Борис Карташов
Гроза
Вы видели летнюю грозу? Нет не ту, которая описана в учебнике природоведения. А ту, о которой постоянно мечтаешь, а она все равно появляется неожиданно. У нее особые запахи, приметы. Гром грохочет по — особому: протяжно, с раскатами, которые заканчиваются не в воздухе, а где – то далеко в распадке протоки реки. Его не боишься. Ему радуешься, как радуются дети чему – то новому, необычному. Небо в этот момент как бы состоит из нескольких ярусов облаков. Тут тебе и иссиня белые, черные до боли в глазах, туманно мраморные. Оно притягивает и манит к себе ввысь.
Молнии! Они появляются, когда гром еще не закончился. Прорезая облака, уходят по ряби воды далеко по реке и заканчиваются вспышкой на нагорной (так называется высокий берег Оби) стороне.
…Судьба забросила нас на протоку, которая заканчивалась большим озером. Там, по рассказам Григорича, водились громадные караси, которые он обожал. Поставили сети, причем, самой крупной ячеи: 80 – 100 миллиметров. Установили палатку, попили чаю, поспали, проверили сети. Улов был весьма скромный: пара карасей.
— Однако крупряк залег на дно. Надо «ботать», — предложил Григорич.
Это означало, что нам предстояло брать в руки длинные шесты, с прибитыми на конце консервными банками и, опустив в воду, взбалтывать дно озера. Метод считается браконьерским, но сегодня и он результатов не дал.
В это время и налетела та самая гроза, которая была описана выше. Когда она закончилась, мы промокли до нитки, но были умиротворенные и обновленные как новорожденные. Неугомонный Григорич поплыл опять проверять сети. Я же с третьим товарищем – редактором местной газеты – стали варить уху из карасей. Расположились по царски: ветер отгонял всякого рода гнус, светило солнце, было жарко.
— А не искупаться ли нам, — предложил редактор.
Я не возражал и мы, раздевшись, залезли в озеро. Боже! Какая благодать: вода как парное молоко. Такая прозрачная, что видно песчаное дно. Вдоволь натешив душу и тело, выбрались на берег. В это время появилась лодка с Григоричем. С гордым видом он выволок из нее мешок полный окуней. Да каких! Каждый тянул на килограмм с гаком.
Заглянув в котелок, наш вожак хмыкнул:
— Ну, уха это хорошо. А как насчет второго рыбного блюда? – и тут же начал готовить окуней для запекания, завернув их в лопухи.
После принятия традиционных ста граммов, хотели приняться за уху.
— Но, но …,- Григорич остановил нас, — а второе? – и развернул лопухи в которых тушились окуни.
Аромат, который витал вокруг нас, был бесподобен. Поедая запеченную рыбу, запивая юшкой, мы, урча от удовольствия, отдались чревоугодию.
К вечеру вновь проверили сети. Опять мешок окуней! Пребывая в отличнейшем настроении, улеглись спать.
Второй день прошел в хлопотах и заботах. Подсаливали рыбу, очищали сети от водорослей и, главное, продолжали запекать окуней. Рецептов было несколько: в лопухах, в глине, просто обжаривали на палочке, в сковороде. Так прошел еще один день. Утро третьего дня было ветреным.
— Однако пора домой собираться, — заметил Григорич, — волна большая собирается. Надо успеть перевалить через Обь на луговую сторону.
Так оно и случилось. Как только прибились к берегу, поднялась падера. А спустя время опять неожиданно началась гроза. Но она совсем не походила на ту, которая навсегда осталась в моей памяти.
Спор
В советское время (а именно тогда был пик моего увлечения — рыбалкой) на речки добирались, как придется. Если повезет, и у кого есть транспорт, согласиться взять с собой – отлично. Если нет – добираешься на перекладных, бывало на двух – трех машинах. Ездили на бортовых, грузовых, даже на лесовозах. Однажды последние три километра до речки путешествовали на тракторе. Частенько к озеру или ручью шли пешком по болоту по пять – десять верст. А что поделаешь – одно слово страсть!
