Н. Вигилянский. «Сталинская трибуна», 12.12.1945
Представьте себе — партия, советские и хозяйственные организации посылают вас в непроходимую тайгу, на живописный, высокий берег реки Конды и дают задание: вот в этих мecтax, военными темпами, надо создать завод, поселок и все при поселке, что нужно для нормальной, культурной жизни людей. Пока что вы видите только кедры, огромные, как шестиэтажные дома, березы и осины, тянущиеся выше кедров прямыми, голыми стволами, чтобы там, наверху — выбросить свою листву пушистыми букетами — поближе к солнцу.
Под вашим руководством несколько десятков рабочих, в большинстве своем никогда не державших в руках топоров. У вас нет в достаточном количестве ни гвоздей, ни кирпича, ни жести, ни стекла. Но строить надо, и строить как можно скорое — на фронтах ожесточенная война,в которой решаются судьбы страны.Надо дать больше рыбы фронту, тысячи людей как бы смотрят на вас издалека и требуют: Скорее, скорее!..
Вы мало спите — во всем нехватка, казалось бы, безвыходные трудности. Но вы напрягаете всю свою смекалку, изворотливость, подхватываете, поощряете опыт мастеров. Вот скажем, нехватает стекла для вторых рам. А что если сплести толстые маты из сена, прикрывать ими все окна на ночь и часть окон в морозные дни, если сложить в домах печи улучшенной конструкции, с большими боровами, с девятью ходами — из кирпича, поставленного на ребро?
За год с небольшим на месте дикого леса вы возводите рыбозавод поселок, ясли, столовую, баню, радиостанцию, уютную гостиницу для приезжающих. В столовой завода кормят рабочих вкусными обедами из дичи своей заготовки и из овощей с местных огородов, у новой пристани дымит пароход, стучат катера,и в первый год работы ваш завод по всем показателям перевыполняет планы. И это — в дремучем лесу, где несколько месяцев назад только медведи трещали сучьями, в местах, где столетиями не слышно было голоса человека. Представьте себе все это — и вы поймете, за что Любит Север строитель и первый директор Учинского рыбозавода Борис Павлович Розенберг, отдавший Северу многие, лучшие годы своей сознательной жизни.
Сотрудница Академии наук СССР Наталья Федоровна Прыткова впервые приехала на Казым в 1932 году. Даже жителю Ханты-Мансийска Казым представляется далеким, глухим захолустьем.И в самом деле — для того, чтобы добраться до культбазы oт Кондинска нужно проехать зимой более 200 километров на оленях, по тайге, болотам, где не встретишь на всем пути ни одного человеческого жилья, и ночевать в снегу, среди пасущихся оленей. А чтобы летом добраться от Культбазы до Нумто, надо 9 суток итти пешком по сплошному болоту.
Наиболее суеверное и отсталое кочевое население жило на Казыме. Женщина в домене смела приблизиться к святому, «шайтайнному» углу. Вещь, через которую перешагнула женщина, считалась у кочевников опоганенной, такую вещь или выбрасывали, или с особыми заклинаниями освящали, окуривали дымом. Дети в чумах оленеводов жили в грязи, в дыму и холоде, вымыть ребенка считалось у кочевников ужасным грехом.
Но еще в те годы, Прыткова нашла у казымского населения много своеобразного и привлекательного в быту. Расшитые, яркие попоны на оленях, сказочно-красивыми пятнами выделялись на снегу. «Сахи» — женские шубы из молодых оленей шились со вкусом, с художественной отделкой, каждая шуба была произведением искусства. Велика была сноровка казымских ханты-охотников. Они строили остроумные ловушки для медведей. Медведь, проникая в щель изгороди за приманкой — убитым оленем, сам спускал по пути тетиву большого лука, и стрела поражала медведя в голову.
Неуютно, страшновато было ездить по кочевьям, но вернувшись в Ленинград, разбирая коллекции материалов, свои записи, зарисовки казымских художников-самородков. Н.Ф Пруткова чувствовала, как начинает скучать по Казыму. За 10 лет Академия наук трижды командировала ее на Казым, и за это десятилетие Казым изменился больше, чем за предыдущие 500 лет.
Все население перешло из кочевых чумов в дома оседлых поселков — Помут, Кислор, Хуллор, Амня. Появились коровники в колхозах, овощеводство, посевы, в двух колхозах электричество освещает каждый дом. Дети спят в интернате на пружинных кроватях, старухи-казымки ходят в кабинет электролечения на диатермию и синий свет. Еще во второй свой приезд Прыткова, чтобы не оскорбить местных обычаев, старалась не подходить к «шайтанным» углам, не переступать через вещи, упавшие на пол, и пожилые женщины казымки, усмехаясь, говорили ей: «Теперь этого уже не нужно…»
«Теперь этого уже не нужно!..» В несколько месяцев разлетелись суеверия, жившие столетиями! Изучив казымский диалект, овладев им в совершенстве, как русским языком, Н.Ф. Прыткова в свой последний приезд прожила на Казыме более 4 лет. Помимо основной работы, она преподавала активу культбазы ханты язык, помогала выпускать стенгазеты, устраивала вечера самодеятельности.
В последний год Прыткова уже вздыхала иногда: «Надоел Казым. Хочется скорее вернуться в Ленинград». Но поехав в Ленинград, она не так волновалась за свой личный багаж, как за коллекции и материалы по Казыму.
Число таких примеров можно было бы умножить до бесконечности. «Какой же вывод хотите сделать вы из всех этих примеров?» — спросят читатели. Вот какой вывод. Есть хорошая, старинная пословица: «Не место красит человека, а человек красит место». В любом краю нашей страны по-настоящему вложите силы и способности свои, вложите душу в любое, пусть самое маленькое дело, и когда увидите результаты своего труда, полюбите край, каким бы нелюдимым он вам ни казался вначале. А если человек подходит к жизни только как потребитель и ждет: «Устройте, наладьте, организуйте, приготовьте мне все — и вот тогда я приеду…» — такой человек нигде не будет счастлив. Пусть он объедет весь белый свет, проездит двадцать, тридцать лет, в конце концов он все-таки останется с пустым сердцем, у разбитого корыта.
Я измерение показал в этих очерках людей разнообразных. Путь их не всегда был ровен. Они имели свои победы и свои поражения. Одни работали лучше, другие хуже. Иные из них не раз подумывали: «В Крыму сейчас цветут розы, а у нас в Самарово грязи по-колено!..» Но вздыхая так, они работали, строили новую жизнь и проникались постепенно любовью к своему краю.
