людям. Он много знал и многому учил нас. Именно благодаря Павлу Михайловичу мы с мужем «застряли» на Севере на 34 года, он помог получить маленькую комнату площадью 12 квадратных метров, а ведь у меня уже было заявление об увольнении. Как-то заболел сын, и мне долго пришлось сидеть дома, было очень трудно материально, какая зарплата у товароведа? Однажды я зашла на работу и столкнулась с Павлом Михайловичем он пригласил к себе в кабинет, побеседовал, а потом набрал номер детской поликлиники и лично попросил лучшего врача принять меня с ребенком. Мой сынишка вскоре выздоровел, и я вышла на работу. Таких руководителей, как Павел Михайлович, я за свою 38-летнюю трудовую жизнь больше не встречала.
Из воспоминаний дочери Н.П. Монастыревой:
«Отец был для меня огромной моральной поддержкой. Он был очень добрым справедливым жизнелюбом с хорошим запасом юмора. И однажды на мои очень сильные переживания по какому-то поводу (сейчас даже не помню, что у меня стряслось) он, выслушав меня, сказал: «Эх ты, уже и чувство юмора утратила». И на всю жизнь я запомнила, что самое страшное в жизни потерять чувство юмора. С отцом всегда было интересно. Он всю жизнь много читал, без газет и журналов жить не мог. Прекрасно разбирался в международной обстановке. Часто выступал с лекциями, беседами перед работниками торговли, иногда по телевидению и радио, а гонорары пересылал в Фонд мира. Он был заместителем председателя областного Совета Мира. У отца была исключительная память, особенно на фамилии, имена, события. Стоило ему поговорить с человеком, познакомиться. и он его запоминал. Ему доставляло удовольствие общаться с людьми. Он умел слушать человека, особенно, если у человека беда или проблема. И старался помочь. И люди шли к нему и на депутатский прием, и на работу, и даже домой. Это теперь я понимаю, что он жил по принципу «спеши делать добро», хотя он никогда так не говорил, Он просто делал.
Когда он стал работать в облисполкоме, то по ночам его уже будили реже. И мы встречались за обедом и за ужином, обсуждали дневные дела. Он придет счастливый, рассказывает, что кому-то помог, и мы с ним радуемся. Он постоянно избирался депутатом и использовал свои депутатские обязанности на пользу людям. Все годы в Мурманске прожили они с мамой в проходной комнате старой приспособленной квартиры. И только в 1972 году, когда он собрался уезжать из Мурманска, возникли трудности: невозможно было обменять квартиру.
Тогда он обратился в горисполком, и ему выделили нормальную жилплощадь, где он прожил всего четыре дня и даже не успел прописаться — умер. Он считал, что много людей еще больше нуждаются и живут хуже. Вообще он был очень неприхотлив, ему лично никогда ничего не было нужно, кроме книг, газет и чая».
Но рассказ о П.М. Момастыреве будет неполным, если не сказать о его верной спутнице, жене Марии Федоровне Копыловой, члене партии с 1931 года, тоже нашей землячке. Интересна ее судьба. В 16 лет она только выучилась грамоте, а в 23 года уже получила удостоверение преподавателя обществоведения, географии, истории. Направленная на работу вместе с мужем в Остяко-Вогульск, она стала создателем детской окружной библиотеки. Первая отдала личные книги в фонд библиотеки. С мужем она разделила все тяготы жизни, родила четырех детей и все время была активной общественницей.
С высоты сегодняшнего дня далеким и жестоким нам кажется то время — 30-е годы. Но оно рождало яркие личности. Их имена мы только начинаем восстанавливать.
«Ленинская правда», 3 февраля 1990 года
P.S. Судя по данным сайта «Подвиг народа», за время Великой Отечественной войны гвардии майор Павел Михайлович Монастырев был награжден орденами «Отечественной войны» 1 и 2 степени, и орденом «Красного Знамени».