… В этот раз нам сказочно повезло. Знакомый водитель хлебовозки согласился взять с собой. Правда, кузов его машины, где должны расположиться, был цельнометаллический. Причем мешали стеллажи, сваленные в углу и предназначенные под хлеб. Но то, что будем ехать до конечного пункта, без пересадки обнадеживало: доберемся вовремя.
Однако мы предполагаем, а бог располагает. На полпути порвался ремень вентилятора в двигателе. Запасного, как всегда, у водителя не оказалось. Что поделаешь – русское «авось» оно везде в России «авось». Куковали уже с час, когда на дороге появился Уазик. В нем ехал секретарь райкома КПСС, который курировал нашу газету. Не сговариваясь, все трое упали перед машиной на колени, взмолились:
– Возьмите!
Водитель начал было ворчать, о том что, мало места, но партийный босс оказался другого мнения:
— В тесноте, да не в обиде.
Быстренько загрузились и тронулись дальше. Разговор в машине как обычно шел о рыбалке. Кто и сколько поймал. У кого была самая крупная рыбина и т. д. Как то так получилось, что самыми ярыми спорщиками оказались хозяин машины и наш заместитель редактора. Они пытались выяснить кто из них удачливее в этом святом деле. В итоге заключили пари: кто больше поймает тот и выиграл. Проигравший выполняет его любое желание.
На берегу отдали дань традиции – произнесли тост «с полем» и остограммились. Через десять минут все разбрелись по речке в поиске уловистых мест. Клев был хороший. Правда, крупной рыбы было немного. Тем не менее, секретарь райкома остался доволен. Его пайва быстро наполнялась добычей. Так незаметно прошло несколько часов.
Возвращались к машине затемно. Недалеко от нее на льду, около лунки на волчьем полушубке спал замредактора. В замершей лунке лежала удочка, рядом порожняя бутылка водки. Спорщик спал мертвым сном после выпитого. На снегу валялось с десяток окушков и ершей.
Секретарь посмотрел на него и глубокомысленно произнес:
— Если бы он не «устал», наверняка обловил. Но спор все равно проиграл, поэтому на следующей рыбалке будет бурить мне лунки.
— Так что в следующее воскресенье вы опять возьмете нас с собой? – недоверчиво поинтересовался я.
— А куда деваться. Должен же он отработать свой проигрыш, — засмеялся победитель.
На очередную рыбалку специально для нашего зама мы с товарищем приобрели две бутылки спиртного…
Подарок
Осень. Плывем на лодке вдоль луговой стороны с удачливой рыбалки. За два дня добыли хороший улов белорыбицы (так Григорич называл ценные породы рыб), несколько мешков налимов. Правда, я их не очень уважаю, поэтому свою долю решил не брать. Но и выбрасывать тоже было жалко. Постановили продать или отдать их кому — нибудь.
Прилично отдохнули: побаловались со спиннингом, посидели утреннюю зорьку на озерке, постреляли уток. Вечером из нельмуших голов и хвостов сверганили полный котелок ухи, которую с удовольствием употребляли под соточку. Остатки Григорич взял с собой в лодку:
– Может еще пригодится, мало ли что может случиться в дороге – задержимся. Вот и перекусим. А вылить всегда успеем.
Недалеко от лодочной станции – наш конечный пункт – на берегу одиноко стоит мужик, рядом – две закидушки. Тут же импровизированный шалаш. Это один из многих любителей рыбной ловли, не имеющий плавсредств. Как правило, такие любители живут недалеко и в свободное время пропадают на реке. Подплываем к рыбаку.
– Слышь, мужик, хочешь ухи из нельмы. Вот осталось почти полкотелка, а выливать жалко.
Тот недоверчиво смотрит на нас – откуда такая благотворительность?
– Да нам еще на поезде ехать несколько часов, ни к чему она, а выливать еду – грех. Тащи емкость.
Рыбак мигом принес трехлитровый бидончик, и уха перекочевала туда.
– Мужики, у меня выпить есть, может остограмимся? – в ответ на наш благородный жест предлагает он.
Мы были не против.
Через час уже стали, друзья – не разлей вода.
