В каждой семье есть некий главный предмет, расположенный на самом видном месте. Иногда это икона, порой — книжный шкаф, гораздо чаще — телевизор. Для Ивана Янцевича предметом особой гордости была висящая на оленьих рогах плеть-пятихвостка из упругой сыромятной кожи.
Эту плеть Янцевич делал любовно, не торопясь, предвкушая сладостный звук удара и набухающие слезами глаза своих жертв: десятилетнего Дениски, восьмилетней Вики, пятилетнего Антошки, двухгодовалого Вани и родившегося в июле прошлого года Валерки. Он хорошо знал имена и возраст тех, кто вскоре должен был на себе испытать качество работы «заплечных дел мастера». Ведь отцу полагается знать своих детей…
Эх, веселись, рабочий класс!
Семья Янцевич живёт в посёлке Сосновка Белоярского района. Папа, тридцатилетний Иван, трудится стропальщиком в РСУ-8. Его жене Татьяне работать на производстве некогда, все силы и время уходят на воспитание пятерых ребятишек.
Окружающие умилялись: как же, многодетная семья, «рабочая косточка», ячейка общества. Практически никто не обращал внимания на некоторые странности в поведении её членов. Лишь соседи порой замечали частые синяки и ссадины на лицах ребятишек, да просыпались ночами от криков за стеной…
Гром грянул неожиданно. Терпение лопнуло у Татьяниной сестры, рассказавшей о «странностях» родственника милиции. И постепенно пасторальный портрет дружной рабочей семьи сменился на кадр из триллера вроде «Молчания ягнят» или «Люди под лестницей»…
Макаренко и не снились…
Янцевич любил наказывать детей. Но его умысел «был направлен на причинение телесных повреждений с воспитательной целью, а не на причинение детям особо мучительной боли» — это особо отмечено в материалах дела. Оказывается, просто так воспитывал их — по-отцовски, любяще и незлобиво.
Вот как он сам описывал следователю очередной выходной: «Когда стали накрывать на стол, я увидел, что хлеб кто-то расковырял, то есть съел мякушку. Вика сказала, что это сделала она, я решил наказать её. Для этого взял плётку и ударил несколько раз по ногам, спине. После чего мы сели кушать. Вика неаккуратно подвинула тарелку и разлила суп. Я дёрнул её за руку, она упала на пол, я ударил её ногой. Куда попал, не видел, но Вика при этом ударилась головой о железную ножку стола. Встав, она начала убегать от меня. Я догнал её и решил проучить. Для этого взял плётку в руки, нанёс несколько ударов по голове, и пошёл кушать… В этот же день я побил Антона за то, что он велосипедом наехал на ногу Ивану и тот стал плакать. Я взял плётку и ударил несколько раз по лицу, спине… Плётку я сделал зимой для того, чтобы наказывать детей, когда они балуются или не слушают. Иногда бил ею жену. Ранее я неоднократно применял плётку и ремень для наказания детей».
Знаете, что самое страшное в этих словах? Даже не беспрецедентная жестокость по отношению к детям, а обыденность признания в этом. Искреннее недоумение, которое сквозит в словах домашнего мучителя: чего привязались, я ведь просто слегка повоспитывал! Правда, в результате эксперт зафиксировал у Вики «гематомы в области переносицы, левого виска, кисти, лопатки, спины, правой ягодицы, бедра» и «телесные повреждения в виде множественных ссадин в области спины, правого виска, множественных кровоизлияний в области спины, предплечий» у Антона…
Слёзы капали
Сухие строки протокола зафиксировали не только циничные показания изувера, но и горькие слова детей. Вот что рассказывал Дениска:
«Я не люблю оставаться с папой, так как он очень часто бьёт всех нас и даже маму. Иногда из-за того, что у него было плохое настроение или не получалось что-нибудь на работе. Бил за то, что мы громко играли в мяч. Однажды я и Вика опоздали домой с улицы. Он положил нас на пол, взял ремень и стал бить нас. В другой раз мы уже легли спать, а он выгнал нас из кроватей, повёл на улицу и на пороге подъезда поставил на колени. С Викой я простоял очень долго, замерз, так как на улице была зима. Ивана он тоже бьёт. Ночью иногда брат просыпается и плачет, так как хочет пить. Если мама не успевает напоить Ивана из бутылочки, он бьёт маму, а Ивана хватает за шею и бросает на пол либо бьёт о стену. 12 августа он всех нас поставил рядом с диваном, велел положить руки на спинку и стал бить по рукам плёткой».
Антон: «Меня он бил плёткой за то, что я якобы выпил газировку, хотя это он сам выпил».
