Борис Карташов
Приговор приведен в исполнение
Передо мной дело № 31245 по обвинению Барановой Екатерины Ивановны по статье 58–6 УК РСФСР, арестованной как агент германской разведки Надеждинским (ныне Серовским) Городским НКВД Свердловской области. Это моя родная бабушка. Наконец–то стала известна последняя страница ее трагической жизни: с 18 декабря 1937 года по 14 января 1938 года. С момента ее ареста оперуполномоченным третьего отделения управления НКВД г. Надеждинска Ивановым (имя и отчество почему–то не указано) и до осуждения особой тройкой ГУГБ НКВД по статье 58–6 УК к высшей мере наказания (расстрел). Он был приведен в исполнение 14 января 1938 года, согласно протокола № 168.
Санкционировали высшую меру начальник УП НКВД по Свердловской области комиссар госбезопасности третьего ранга Дмитриев и прокурор УРПАЛВО бригадный военный юрист Петровский, с чем был согласен начальник Надеждинского ГО НКВД старший лейтенант Трубачев (страна должна знать своих героев. Прим. автора).
Вот так последний путь человека – 28 дней и ночей. Я пытаюсь представить, что думала моя бабушка в это время, как себя вела, что говорила на допросах на самом деле. Ведь согласно протоколу она созналась в шпионской деятельности в пользу Германии. На самом деле ее вина лишь в том, что она не отказалась от мужа, расстрелянного в 1924 году, якобы за участие в контрреволюционном мятеже в Крыму. Бабушка начинает рассказывать следователю (а тот записывает в протокол с ее слов), как она тайно, конспирируясь, встречается с резидентом германской разведки, получает от него задания. Причем, в начале в Крыму до раскулачивания в 1930 году, а затем бабушку этот резидент нашел на Урале и приказал поджигать лес, вести контрреволюционные разговоры против Советской власти, руководства НКВД и Советского государства…
Поистине, бумага все терпит. Этот абсурд аккуратно запротоколирован и подписан. Маразм, который трудно объяснить. А ведь он длился в стране несколько десятков лет.
Впрочем, позволю себе процитировать часть протокола допроса моей бабушки, который послужил основанием для высшей меры наказания.
«До моего ареста и высылки на Урал я выполняла ряд поручений даваемых мне, (далее вымаранное чернилами имя того резидента Германской разведки) контрреволюционного характера. Он мне часто говорил, когда мы встречались, что задания, которые я выполняю, даются немецкой разведкой, и я выполнять их должна осторожно и аккуратно. В одном из разговоров он мне сказал, что он начинал с 1925 года находиться на связи с одним известным немецким разведчиком Джековым. Когда в 1930 г. меня выслали на Урал у меня с (опять вымарано чернилами имя) встречи временно прекратились, стала вести переписку с 1931 г. как я уже сказала до 1935 г. А он до 1935 года проживал в Крымской АССР, а с 1932 года уехал в Германию, а затем в Швейцарию.
Из Швейцарии мне писал письма, посылал денежные переводы (это в тайгу что ли? прим. автора.). И так до 1935 г. Затем временно связь у меня с ним прервалась, и причины мне неизвестны, почему он перестал писать и отвечать на мои письма.
По прибытию в ссылку Надеждинского района в пос. Пасынки 1934 г. познакомилась и близко сошлась с немкой Розой (фамилия вымарана чернилами), которая оказалась посыльной моего знакомого. У нас с ней были длинные и частые беседы на контрреволюционные темы, всячески выражая свое недовольство и озлобление против Советской власти, руководителей ВКПБ и Советского правительства. Часто сходились во мнениях о необходимости вести борьбу с Советской властью, путем насильственного свержения Советской власти, причем Роза обращала мое внимание, что в этом деле поможет ее родная страна – гитлеровская Германия и которой мы должны помогать. Я уже помогала практически: по заданию германской разведки совершила три поджога лесных массивов на территории Сосьвинского леспромхоза, в результате чего выгорела большая площадь строевого леса. Об этом я сказала Эльвейн (наконец-то фамилию Розы следователь не вымарал чернилами, видимо просмотрел. Прим. автора). После чего предложила быть у нее на связи и выполнять ее поручения. На что я дала согласие».