– Вася, – новоиспеченный знакомый тут же сосредоточился, – может тебе налимов надо?
– Давай, возьму с удовольствием. Тем более за целый день ничего не поймал на закидушки.
– Забирай весь мешок, – великодушно разрешил я.
Мужик сразу протрезвел:
– Серьезно! Вот это подарок. Да я, я … , – от избытка чувств он не мог ничего сказать.
Передохнул и закончил:
– Я сейчас три дня буду пировать в шалаше. А домой заявлюсь, всем буду рассказывать, как налимов на закидушки поймал.
Расстались мы друзьями. Уже в поезде дед неожиданно расхохотался:
– Интересно, как он будет объяснять про пятикилограммовых налимов, которых поймал на удочку.
Увы. Этого мы не узнали.
На грани
Третье воскресенье сентября наша страна отмечает День работников леса – праздник, почитаемый в нашем сибирском краю. Ведь треть добываемого леса в государстве вывозится отсюда. По сложившейся традиции, этот праздник отмечали мы обычно на природе. Погода в этом году стояла как по заказу: солнечная, теплая и без гнуса.
На плаву, под названием «Цыганка», что в сорока километрах от райцентра, мы поставили на яму провязы. Местные рыбаки заверили, что в них водятся десятикилограммовые щуки. На реке стоял полный штиль. Солнце грело так, что мы все сняли ветровки и стали загорать.
Вскоре к нам подъехала еще одна лодка со знакомыми. Пошли беседы, вопросы, предположения. Не заметили, как наступил вечер.
– Надо проверить сети, может, пару щук залетело, – предложил Григорич, и через двадцать минут мы уже выбирали орудие лова.
…Северный ветер налетел неожиданно и резко. Небо затянули свинцовые облака. На реке вначале появилась рябь, затем волны. Рыбу из провязов уже не выбирали: сети складывали на нос вместе с уловом. Неожиданно шквал дождя превратился в град Он больно бил по рукам и лицу. Если лодка вдруг сбавляла скорость, она тут же ныряла между волн, и они ее захлестывали. До берега добрались, уставшие до чертиков.
Наши друзья отправились в близлежащую деревню, чтобы не вымокнуть и не замерзнуть.
– Ну, что делать будем? – усаживаясь у прогоревшего кострища, – поинтересовался я у Григорича. Здесь точно простудимся: мокрые же до нитки.
Товарищ, казалось, не слушал меня. Он расчистил поляну. Подтащил заранее поваленные две сухары, начал рубить березу.
– Чего стоишь? Помогай!
Я тоже схватился за топор.
Нодья! Спасительница многих рыбаков и охотников. Она дарила жизнь, казалось бы, в безысходных ситуациях. Кто придумал ее, неизвестно. Скорее всего, она была придумана людьми, которые были на грани жизни или смерти либо в тайге, либо на реке. Ее изобретение гениально просто.
Заготавливается четыре сухары и два свежих бревна. Три бревна — с одной стороны костра, три- с другой. Все это поджигается. Сырая лесина не дает быстро гореть сухарам. Поэтому деревья горят медленно и дают устойчивое тепло. Это позволяет путникам обсушиться и обогреться.
… С нодьей мы управились часа за полтора. Когда все было готово, пошел снег, как и пророчествовал Григорич. Мы уютно устроились между двумя нодьями, укрылись тентом и заснули.
Утром увидели, что вокруг все было белым бело. Но нас это не радовало: надо было разобрать сети, выпутать рыбу. Делать это, когда провязы смерзлись и в них запутались щуки, ох, как нелегко! Тем не менее, мы, молча, принялись за работу. Когда чувствительность пальцев рук исчезала, надевали перчатки, заботливо припасенные товарищем.
Погода продолжала буйствовать. Ветер завывал, как настоящей зимой. Волны на реке были полутораметровые. По приметам Григорича, ждать улучшения погоды не приходилось. Домой решили выбираться прямо сейчас. Но была еще одна загвоздка: для того, чтобы попасть в нашу протоку, нужно было перевалить через Обь на луговую сторону.
– Рискнем? – товарищ был, как никогда, серьезен, – иначе куковать на этом месте придется еще трое суток.
