Валерий Танчук
Первые дни учебы в пятом классе Самаровской средней школы так понравились Жене, что после уроков ему совсем не хотелось домой. Класс был солнечный, с большими окнами, со свежевыкрашенными партами и полом. На стене, у доски, висела большая географическая карта с двумя голубыми полушариями. Все пятиклассники в новеньких костюмчиках, а девочки в коричневых платьях и белых передничках. Особенно было интересно, когда на каждый новый урок приходил другой учитель. Поучился немножко русскому языку, а на следующий урок география…
Таисия Николаевна Зубарева посадила Женю за третью парту, в первом ряду от окон, вместе с аккуратной девочкой с нежно-васильковыми глазами и толстой золотистой косой. В косу была вплетена темно-вишневая лента, а на груди – белый передничек с голубыми оборками. В первые дни Женю так и подмывало дернуть за эту косу, но у Галки Максимовой, так звали девочку, был очень строгий вид, и Женя не решался.
Таисия Николаевна, рассаживая мальчиков с девочками, видимо, полагала: такое соседство сделает мальчиков более дисциплинированными и культурными.
За окном, за крышами домов, лежал серебристый Иртыш. И когда у Жени что-нибудь не ладилось на уроке математики или русского языка, он мысленно обращался к Иртышу – и это успокаивало.
Галка Максимова оказалась очень заботливой. Каждое утро она за руку приводила в школу свою младшую сестричку Анютку с такими же васильковыми глазами, усаживала ее за парту во втором классе на первом этаже и наказывала: «Смотри, не вертись на уроке и слушай учительницу».
— Хорошо, не буду, — заверяла ее Анютка. Но едва сестра скрывалась за дверью, начинала прыгать, кричать и бегать по классу.
С первых же дней Женя подружился с Ильюшей и Леней Гостевыми. Леня учился уже в седьмом, а Ильюша в одном классе с Женей. Это был на удивление рассудительный и уравновешенный мальчик. Он отличался большой физической силой. После того, как на уроке физкультуры выжал одной рукой восемнадцатикилограммовую гирю, его стали называть Илья Муромец.
На большой перемене двери классов широко распахивались, и дети веселой гурьбой устремлялись по широкой лестнице на первый этаж, где была столовая с маленьким буфетом. За десять копеек в буфете можно было купить румяную сладкую булочку со стаканом компота или чая. Галка Максимова и здесь проявляла свою заботливость. Она по-взрослому приглашала за стол сестричку Анютку, Женю, Леню и Ильюшу, вытаскивала из сумочки рыбный пирог или несколько котлет и делила все это на равные части. Мальчики добавляли свой обед.
Галке легко давалась математика, и Женя частенько заглядывал в ее тетрадь. Зато на русском языке все происходило наоборот. Таисия Николаевна на каждом уроке создавал атмосферу праздника. Изучение частей речи и связь слов в предложении подавалась через отрывки сказок Пушкина, басен Крылова, стихотворений Лермонтова. Все это легко запоминалось и надежно укладывалось в голове. В конце каждой темы следовал маленький диктант для закрепления полученных знаний. Однако после очередного предложения, продиктованного Таисией Николаевной, Галка Максимова тяжело вздыхала и вопросительно посматривала на Женю: «А как ты написал «как будто»? С мягким знаком?»
— Это «будто» пишется без мягкого и «как» раздельно. От Таисии Николаевны не укрылось тихое шушуканье на третьей парте: «Дети, все наши диктанты пробные. Вам не следует огорчаться, если напишете с ошибками; любая ошибка помогает глубже усваивать материал. Я вам даю задание: подготовить домашнее сочинение «Как я провел (провела) лето».
— Я, наверное, напишу про свою маму и Анютку, — сообщила на перемене Максимова. Покажу сочинение папе; он у нас самый грамотный – мастером работает на рыбзаводе.
«А о чем же напишу я? – подумал Женя. — Разве что про сенокос и случай на Иртыше».
