Баба Варя

Судьбы человеческие – что может быть их интересней! Некоторые читаются как увлекательный детектив, над мелодраматичностью других впору лить слезы, третьи… Третьи потрясают своей способностью вмещать в одну-единственную жизнь судьбы целого поколения и всей страны. Практически в любой российской деревне можно услышать такие истории – куда там импортным сценаристам с их «санта-барбарами»…

Живет, например, в поселке Урманном Ханты-Мансийского района крепкая, как боровичок, бабушка с большими печальными глазами. Едва я переступил порог ее домика, как моментально были выдворены в другую комнату домочадцы, закипел самовар, оказались выложены горкой румяные блины, печь которые Варвара Николаевна Чукреева большая мастерица. За чайком постепенно, год за годом, рассказывает баба Варя о главных событиях своей жизни, вместившей в семьдесят два года голод, потерю близких, детдом и многое-многое другое…

…За что, за какие грехи наказывает Бог самых верных своих приверженцев, из века в век, из поколение в поколение заставляя отдавать свои жизни за веру православную? В 1942 году маму Вари арестовали за то, что была она очень верующей, не скрывала своих убеждений и открыто проповедовала любовь к Богу. «Органы» не посмотрели даже на заслуги старшего сына и дочери, воевавших на фронте. Узнав о происшедшем, внезапно скончался отец, эвакуированный вместе с заводом на восток. Четырнадцатилетняя Варя осталась с младшими – сестрой и двумя братьями — в родной липецкой деревне…

— А я в Бога уверовала, когда он меня от неминуемой гибели спас. Тяжко нам было, зимой ходили по миру, жили тем, что нам добрые люди подавали. Однажды мы с младшим Ваней шли по лесу в одно село. Там небольшие горки были, глядим – с одной из них к нам здоровущие собаки спускаются. Подошли ближе, обнюхали наши с Ваней руки и побежали дальше. Мы на другую горку поднялись, а наверху дядька в санях сидит и, разинув рот, на нас смотрит. Почему, спрашивает, волки вас не разорвали?! Первый раз о таком чуде слышу! Тут у меня коленки-то и подогнулись…

Весной на двор к сиротам явились два председателя — сельсовета и колхоза. Местная власть с порога заявила: мы решили вас в детдом отправить, пусть государство, что хочет с вами, то и делает. Собирайтесь… Баба Варя вспоминает, что родная тетка напекла им в дорогу хлеба, но «добрые» дяденьки-коммунары его конфисковали и тут же демонстративно скормили своим лошадям…

Детей увезли за много тысяч километров, на берег Оби, в поселок Урманный. В местном детском доме находилось тогда около двухсот ребятишек, большинство было эвакуировано из Ленинграда. Жили дружно и весело, несмотря на то, что приходилось много работать. Детдом содержал свое небольшое хозяйство – четыре коровы, две лошади. Кроме того, воспитанники постоянно помогали колхозу, за что тот снабжал детдом мясом, молоком, овощами. Например, ребятишки убирали хлеб: пока не свяжут по двести снопов пшеницы, с поля не выпускали. Имелся даже свой 70-метровый неводишко, благодаря чему на сиротском столе постоянно была свежая рыба.

Худенькую, небольшого роста Варю определили на кухню, где она попросту терялась рядом с 12-ведерным котлом. Но девочка не жаловалась, работала, не покладая рук:

— Нас в детдоме не обижали, воспитателям было все равно, чьи мы сыновья и дочери – репрессированных или погибших на войне. А вот в детском доме соседнего Кедрового, говорят, ребятишек даже избивали.

Казалось, жизнь только-только начала налаживаться, как случилась новая трагедия — умер младший братишка. С горки раскатились сани и ударили мальчика в голову. Второй Варин брат погибнет через несколько лет, уже после окончания Тобольского рыбтехникума…

Выйдя во взрослую жизнь, Варя не покинула ставшими родными стены детдома, устроилась работать в столовой, сначала помощником повара, затем поваром. В это время вернулись с фронта старшие брат и сестра, долго искали своих.

— Однажды брат повстречал того председателя сельсовета, который нас притеснял. Схватил его за грудки: говори, куда моих сестричек и братиков подевал! Тот уже хрипеть начал: прости, Петро, уеду, не покажусь больше. Брат начал его под тарантас толкать, да тут бабы набежали, на руках повисли, кричат – брось, посадят ведь! Ели оторвали. Второй, колхозный начальник, вскорости болеть страшно начал. Рассказывали, рыдал перед своей матерью, мол, об одном мечтаю – чтобы простили меня люди за все, что я натворил. Поздно хватился…

Баба Варя тихонько плачет, утирая глаза кончиком платка:

— Только вспомню, что пережито, как советская власть людей уничтожала – больно становится. Не дай Бог ворошить прошлое!

Горькая судьба выпала на долю их матери. Отсидев ни за что десятилетний срок в лагерях, она не перестала и за колючкой молиться и проповедовать. За это «самый справедливый суд в мире» отмерил ей еще восемь лет. Отмаяла она и эти страшные годочки. Должны была выходить на свободу 9-го числа, а 5-го не выдержало сердце…

Клеймо «детей врагов народа» долго висело и на Варе. Косо смотрели власти, каждый месяц приходилось отмечаться в комендатуре. Лучик света вошел в ее жизнь вместе с Колей Чукреевым, молодым парнем, недавно вернувшимся с войны. В 1948 сыграли свадьбу, взялись строить свой дом. Николай долгие годы проработал главным механиком колхоза, мотался сразу по трем поселкам, был мастером на все руки. Варвара трудилась поваром сначала в детдоме, потом в больнице, семь лет отработала на лесоповале.

45 лет прожили Чукреевы душа в душу, воспитали троих детей. Потом Варвара Николаевна овдовела, теперь смысл своей жизни видит в детях и внуках.

— Когда детдом расформировали, мне потом еще долго бывшие воспитанники письма слали, некоторые в гости приезжали, в Ленинград жить звали. Я всем им родня. За что Бог продлил мой век? Может быть, за доброту. Сейчас все вокруг порушено, ласки не видно. А меня люди уважают, даже сметану, вон, за так приносят. Нужды какие? Телефон бы надо, а то в прошлом году у меня было предынфарктное состояние, а врача вызвать неоткуда. Спасибо, глава администрации свой «уазик» дал, а то бы не доползла до больницы…

…Уходя от пенсионеров, обычно уносишь в себе тягостное ощущение вины за все несчастья, лишения и тяготы, что довелось им пережить. А этот гостеприимный дом я покидал со светлым чувством. Может быть потому, что не жаловалась моя героиня, не проклинала своих обидчиков, не призывала на их головы кары небесные. Обычная русская женщина, не мученица и не святая, просто та, на которой земля держится – баба Варя…

2000

Послесловие

Давно нет на свете бабы Вари. Вместе с такими вот бабушками уходят в небытие русские печки и домотканые половички, ни с чем несравнимый сибирский говор и духмяные рыбные пироги, плюшевые кацацвейки и темные лики богородицы в красном углу. Бабушки — добрые, заботливые, все умеющие и все знающие вечные труженицы, спасибо вам за все! До слез обидно, что никогда уже больше не удастся поцеловать ваши такие грубые и такие нежные руки с навечно изломанными ревматизмом суставами.

Царствие вам Небесное, наши бабушки!