– Только за рулем будешь ты, – поставил я условие Григоричу.
Мы уложили в моторку вещи, прикрыли их полиэтиленовой пленкой, завели мотор и… тронулись по небольшой волне к заветной цели. Но чем дальше мы отплывали от берега, тем круче становились волны, тем чаще лодка стала проваливаться между ними. Сердце, казалось, выпрыгивает из груди, появился холодок в животе. Григорич, вцепившись за руль, старался лодку вести на гребне волны, чтобы нас не захлестнуло.
Вода бурлила пеной. Глянув вниз, захватывало дух: полтора метра гребень волны, плюс столько же образовывавшаяся от нее яма! Мотор ревел и периодически захлебывался. В эти моменты казалось, что все кончено – сейчас захлестнет его водой, и мы камнем пойдем ко дну. Минуты тянулись неимоверно медленно, а противоположный берег был все еще так далек. Казалось, этому кошмару не будет конца. Я закрыл глаза от страха.
Вся одежда покрылась коркой льда и не давала свободно шевелиться. И только Григорич, стоял на ногах и упорно удерживал лодку на гребне волны. Как это ему удавалось – одному Богу известно. Ближе к берегу волны стали стихать. Швырять нас стало реже. И тут волна неожиданно залила мотор! Стало противно тихо. Открыв глаза, увидел растерянное лицо деда и очередную волну, набегавшую на нас. Моментально лодку закрутило. Григорич в отчаянии крутанул руль и о, чудо! Нас вынесло на ее гребень. Не сговариваясь, тут же схватились за весла и, что есть силы начали грести. В трех метрах от нас увидели кусты ивняка – значит, берег рядом.
Лодка ткнулась в песок. Мы сидели, бессильно опустив руки, ни о чем не думая и не разговаривая. Нам было все равно: идет ли снег, дует ли ветер, целы ли мотор и весла. От неимоверной усталости апатия охватила все тело. Оно не хотело двигаться. Просидев так минут двадцать, старый рыбак подал голос:
– Где у нас водка?
– В бардачке.
Григорич попытался извлечь бутылку, но у него это плохо получалось – не слушались руки. Только сейчас я обратил внимание, что он был без перчаток.
– Чтобы чуткость руля не пропала, – сказал он.
А в это время из потрескавшихся его пальцев сочилась кровь.
Мы достали кружку и тут же распили бутылку водки. В это время к нам подошел мужик, живший недалеко от протоки. Мы частенько видели его на берегу с закидушками.
– Вы, что – сумасшедшие? – поинтересовался он, – в такую падеру через Обь переваливать – чистое самоубийство!
– Значит, ты видишь сразу Есенина и Маяковского вместе, только живыми, – попытался пошутить я.
Получилось совсем не смешно.
Осетр
Осень, пора вылова на Оби рыб ценных пород: нельмы, муксуна, осетра, щекура. В это время на воде много людей контролирующих ход скатывания рыбы в места нереста. Но не останавливает местных жителей попытать счастья выловить осетра или хорошую нельму. Григорич и я не были в этом плане исключением. Нет – нет, да и появлялись на плаву в вечернее и ночное время попытать счастья.
На этот раз мы точно знали, что инспекции на воде не будет сутки. Народная молва донесла: все уехали на совещание, а смена еще не прибыла. Решили плавать двумя лодками: одна на плаву, другая дежурит на берегу. На случай появления лихих людей в униформе должна дать знать об этом по телефону. Мы настроили сети, и началась работа. Выбросились хорошо – сеть встала кошелем и плыла строго по фарватеру. Для страховки я подгребал веслами.
Полтора часа нервного ожидания и прислушиваний (не слышно ли звука чужого мотора) прошли незаметно. Выборку начали не спеша, по всем правилам. Григорич периодически покрикивал, грозил кулаком, когда я неправильно подгребал к провязу или позволял ему наплывать на лодку. Уже добыли несколько язей, пару налимов, но ощущение, что сегодня будет удачный плав нас не покидало.
