Валентина Патранова
В самый разгар войны, в окружном центре появилась трудовая колония с контингентом более 100 человек. Эти данные подтверждают материалы уголовных дел, которые хранятся в Государственном архиве Югры
Деньги, водка и мануфактура
8 июля 1943 года был жарким летним днем. Заключенным трудовой колонии № 11, которая находилась в селе Самарово, а это южная часть Ханты-Мансийска, предстояла работа на рыбоконсервном комбинате – у причала ждал погрузки пароход «Орджоникидзе». Судно перевозило не только пассажиров, но и почтовые посылки, бочки с рыбой. Дары Оби и Иртыша предназначались для воюющей армии.
Утром заключенных доставили на причал. Истощенные от постоянного недоедания люди трудились через силу, поэтому погрузка бочек затянулась на несколько часов. После окончания работы все строем двинулись в колонию.
Как раз в это время от причала отшвартовался пароход, увозивший свободных людей в свободные дали. Осужденные провожали пароход тоскливыми взглядами, не подозревая, что скоро всех их будут допрашивать о том, как шла погрузка, где находилась охрана, кто вел себя не так, как обычно.
После возвращения в колонию сделали перекличку. Получалось, что утром на работу вышли 115 заключенных, а вернулись обратно 114. Пересчитали еще раз – одного человека не хватало. Сверили по спискам – отсутствовал Николай Мелехов. Подняли личное дело: Мелехов, 18 лет, уроженец Тобольского района.
В декабре 1942 года Сургутский народный суд осудил его на пять лет за то, что обворовал магазин в селе Сытомино. Мелехов забрал из кассы магазина 1 400 рублей, украл три литра водки и спирта, а также 67 метров мануфактуры. Несовершеннолетнего «бытовика» отбывать срок отправили недалеко – в Самаровскую колонию № 11.
В трюме парохода
Побег из колонии – ЧП не только местного масштаба, поэтому в расследование включились сотрудники окружного отдела НКВД, начались допросы охраны, заключенных. Начальник конвоя вспомнил, что Мелехов уже был замечен в попытке совершить побег. В тот раз заключенные работали в холодильнике рыбокомбината. Недалеко у причала стояли катер и плашкоут, приближаться к ним было запрещено. А Мелехов пренебрег приказом. Начальнику конвоя пришлось выстрелить в воздух, чтобы предотвратить побег. Заключенный вернулся обратно в холодильник и продолжил работу.
Но, по всей видимости, с той поры стал вынашивать план побега. Парень он был не промах, судя по его делам. Взять, к примеру, дерзкое ограбление магазина в Сытомино. Мелехова не остановило то, что в небольшом селе все на виду, и преступление быстро раскроют, что и произошло. Но он любил риск, вот и на этот раз, воспользовавшись тем, что охрана была не профессиональной – в оцеплении стояли даже девушки – спустился в трюм. Пристраивая бочку с рыбой, огляделся – где бы спрятаться? Укромное место Мелехов нашел под лестницей, и чуть позже, не привлекая внимание охраны, спустился в трюм и больше не вышел наружу. Из охраны никто не заметил исчезновения одного человека из 115, работавших в тот день, и не забил тревогу.
Осмотревшись в полумраке, Николай Мелехов понял: вот она, вожделенная свобода. Несколько часов он не выходил из укрытия – боялся, что кто-нибудь спустится в трюм и его обнаружат. Но время шло, в трюм никто не заглядывал, и он покинул место, где прятался. Для Мелехова не существовало понятия «чужое»: если что-то попало на глаза, значит, оно должно ему принадлежать. Именно так было, когда он осматривал полки магазина в Сытомино. Вот и теперь, увидев сваленные в углу почтовые посылки, понял: повезло! Без зазрения совести Мелехов распотрошил две из них. В посылках он обнаружил муку, буханку хлеба, две пол-литровые банки со сливочным маслом, пять мужских рубашек и полуботинки с галошами.
Кому муку? Кому полуботинки?
Теперь надо было решить, как со всем этим богатством выбраться из трюма. На его счастье на одной из остановок, когда пароход долго стоял, матрос открыл трюм и, не заглянув внутрь, удалился, и Мелехов выбрался на палубу. Коммуникабельный, он легко вступал в разговоры с пассажирами и ненароком интересовался – не нужна ли мука, вещи?
При существующей карточной системе распределения товаров свободная продажа практически отсутствовала. Тот, кто по крохам собирал посылки родным и близким, обрекал себя на голод, но это не волновало Мелехова. Он продал чужую муку пассажирам парохода, а также пять рубашек, полуботинки и выручил 300 рублей. Галоши обменял на картошку, а хлебом и маслом в пути питался сам.
Но не долго длилась свободная жизнь заключенного Мелехова. Проведя расследование и восстановив картину произошедшего, в окружном отделе милиции пришли к выводу, что совершивший побег может находиться на борту парохода «Орджоникидзе». 11 июля капитан получил радиограмму: обнаружить беглеца и задержать.
