Борис Карташов
Бочка
Во дворе, около крыльца стояла двухсотлитровая деревянная бочка для дождевой воды. Лето было засушливое – дождей не было, и бочка простаивала без толку. Мама прикрыла ее домотканым половиком, который сушился таким образом. После обеда трехлетняя Аля вышла поиграть на крыльцо. Заинтересовалась домотканым половиком: стала его разглаживать, наклонилась и… очутилась в бочке. Сверху, как одеялом ее накрыло этой домотканой материей. Пыталась вылезти – не получилось. Кричала, звала маму, папу, сестер – бесполезно, никто не слышал. Выплакавшись, незаметно уснула. Мама спохватилась часа через два: дочка пропала. Обежала все более значимые места, где могла играть Аля. Не нашла. Бесполезно. Близкая к истерике, она устало присела на крыльцо. Вдруг слышит что-то шеборшит в бочке. Моментально заглянула туда. В бочке увидела спящую дочку. Та проснулась от прикосновения мамы и пробормотала:
— Мама, ты, где так долго была. Я уже устала ждать, — и протянула ручонки к ней.
Пожар
Лиде было скучно. Она разругалась с подружками, ее облаяла соседская собака, даже собственный козел пытался боднуть острыми рогами. Девочка подобрала длинную палку и стала стучать ей по забору. Случайно попала в раму соседского дома. Из окна выглянула тетя Фрося. Лида испугалась и неожиданно прокричала:
— Пожар, пожар, — и от страха побежала вдоль домов, стуча уже в каждое окно, продолжая кричать: — Пожар, пожар, — и так до конца улицы.
Люди выскакивали из домов, спасаясь от мнимого пожара:
— Где? У кого? Что горит? – Паника, мат, слезы.
А Лида юркнула под корягу и спряталась.
— Да это Лидка Карташова баламутит, — ругается тетя Фрося, вот чертова девка, что удумала.
Позже отца дважды вызывал уполномоченный НКВД, пытаясь выяснить, для чего его дочь устроила эту провокацию. Откуда ему было знать, что Лиде было скучно, ведь ей всего шесть лет, и через два месяца начнется война.
Розочку спасайте
Брат Володя подобрал где-то щенка-дворнягу. Уговорил маму приютить его. Щенок вырос и превратился в дворнягу, которую в семье шутливо называли «Розой». Она стала любимой собакой брата. Роза отвечала взаимностью. Однажды мама послала Вовку за водой для коровы. Для этого недалеко от дома на болоте был вырыт небольшой водоем, к которому вел дощатый тротуар. Брат взял ведра и пошел туда. Собака крутилась у его ног. Стал набирать воду, поскользнулся, упал, столкнув Розу с узкого тротуара в водоем. Дворняга от неожиданности нырнула с головой под воду и стала барахтаться. А Володя метался по тротуару и сквозь слезы кричал:
— Розочку спасайте, Розочку.
Это услышал сосед. Прибежал, стал искать Розу, считая, что это девочка. Не нашел. Сходу прыгнул в воду, пытаясь найти ребенка. Дворняга в этот момент подплыла к берегу. Вылезла, отряхнулась, справила малую нужду и стала ласкаться о ноги Вовки.
– Розик, Розик, — брат не верил своему счастью.
Сосед понял, в чем дело, смачно выматерился и пошел домой. А вечером все смеялись над Вовкой, передразнивая его:
— Розик, Розик иди сюда.
Он обижался.
Сука лысая
Муж старшей сестры Валентины Петр работал секретарем парткома леспромхоза. В его кабинете висел огромный портрет тогдашнего первого Секретаря ЦК КПСС, Председателя Совета Министров СССР Никиты Сергеевича Хрущева. В октябре 1964 года его отправили на пенсию за перегибы и ошибки. Для Петра это был шок. Он, детдомовец, воспитанный комсомолом и партией, безоговорочно веря руководителям государства, вдруг узнает, что Хрущев был не прав. Зять снял портрет со стены и унес его к себе домой. И в этот же день до чертиков напился со свояком – любителем выпить по любому поводу.