– Есть, – шепотом произнес Григорич, – нельмушка, – и осторожно перевалил рыбину через борт вместе с сетями.
Я тут же приступил освобождать ее из ячеи и, полюбовавшись, спрятал в мешок. Еще выпутал щуку, затем еще… И тут Григорич заматерился:
– Ну, вот, однако, за корягу зацепились.
– Попробуй в натяг, не получится, мотором сдернем, – посоветовал я.
– Давай помогай, – и мы вместе стали вытягивать провяз в лодку.
Сеть потихоньку поддавалась, но шла тяжело.
– Вроде получается, вытягиваем. Лишь бы сети не очень порвали, – успокаивал себя и меня напарник.
Вдруг вода у борта забурлила и на поверхность всплыло полутораметровое бревно. По крайней мере, мне так показалось.
– Он! Черт возьми, точно он! – выдохнул Григорич.
– Кто? – глупо поинтересовался я, понимая, что происходит нечто необычное.
Бревно шевелилось, причем, даже помахивало мне хвостом.
– Табань, табань осторожно, – Григорич в истерике бегал вдоль борта, подводя рыбину все ближе и ближе к лодке, а это был настоящий осетр, для его подъема.
И тут мы в ужасе увидели, что он зацепился всего несколькими нитками за жабры. Беспомощно смотрю на деда. Тот обреченно переводил взгляд то на осетра, то на меня, как бы спрашивая совета. Затем громко крякнул и с криком:
– Лови нас! Обматывай меня провязом! – плюхнулся прямо в сети на рыбину.
Я быстро пытаюсь подтянуть обоих, но ничего не получается.
– Заводи мотор, – слышу Григорича.
Делаю все автоматически: завел, дал газ.
– Куда, бога мать, прешь, – орет дед, – подтягивай!
Как Григорич, обнявший осетра словно родного брата, оказался в лодке вместе с ним, не знаю. Лежат они оба, напарник пытается выпутаться из сетей и матерится так, что мне стало стыдно. Начинаю просто рвать ячеи, дрожащими руками. Наконец, Григорич медленно отползает на корму. Только сейчас замечаю, как кровоточат его руки, лицо. Мне становится страшно.
– Прячь, прячь его – то, – машет рукой раненый, – не ровен час инспектора нагрянут.
Круто разворачиваюсь и устремляюсь к берегу. Замечаю небольшую протоку – направляю лодку туда, подальше от посторонних глаз. Григорич умывшись, рассматривает улов.
– Однако, килограммов пятьдесят будет, – любовно поглаживает рыбину, – небось и икорка есть…
Светает. Мы в лихорадке разделываем осетра с помощью топора и ножа. Икру помещаем в полиэтиленовые пакеты. Через два часа в лодке не осталось и следа от недавних событий: добыча надежно спрятана, в носу «субмарины» в мешке валяются щуки, язи, налимы. На сиденье бутылка с водкой, закусь, минералка. Играет, припасенный для этих случаев, транзисторный приемник. Лепота!
Медленно движемся в сторону дома, всем видом показывая, что просто культурно отдыхаем. К обеду добираемся до поселка. Здесь, на берегу, все куда – то спешат: приплывают лодки, отъезжают люди. До нас никому нет дела.
– Вот теперь давай наливай по соточке за удачную рыбалку, – улыбается дед, – лет эдак сорок так не везло. Смотри, никому ни гугу.
Согласно киваю головой. Распив поллитровку, подаемся по домам удивлять своих родных.
Через месяц на очередном вояже на Оби, знакомый рыбак по секрету поведал нам о том, что недавно его сосед поймал осетра, килограммов на пятьдесят… Как раз в том месте, где рыбачили и мы… Переглянувшись с Григоричем, внимательно слушаем знакомого, удивляясь, что повезло чужому человеку, а не нам.
Отплывая на сор напарник как бы про себя говорит:
– От народа ничего не скроешь. Ты никому не болтал?
– А ты? – вопросом на вопрос ответил я.
Расхохотавшись, прибавили газу и лодка понеслась навстречу новым приключениям.
Мысль на тему “Рыбацкие байки — 4”
А «красава» тут на фото причём?