…Реконструкция построек русских в Сибири, относящихся к XVII — XVIII вв., позволяет открыть неизвестные страницы в истории освоения сибирских земель.
Исходными материалами для воссоздания облика построек XVII — XVIII вв., в основном, являются архивные источники. По переписным книгам городских дворов, отпискам в Сибирский приказ воевод и представителей воеводской администрации, актам купли-продажи дворов, различным челобитным, можно судить о наиболее ранних постройках XVII и XVIII вв. Ценны также графические изображения, зарисовки и планы, иконописные изображения, позволяющие судить о внешнем виде построек.
Особый интерес для реконструкции представляют избы с нагородью, зимовья, острожки, крепостицы, выполнявшие функции жилья и оборонительного сооружения. В описаниях присутствуют такие элементы построек, как «сени прирубные с верхним… боем», т.е. с надстройкой для возможности вести наблюдение и боевые действия. Еравинский острожок (1676 г.) состоял из двух изб с сенями между ними. Поверх изб и сеней были сделаны нагородни с бойницами, а перед избами поставлена острожная стена. Тункинская крепостица (1676 г.) представляла собой сооружение, составленное из двух изб под башнями и двориком между ними. Эти башни, возможно, имели четырехскатные крыши шатром, которые очень скоро приобрели символический смысл русского присутствия в Сибири. Крытая башня с бойницами под «огненный бой» стала символом основательности, обеспеченности материальными условиями обороны. В таком своем значении башни и башнеподобные сооружения распространялись у аборигенов Сибири, сохранившись до наших дней в Якутии.
На реке Тунгуске было найдено зимовье начала XVII в., огражденное двойной рубленой стеной — тарасами. Опираясь на имеющееся описание, можно сказать, что изба имела размеры приблизительно 6,5×10,5 м и была построена по типу пятистенка; к ней примыкали многочисленные клети, поставленные глаголем, образуя узкий замкнутый двор. Для острожков была характерна затесненность пространства. И вообще, компактность была одной из характерных черт русских поселений в Сибири. Из грамоты царя Михаила Федоровича архиепископу Киприану (1621 г.) можно почерпнуть дополнительные сведения об общем виде застройки сибирских городов и острогов:
«А во всех городех и в острогех, которых ты мимо ехал, дворишка поставлены худые и тесные, а хоромишка все крыты соломою».
Там же говорится о том, что площадей не было, ширина улиц составляла всего полторы сажени (около 3 м), а постройки стояли близко друг от друга.
Одним из редких примеров русских острогов в Сибири, сохранившихся до наших дней, является Казымский острог. Его руинированные остатки были изучены в 1970-е гг. археологами и архитекторами. Сравнение известных описаний Казымского острога и результатов их исследований выявили существенные противоречия, основным из которых являлось количество башен в остроге, что стали связывать с особенностями построения пространства именно этого острога. Обращало внимание и странное зонирование острога, при котором его восточная часть была практически свободной от сооружений. Дальнейшие работы по воссозданию облика острога, проведенные автором совместно с В.Н. Куриловым показали, что всем этим обстоятельствам существуют вполне логичные объяснения.
Видимо, строительство острога осуществлялось в несколько приемов, что было упущено предшествующими исследователями. Вначале, возможно на исходе 1730-х гг., было построено укрепленное зимовье, увенчанное башней со сторожевой вышкой, затем в комплекс вошли «аманатская изба» и избушка. Далее, скорее всего в 1745 г. вокруг зимовья поставили тын с двумя проездными башнями. Тогда Казымский острог стал представлять собой огражденную почти четырехметровым стоячим тыном территорию в виде неправильного четырехугольника, приближающегося по форме к трапеции с одним прямым углом. Его две проездные башни стояли в продольных стенах, причем одна была обращена к реке, а другая к дороге и к существовавшему здесь в это время хантыйскому селению. Внутри острога, в его северо-западном углу находился комплекс зданий, состоявший из башни-зимовья, вытянутой вдоль западной стены острога избы «со связью», небольшой сторожки, расположенной рядом с северной башней и, возможно, «аманатской избы»-полуземлянки. После 1751 г. острог потерял значение укрепления, но до начала XX в. его площадка использовалась как место ярмарочного сбора.
Исследователи, посетившие острог, когда он уже перестал действовать как оборонительное сооружение, видели его в разной степени разрушения. Поэтому каждый из них об одном и том же здании сообщал то, что видел: одни говорили о башне, другие — о «старой избе» (верхняя часть сооружения уже отсутствовала). Так появились разночтения в количестве башен острога. Очевидно, что в середине XVIII в. в остроге было все же три башни, одна из которых стояла внутри острога, две другие были встроены в окружающую его стену.
Постройка двух проезжих башен по оси острога имела серьезный недостаток, так как это ограничивало обзор местности с каждой из них. Поэтому можно предположить, что средняя по расположению в остроге, самая крупная и высокая башня-зимовье могла иметь караульную вышку. Расположение башни в одной из вершин треугольника, образуемого всеми тремя сооружениями, способствовало обеспечению прекрасного обзора и в направлении реки, протекающей с юга, и сухопутной дороги-зимника, проходившей по береговому валу Казыма с северной части острога. Такой тип смотровой вышки хорошо известен для сибирских городов и острогов XVII века.
Что касается следов построек, в том числе довольно крупных, прослеженных на территории острога экспедициями 1969-1973 гг. то нельзя не предположить их разновременность. Так, например, какие-то следы на земле должны были оставить указанные Дуниным-Горкавичем «4 старые лавки-амбара», по всей вероятности, построенные уже после того, как острог прекратил свое существование. Именно к ним можно отнести следы срубных построек в центре острога и его юго-восточном углу. Представляется несколько поспешной реконструкция Н.П. Крадиным плана постройки, располагавшейся в центре как типичной церкви, с трапезой и алтарной апсидой, так как мы не имеем никаких сведений о существовании какого-либо культового строения в Казымском остроге, а отсылки Н.П. Крадина к документам о постройке церкви в «селе Казымском» ведут нас, как показала А.А. Люцидарская, не в Юильск, а в устье Казыма, в селение, которое до середины XIX в. называлось Казымским, а затем стало называться Полноват (Полноватское).
В восточной части острога построек было мало или не было совсем. Возможно, эту часть острога предполагалось использовать как торговую площадку и место сбора жителей на случай опасности, скажем, при межродовых конфликтах. Ведь одной из причин строительства Казымского острога было обострение отношений в первой половине XVIII в. между хантами и ненцами, живших в нижнеобской тундре, причем нападающей стороной были ненцы. Если принять во внимание это обстоятельство, то обнаруживающееся зонирование острога на восточную и западную половины выглядит вполне логичным: в первой из них должно было укрываться от врагов мирное население, а во второй размещался гарнизон. В таком виде и при таком составе построек Казымский острог являлся вполне типичным сооружением русских в Сибири в XVI-XVIII вв.
Пространство, образуемое постройками острожков и зимовий, было максимально замкнуто. Вместе с тем, для него была характерна и разновысокость зданий, благодаря специальным конструкциям, что обеспечивало возможность обзора окружающей территории. Все это придавало сооружениям хорошие оборонительные свойства. Кроме того, их образ приобретал и символическое значение. С течением времени при изменении потребностей людей, трансформировалось и пространство поселений.