Вика: «Папа стал бить нас с Денисом плеткой, потом поставил в угол, где мы стояли около двух часов, потом вывел на улицу в трусиках и маечках, и поставил возле входа на колени. Папа почти никогда с нами не играет, а если играет, обычно больно кусается и тыкает под рёбра деревянной палкой. Маму он может бить, если Валера или Ваня просыпаются ночью и кричат. С Валерой в комнате сплю я. Если он хочет кушать, я ночью раза 3-4 встаю, чтобы сделать ему смесь, укачиваю его».
Вика — удивительный человечек. Мало того, что она ухаживает за малышами, так ещё сознательно берёт на себя чужую вину, бесхитростно объясняя причину: «побоялась, что он сильно побьёт Ваню». А ещё Вика не по годам мужественна. Именно о ней братья рассказывают: «Вика вообще не плачет, когда папа бьёт её». Это как же надо «закалить» девчоночью душу, чтобы удары кнутом уже не могли облегчаться слезами…
А у нас в квартире газ. А у вас?
Очень примечательными в этой истории явились действия окружающих. Почти все соседи замечали «частые крики в квартире, ссоры супругов, синяки у Татьяны и детей». Так, одной из соседок Татьяна говорила, что Янцевич бил Антон ногами, когда сын лежал на полу.
Зато школьные учителя оказались на удивление невнимательными и нелюбопытными. Они в один голос утверждали, что никогда не замечали синяков у детей. Оно и понятно: зарплата маленькая, ученики распустились, директор планы квартальные требует. До чужих ли тут шишек?
Естественно, забавы Янцевича оказались вне поля зрения и участкового, и комиссии по делам несовершеннолетних, и прочих официальных структур. Скажите, кому в наше время нужны чужие дети? Взаимоотношения за стенкой находятся вне зоны наших интересов. И соседа не охота обижать, и не суются в чужой монастырь со своим уставом.
При желании оправдание можно найти всему. Например, действиям (вернее, бездействию) Татьяны Янцевич. Вот что о ней говорят дети: «Мама нас жалеет, когда папа не видит… Она устраивала нам дни рождения. Но если папа был дома, у нас не было праздников». Татьяна не раз вступалась за детей перед мужем, пыталась оградить от плети. Но тем самым только злила мужа. Что её было делать? Уходить? Только кому она будет нужна с пятью детьми в маленьком посёлке? Да и дети вроде притерпелись к побоям, вот и плачут меньше…
Холостой залп Фемиды
Надо отдать должное правоохранительным органам, и в первую очередь — прокуратуре города. Поначалу маховик государственной машины раскрутился в полную силу. Узнав о «воспитательном методе» Янцевича, Фемида разошлась, разозлилась, размахнулась… и обнаружила, что вместо смертоносного меча у неё в руке тоненький прутик. Таким даже высечь не удастся, только комаров гонять…
Выяснилось, что Янцевич своими действиями совершил преступление, предусмотренное статьёй 156 УК РФ «Ненадлежащее исполнение обязанностей по воспитанию несовершеннолетнего родителем, если это деяние соединено с жестоким обращением с несовершеннолетним» — и только.
На суде подсудимый полностью признал свою вину, раскаивался и сожалел. В результате приговором мирового судьи от 18 декабря 2003 года он был признан виновным и ему назначено наказание в виде исправительных работ сроком на восемь месяцев… Через месяц из-за новшеств в законодательстве приговор был изменён, а Янцевичу назначено наказание в виде штрафа в размере 9 тысяч рублей.
И снова благодать опустилась на Сосновку. Тишина. Лишь городскому «оку государеву» почему-то не неймётся. В марте прокурор Белоярского И. Сёмочкин направил в суд исковое заявление о взыскании компенсации морального вреда с Янцевича. А следом ушло и второе заявление — о лишении его родительских прав и взыскании алиментов. Слава Богу, что хоть кому-то не безразлична судьба малышей.
Я не вправе ставить под сомнение логику законодателей, установивших смехотворное наказание за внутрисемейные «разборки», не могу оценивать и действия правоохранительных структур, инкриминировавших Янцевичу лишь статью 156. Но почему, скажем, не 117-ю — «Истязание»? По ней хотя бы предусмотрен реальный срок лишения свободы.
Закон Линча (к счастью или сожалению?) — не наш метод. Поэтому остаётся уповать на Божий суд, которому не указ конвенции, декларации, Европарламент и правозащитники. Надеюсь, рано или поздно Янцевич ответит за свои прегрешения по всей строгости если не закона, то совести.
Да, физически он не успел никого убить, но морально уничтожил многих. Убил в своих детях любовь к отцу, убил веру в сказку, убил надежду на счастливую семью. Исполосовал все лучшие чувства плетью-пятихвосткой, выкинул обнажёнными на мороз, продал за мгновения собственного всемогущества над дрожащими детскими телами.
Но власть над их душами он так и не получил…
2003