Так и представляю: сидят две женщины в таежном, богом забытом поселке и планируют убить Сталина, Калинина, свергнуть Советскую власть. И все это в 50 километрах от г. Серова, 500 км от Свердловска и более 2000 километров от Москвы. Это ж как надо было издеваться над человеком, чтобы он подписал эту чушь. Хотя, мне рассказывали – натягивают на голое тело резиновую рубаху и ставят на солнцепек. Рубаха нагревается, и через некоторое время ты сознаешься во всем, о чем тебя просят. Человек при этом испытывает адские муки.
Однако продолжим цитировать протокол допроса.
«… Вопрос: Укажите, какие поручения Вы получали от агентов немецкой разведки.
Ответ: Вести контрреволюционную агитацию против Советской власти. Распространять всяческую клевету по адресу Советской власти, руководителей ВКПБ и Советского правительства. Совершать различного рода диверсии. С тем, чтобы всячески подорвать мощь Советского Союза.
Вопрос: Вы практически выполняли даваемые Вами поручения?
Ответ: Да, я практически выполняла даваемые поручения.
Вопрос: Укажите конкретные факты Вашей практической деятельности, как агента немецкой разведки.
Ответ: Фактов было много и я их все не припомню…»
(Орфография и стилистика сохранена по оригиналу).
На этом можно было бы поставить точку. Ведь сейчас всем понятно, что такие дела фабриковались тысячами. Так власть боролась против своего народа.
Однако приведу еще несколько знаменательных дат из последних дней жизни бабушки. 18 декабря 1937 года ее арестовывают в п. Перерождение и привозят в тюрьму г. Надеждинска (Серова). 20 декабря Екатерину Ивановну перевозят в Нижнетагильскую тюрьму. 8 января 1938 года она уже в Свердловской тюрьме. 14 января 1938 года расстреляна.
А на автомобильной трассе Свердловск–Ревда сейчас стоит обелиск в память жертв политических репрессий. Среди тысяч имен есть и Баранова Екатерина Ивановна: годы жизни 1881–1938 гг. Это моя бабушка. Она захоронена здесь. Обелиск постоянно утопает в букетах цветов. Всегда много людей стоят около него, обнажив головы. О чем они думают?
«Бог знает как бы сложилась жизнь»
Я читаю документы Государственного архива автономной республики Крым, направленные в Феодосийскую городскую комиссию по вопросам восстановления прав реабилитированных. В них история жизни моих родителей, дедов, бабушек раскулаченных и сосланных, как «врагов народа» на Урал. Оттуда я узнал, каким богатством они владели и как были (уже после смерти) реабилитированы.
Бабушки
Как следует из протокола № 41 заседания Крым ЦИК от 25 марта 1930 года. «Баранова Екатерина Ивановна была лишена избирательных прав на основании п. «П» статьи 15 Инструкции ВЦИК о выборах, как находящаяся в материальной зависимости от лица, лишенного избирательных прав». В переводе с канцелярского языка на обыкновенный, это означало, что она виновна в том, что была женой «Баранова Дмитрия Митрофановича (моего деда по материнской линии), которого расстреляли в 1924 году за участие в контрреволюционном движении». Моя бабка не отказалась (как в те времена было принято) от мужа и была выслана на основании решения общего собрания деревни на Урал в 1930 году вместе с детьми: сыновьями Павлом – 19 лет, Митрофаном – 16 лет, Дмитрием –15 лет, и дочерью Марией – 18 лет (моя мама). При этом имущество семьи было конфисковано в недели¬мый капитал колхоза, а именно: «… земли 13,75 сажен, фруктового сада 0,8 гектара, две лошади, две коровы, одна свиноматка, один плуг, один буккер, одна лобогрейка, одна бричка».
Екатерина Ивановна провела в ссылке семь лет. 1937 году она была арестована по подозрению в шпионаже в пользу Германии и расстреляна в г. Екатеринбурге.