Валентина вечером пришла к нам расстроенная данной ситуацией. Побыв в доме некоторое время, попросила меня сходить к ним на квартиру – узнать, что делает ее муженек. Я подхватился тут же: было очень интересно понаблюдать за пьяным зятем, и побежал к ним. Стучусь. Тишина. Стучусь сильнее. Из-за двери раздается пьяный голос Ивана – собутыльника:
— Вам кого?
— Открывай, это я, Борька.
Иван долго возится со щеколдой, наконец, открывает и, глядя сквозь меня, спрашивает:
— А вы хто будете?
— Ты, что не узнаешь, — возмущаюсь я, захожу на кухню. Бардак, какого свет не видел: огрызки закуски, пустые бутылки, опрокинутое помойное ведро с картофельными очистками. У стены – портрет Хрущева, рядом секретарь парткома с кухонным ножом в руках. Взмах, и на полотне появляется большая дыра.
— Что, сука лысая, получил, — сквозь пьяные слезы кричит Петр, — на еще, волюнтарист долбанный, — и так, пока до тех пор, пока портрет не превратился в лохмотья.
На следующий день зять пришел к маме домой, виновато пряча глаза, извиняться. Потом, улучив момент, тихо спросил меня:
— А кто портрет Хрущева порезал?
Вскоре его перевели начальником лесопункта. Прошло более сорока лет, но Петр до сих пор считает, что это сделал не он.
Торт на 8-е марта
В начале шестидесятых годов, зять Петр работал начальником лесопункта. То ли время было такое, то ли работа накладывала свой отпечаток, но стал он частенько прикладываться к сорокоградусной. Пил без удовольствия, по необходимости: то с инспектором по технике безопасности, то с директором, то с работником лесхоза. Наутро сильно болел, клялся, что больше не будет. И, правда, в последнее время изменил тактику: приглашал своих гостей на обед. Там прилично накачивался и тут же уходил спать к теще, т.е. к нам. Отсыпался до вечера, возвращался домой помятый, но трезвый.
Дочери мать об этом не говорила, но шила в мешке не утаишь. Валентине все стало известно. И она решила проучить муженька. Когда в очередной раз Петр Федорович пришел укрыться от собутыльников и улегся отдыхать, Валентина вооружившись иголкой с ниткой, пришила его к матрацу, подушке, одеялу. Затем резко разбудила спящего. Петр, видя перед собой жену, попытался встать. Но не тут-то было. Какая-то неведомая сила вновь и вновь укладывала его в кровать. В общем, с ним случилась истерика, было уже не до шуток. Обиделся он сильно почему-то на тещу: перестал приходить в гости. Так продолжалось несколько месяцев. И только на 8-е марта принес ей торт (что было в диковинку в те времена) пробурчав что-то о поздравлении. С тех пор он с тещей жил душа в душу. До самой смерти матери.
Елка в рассольнике
Двойняшки Вовка и Колька не только внешне не походили друг на друга, но и характер имели разный, особенно в учебе. Если первый был просто лентяем, хотя и способным, то Николаю учеба давалась с трудом, несмотря на то, что к ней он относился серьезно. Ну не дано было. Была еще одна причина – Колька всегда очень волновался, когда сдавал экзамены или просто отвечал на уроке. Дома, когда готовит какой-либо предмет, все хорошо: чеканит как по писанному, а на людях терялся. Рассказывали, что ему поручили выучить наизусть и рассказать на новогоднем празднике стихотворение о Ленине под названием «Елка в Сокольниках». Мало того, что брат толком не знал что такое «Сокольники», он сильно разволновался и, выйдя на сцену объявил:
— Елка в рассольнике.
Зал взорвался от хохота. Больше Николай никогда не увлекался чтением стихов со сцены.
Бурундук-говешка
Клички нам в детстве, как правило, давались не случайно. Бывало неосторожное слово или какое-нибудь действие тут же интерпретировалось в определенное прозвище. И чем больше малый объяснял, что это не про него, тем быстрее эта кличка прилипала.
Однажды мы пошли в лес собирать бруснику. Мы – это отец, два брата, сестра и я. Целый день ударно трудились: собрали несколько ведер ягод. На последнем перекуре я увидел, как по дереву спускается маленький полосатый зверек.