Команде пришлось устроить проверку документов у всех пассажиров, так был обнаружен сбежавший преступник. На ближайшей остановке, в селе Уват, его уже встречала милиция. Беглеца поместили в камеру предварительного заключения, где он пробыл почти месяц. Никто его здесь не допрашивал, как не допрашивали и в Тобольской тюрьме, куда перевели Мелехова.
Судя по всему, дальнейшая судьба обвиняемого особо никого не волновала, так как в Ханты-Мансийск его доставили только в ноябре 1943 года. Возможно, столь неповоротливый механизм правоохранительной системы явился следствием нехватки кадров в милиции в военное время. Но, что скрывать, и сегодня, в мирное время, те, кто преступил закон, месяцами, а то и годами ждут своей участи. Дождался и Мелехов.
Цель – увидеть сестер
Больше трех месяцев длилась эпопея, связанная с его возвращением в Ханты-Мансийск, а следствие велось всего три дня – с 15 по 18 ноября 1943 года. На вопросы следователя: какую цель он ставил, совершая побег? – Мелехов ответил: «Моя цель была – добраться до дома и увидеться с двумя малолетними сестрами, так как мать умерла. Других целей у меня не было». А на вопрос: имеются ли родственники, которые сражаются на войне? – Мелехов ответил отрицательно. На том следствие и завершилось.
Какие выводы были сделаны в отношение тех, по чьей халатности преступнику удалось совершить побег, – неизвестно, но о самом Мелехове снова забыли на полтора месяца. Лишь 30 декабря 1943 года состоялось подготовительное заседание коллегии по уголовным делам Ханты-Мансийского окружного суда. Материалы расследования рассматривались в закрытом судебном заседании, протокол хранится в Государственном архиве Югры.
Это удивительный документ – протокол написан от руки на узких, склеенных между собой этикетках от рыбных консервов, которые в годы войны выпускал Ханты-Мансийский рыбокомбинат. На оборотной стороне документа читаем: «Сырок. Котлеты сиговых пород. Наркомпищепром СССР. Обьгосрыбтрест». Это наглядная иллюстрация к тому, какая была нужда в бумаге в годы войны. Да разве только в ней одной?
Копию обвинительного заключения Мелехову вручили 7 января 1944 года, и снова потянулись томительные дни ожидания приговора суда. Наконец 17 апреля 1944 года состоялся суд. Свою вину в совершении побега Мелихов признал и с последним словом обратился к суду: «Прошу учесть мою молодость и не определять суровую меру наказания». Похоже, эти слова подействовали на судью, да и вид истощенного молодого человека, который, по его словам, всего лишь хотел навестить своих сестер-сирот, не мог не вызвать сочувствие. Молод, оступился, с кем не бывает?
Судья, присовокупив неотбытый срок, назначил наказание: 6 лет лишения свободы и на 3 года поражение в правах. Современному человеку словосочетание «поражение в правах» ни о чем не говорит. А в те годы это считалось серьезным наказанием: гражданин не имел права в течение трех лет участвовать в избирательной кампании. Такое клеймо выдавало человека политически неблагонадежного.
Голод толкал на преступление
Но Николаю Мелехову так и не пришлось участвовать в выборах. Что же помешало ему? Новый срок, который он получил через несколько месяцев. После суда его направили отбывать наказание в колонию №3, которая базировалась в поселке Луговском Самаровского, ныне Ханты-Мансийского, района. Из материалов дело неясно – то ли это была переведенная из окружного центра колония № 11, то ли новая колония № 3, но все заключенные обязаны были трудиться на Белогорском деревообрабатывающем заводе.
Если мы говорим о плохом питании в годы войны мирного населения, то что говорить о заключенных? Острое чувство голода толкало их на новые преступления. Какие? – об этом стало известно во время следствия. Все началось с ревизии на складе колонии № 3, где хранились продукты. Явных следов взлома видно не было, но продукты регулярно исчезали – мука, сахар, масло, крупа…
В помещение воры проникали через крышу, и вскоре удалось выявить преступную группу, во главе которой стоял заключенный Калинин, хлеборез из столовой. У него самого выявили недостачу – 21 килограмм хлеба. В группу входил и Николай Мелехов, который на очной ставке признался, что трижды проникал в склад.
В ходе следствия было раскрыто еще одно преступление. На территорию деревообрабатывающего завода, где под охраной работали заключенные, забегали домашние животные, принадлежавшие местным жителям. Однажды появившийся здесь поросенок привлек внимание Калинина, он предложил поймать его и зарезать. Вместе с Мелеховым они затащили поросенка под мост, но сделать с ним ничего не смогли, так как животное своим криком всполошило охрану, и поросенка отпустили.
Тогда Калинин переключил внимание на теленка, который тоже бродил в зоне. С ним поступили так же: связали животное, затащили под мост, и здесь деревенский житель Николай Мелехов порешил теленка. Мясо завернули в шкуру и оставили в яме под мостом. По мере надобности брали сколько надо и уносили в барак.
Таким образом, по совокупности всех деяний, а в этот раз он участвовал в групповом преступлении, Николай Мелехов был осужден на 10 лет. Вышел ли он когда-либо из мест заключения или судья продолжал плюсовать ему сроки – неизвестно, но одно очевидно: ошибки молодости дорого обошлись деревенскому парню – три судимости за два года…