Карташова Пелагея Яковлевна 50 лет, жена дедушки по линии отца, лишена избирательных прав на основании «п. «а» статьи 14 Инструкции ВЦИК о выборах, как применявшая наемный труд с целью извлечения прибыли…». Она сги¬нула в 1930 году без вести. Забрали работники ГПУ – и пропала.
Дедушки
Баранов Дмитрий Митрофанович, участник первой мировой войны, в 1915 году попал в плен. Находился на территории Австро-Венгрии два года. Состоял в гражданском браке с поданной Австро-Венгерской империи Анной-Марией (фамилия неизвестна). Родилось две дочери. В 1918 году по настоянию гражданской жены вернулся к законной семье в Крым. «…Здесь двое детей, там – четверо. Ты нужнее в России…», якобы сказала Анна-Мария. Вернулся на родину, чтобы в 1924 году его расстреляли, как участника антисоветского заговора. В книге «Заговоры против Советской власти» есть пояснение, что это заговор под руководством Председателя ЦИК Крым был сфабрикованный ГПУ для внутрипартийных разборок.
Карташов Федот Иванович. Согласно выписке из протокола № 177 Центральной комиссии при КрымЦИКе от 11 июня 1930 года сказано,» …Карташов Федот Иванович 59 лет лишен избирательных прав на основании п. «а» статьи 14 Инструкции ВЦИК о выборах, как применявших наемный труд с целью извлечения прибыли. Состав семьи – жена Карташова Пелагея Яковлевна и сын Карташов Пантелей Федотович 1906 года рождения (мой отец). Имущественное положение: три коровы, три лошади, два вола, 15 овец и четыре улья, собственной земли свыше 400 десятин…»
Надо сказать, что Федот Иванович Карташов воевал в империалистическую войну, так же, как и отец матери, попал в плен, где провел три года. Мой отец вспоминал, что деда отличали громадные усы, которые на ночь он закладывал за уши и обвязывал повязкой.
— У Буденного гораздо меньше были… – говорил отец.
Федот Иванович не был сослан на Урал. Его арестовали в Крыму в 1930 году. В тюрьме он умер якобы от воспаления легких.
В ссылку попал только мой отец – Пантелей Федотович, который прожил 84 года. Он сумел не только выжить, но и создать семью, вырастить восьмерых детей. Умер в 1990 году так и не узнав, что всю жизнь страдал зря – не виновен – вердикт комиссии в соответствии со ст. 3 Закона Украинской ССР о реабилитации жертв политических репрессий от 17 апреля 1991 года.
Вместе с мамой на Урал сослали и двух братьев Павла и Дмитрия.
Дядя Павел всю жизнь проработал на шпалорезке, и умер через несколько дней после выхода на пенсию, когда ему исполнилось 60 лет. Но пенсию получить так и не успел, скончался за два дня до выплаты.
Дядя Митя получил звание стахановца на Серовском металлургическом комбинате в конце 30-х годов, в 1942–43 годах воевал на фронтах Великой Отечественной, был ранен, награжден орденами и медалями. Умер в возрасте 75 лет. Причем скончался, когда на мотоцикле (в качестве пассажира) ехал на похороны моего отца в соседнюю деревню.
Дядя Митрофан сбежал из ссылки и всю жизнь скрывался в Крыму. Вначале от Советской власти – как раскулаченный, затем от немцев в годы Великой Отечественной войны. Потом опять от власти т. к. был в фашисткой оккупации, и так до самой смерти. Работал сторожем на дальней бахче. Все местные знали его судьбу, но не выдали.
Мама – Мария Дмитриевна, святая женщина, родила и воспитала нас – восьмерых детей. Вся ее жизнь – была в нас. Уже в пожилом возрасте она говорила «…Еще не известно, что лучше – остаться в Крыму или здесь прожить на Урале. Здесь хоть вы все со мной, значит, прожила жизнь не зря. А останься там – Бог знает, как бы сложилась жизнь…» Когда она умерла, ей было 72 года.
Это было 8 марта 1983 года – день годовщины ее золотой свадьбы.
Продолжение следует…