– Кто это, – закричал я.
– Бурундук, – ответил папка.
Я схватил первый попавшийся под руку сучок и ударил по дереву. Бурундук замер, затем быстро скрылся в кроне дерева. По стволу потекла, какая жидкость. Я машинально обмакнул в нее палец:
– Так это же говно, – рассмеялся я.
– Эх ты «Бурундук-говешка», – засмеялся Славка.
Так я получил эту кличку. Правда существовала она только среди моих сестер и братьев. На улице, среди сверстников меня звали по-другому.
Говнобой
Перед нашим домом была большая поляна, где мы играли, а родители отдыхали на скамеечке, которая находилась у забора палисадника. В общем, место очень нравилось нам. И не только. Облюбовала ее и наша корова Зорька. Она легла посреди поляны, и лениво жуя, дремала. А когда уже пора идти в стойло, Зорька навалила большую лепешку и с достоинством удалилась. В это время Володя со своим школьным товарищем Сашкой Андреевым появились у поляны, о чем-то споря. Они всегда спорили по любому пустяку.В порыве полемики Сашка предложил Вовке:
— Сможешь ударить кулаком со всего маху по коровьей лепехе, а?
Брат немного подумал:
— Хорошо, только затем я намажу этим кулаком у тебя под носом.
На том и порешили. Вовка опустился на одно колено, держа за штанину друга, чтобы не убежал и со всей силы шлепнул по свежей лепешке. Брызги разлетелись метра на полтора. Но в этот момент Сашка вывернулся и побежал к нам в дом с криком:
— Тетя Маруся, Вовка говном меня обмазать хочет.
Мать ничего, толком, не понимая, стала стыдить сына. Андреев в это время перемахнул через забор и был таков. Брат долго бегал обрызганный коровьим навозом, ругался, грозя всякими карами Сашке. В это время Галина (младшая сестра) как само собой разумеющееся произнесла историческую фразу:
— Ну, ты «говнобой», иди в баню умойся.
Все, эта кликуха тут же прилипла к Володе.
Сейчас он живет в Хабаровске, подполковник в отставке.
Таз раздавили
Каждый год, с 10 июля у нас начиналась сенокосная страда. Покосы были километров за 15 по УЖД. Добирались мы туда, как правило, на мотовозе в вагончике, который возил рабочих на заготовку леса. Но однажды в воскресенье братья договорились со знакомым, что бы он дал на выходной нам дрезину. Это такая штука, которая ездила на моторе от бензопилы «Дружба». Представляете – четыре колеса, деревянная лавка, под которой установлен мотор. В общем вчетвером можно было спокойно двигаться по узкоколейке.
Надо сказать, что вечером в субботу мы отмечали день рождения знакомой. Разошлись поздно, вернее, прямо с праздника и на покос. С нами напросился зять Иван. Он собирался поискать чернику. Володя, как самый домовитый с вечера попросил мать собрать «тормозок», прихватив у сестры трехлитровую банку браги.
Поехали. Впереди сидел Вовка, давя на газ. Рядом Славка, затем Иван и я. Под монотонный стук колес все задремали. Вдруг, открыв глаза, я с ужасом увидел, что одно колесо от дрезины отвалилось. Дальше раздался грохот, и мы разлетелись по железнодорожной насыпи. На какое-то время потерял сознание. Когда же очнулся передо мной была сумка с «тормозком», из которой вытекали остатки браги. Запах был резкий, но приятный. Тупо смотрю на сумку, ничего не соображая. Сквозь звон в ушах слышу голос Ивана:
— Ой, таз раздавили, таз раздавили.
Откуда таз, соображаю я. Банку с брагой брали, сумку с едой тоже. А таза не было. Поднял голову и увидел рядом зятя. Он, охая и ахая, ощупывает свою задницу облитую брагой, приговаривая:
— Ой, таз наверно раздавили.
Тут расхохотался Володя:
— Это банку с брагой раздавили, а не твою задницу.