— Мы – староверы, — признался как-то Ильюша, когда они возвращались из школы. И многие мальчики опасаются со мной дружить. А ты не боишься? Староверы? Женя и слова-то такого раньше не слышал и подумал, почему он не должен дружить с таким хорошим человеком, как Ильюша.
— Мы из-под Рязани, — продолжал Гостев. – Батяню, Антоновых, Тороповых и еще несколько семей сослали сюда еще до войны за то, что в Бога веровали. У нас с Леней два старших брата по отцу, Николай и Алексей. Ихняя мама умерла почти сразу по приезду в Ханты-Мансийск. Батяня женился во второй раз.
— Как же ты силу такую накопил, что гирю в восемнадцать килограммов свободно выжимаешь?
— Это все Николай. Он в кузне работает вместе с отцом и Антоновым. Постоянно с железом дружит и меня приучил. Я начал с восьми килограмм, потом, когда окреп, перешел на двенадцать, пятнадцать и теперь уже восемнадцать поднимаю. Николай очень справедливый. Я его сильно уважаю.
— А Леня тоже с вами в одной компании?
— Не, он в детстве прибаливал, и мамка его бережет…
Только тетя Нюра могла знать, кто такие староверы.
— А вон они, рядом с нами, через четыре двора живут, — с охотой сообщила она. Тороповы уже давно добротный дом построили,. А Антоновы до сих пор в землянке. Но землянка-то какая! – почти в два наших дома, окна у самой земли, зато зимой тепло. И семьищи-то у них многолюдные, все мужики рослые, здоровые, непьющие. Мастеровой народ: кузнецы да плотники. Как только невестка приходит в дом, так с нее и волос не упадет. Старшие женщины с любовью учат ее хозяйствовать, а уж коли дитя родится, то чуть ли не на руках носят. Все – мир и согласие. В церковь они не ходят, дома молятся на свои старинные иконы.
Направляясь в школу, Женя всякий раз заходил к Гостевым. Они жили недалеко от Опорного пункта в большом доме из кедрового бруса. Мать Ильюши, молодая красивая женщина, постоянно приглашала Женю за стол. сначала он стеснялся и отказывался, но невероятный аромат щей и жаркого все-таки покорил его.
— Зайдите в кузню и передайте нашим горячих оладушек с квасом, — попросила Прасковья Семеновна и вручила Ильюшке увесистое лукошко.
В обширной кузнице с закоптевшими окнами и широко открытой двустворчатой дверью работали трое: дядя Кирилл Антонов, брат Ильюшки Николай и его отец Афанасий. На широченных лиственничных чурбанах были укреплены две наковальни, рядом стол из листового железа и большое корыто с черной водой для закалки поковок. С десяток молотков разной величины лежали на столе и внизу у горнила. Горячий дух от пылающего горна наполнял все помещение. Кузнецы были в кожаных передниках с обнаженными по плечи руками и войлочными шапками на голове.
— А ну-к-ка! А ну-к-ка! А ну-к-ка! – приговаривал Ильюшин отец, вытащив длинными щипцами из пылающего горна светящийся брус раскаленного железа, и ритмично постукивал небольшим молотком по наковальне. Николай, рослый молодой мужчина со свежим лицом, и дядя Кирилл, приземистый, в очках с маленькими круглыми стеклами, очень смахивающий на крота, поочередно обрушивали свои молоты на раскаленный металл. Он поддавался, как воск, и белые искры снопами сыпались с наковальни. Вся кузница охала и ахала от мощных ударов молота, а тускнеющее железо все больше приобретало форму лемеха для плуга.
— Ах, та-та-тах! Ах-та-та-тах! – ребят еще долго сопровождала яростная музыка работающей кузни. Ильюша, оглянувшись несколько раз на темную мастерскую, произнес задумчиво: «Нелегкая это работа; кузня съедает сердце», — не раз говорил мне брат Николай. Попробуй, помахай-ка целый день пудовым молотком.