На покос мы, конечно не попали. А над Иваном подшучивали:
— Ну как твой таз, раздавился?
Как я лук продавал
В огороде уродился лук – бутун. Его было много. Мама наготовила из него пучки и предложила мне:
— Сходи в пятый барак продай лук, вот и будут тебе деньги на конфеты.
Сгоряча согласился – ведь в пятом бараке было двадцать комнат. Но чем ближе подходил к месту торговли, тем больше меня охватывала паника. Во – первых,я никогда не торговал, во-вторых, было почему-то очень стыдно нести сумку с пучками лука, в третьих, не знал цену. Перед входом в барак смелость совсем покинула меня. В голове билась одна мысль: что делать, как выйти из сложившейся ситуации? Тут пришла гениальная идея: быстро разложил пучки перед каждой дверью, и с чувством выполненного долга отправился играть в карты на деньги (благо была заначка в десять копеек).
Мне повезло – выиграл еще пятнадцать копеек. Купил в магазине двести граммов карамели – подушечек, заявился домой.
— Ну как торговля? – поинтересовалась мать. Вместо ответа вывалил из кулька конфеты:
— Кушайте, я уже объелся (хотя съел всего одну конфету).
— Вот молодец, добытчик, засмеялась мама.
Много позже узнал, что матери сообщили о моей проделке почти сразу же. Вот только откуда у меня оказались деньги, она не догадалась.
Диверсии и демократизатор
Основной игрой у нас в поселке была «В войну». Соответственно почти у каждого имелись готовые к употреблению охотничьи патроны, обрезы, бикфордовы шнуры, аммонитные капсюля и другое вооружение. Мы с Вовкой Кочинским выменяли у парня с Ивановска аммонитный капсюль, который применялся для подрыва пеньков на осмолозаготовках.
Долго решали, где его взорвать. Договорились: во время урока в туалете, который находился на улице. Спросив разрешение отлучиться в туалет, где быстро подожгли бикфордов шнур, который торчал из капсюля, и бросили взрывное устройство в очко-дырку.
Надо сказать, что в те времена удобства в школе были на улице, причем буква «М» всегда соседствовала с «Ж» под одной крышей. Поэтому взрыв детонировал и в женской половине. К нашему несчастью в это время там находилась наша техничка тетя Дуся или как мы ее звали между собой «Дуська – однозубая». В общем, тетя Дуся вылетела из туалета со спущенными трусами, в кирзовых сапогах на босу ногу и вся в дерьме. Нас же «арестовали» и отвели на допрос к директору школы.
Между тем, неделей раньше, мы в том же составе приобрели тлеющий фитиль (это такая веревка: ее поджигаешь, а она не горит, а тлеет, выделяя много едкого дыма). Применение ему нашли быстро: воткнули его в щель стены в коридоре школы, вывернули электропробки (дело было рано утром) и подожгли. Дым стал наполнять коридор. Но нам и этого показалось мало. Стали бегать туда-сюда и кричать:
— Пожар, пожар, — создавая панику.
И так нам смешно было. Особенно когда все кинулись к выходу, падая друг на друга, крича и плача. Это потом мы поняли, что натворили. А тогда все казалось забавно. Ведь нам было лет 10-12.
Итак, директор школы, видимо уставшая от наших выходок, решилась на крайние меры: пригласила бессменного нашего участкового милиционера, которого местная шпана звала «дядька Безденежных». Вернее он нас пригласил к себе в кабинет, находившийся в конторе лесопункта.
Надо отметить, что в те знаменитые шестидесятые годы – годы так называемой хрущевской оттепели, было разрешено применение резиновых дубинок к нарушителям общественного порядка. В народе их называли «демократизатор».
Так вот захожу я в кабинет, а там во главе стола сидит участковый с «демократизатором» в руках и ласково улыбается мне. Проходи мол. Делаю шаг вперед и получаю сильнейший удар дубинкой по спине. Ныряю под стол, а там уже дружбан сидит, сопли распустил.
Вот так прошла профилактическая беседа, кстати, санкционированная нашими родителями. Это была самая убедительная беседа о недопустимости плохого поведения не только в школе, но и на улице.
