Ханты-Мансийский Север в послевоенные годы

И.Н. Стась. На фото: жители п. Луговое, Кондинский район

Промышленное направление государственной политики было закреплено в череде правительственных решений. 9 ноября 1945 г. вышло постановление Совета народных комиссаров СССР «О мерах помощи Ханты-Мансийскому национальному округу». 23 октября 1949 г. Совет Министров СССР принял постановление № 4625 «О мерах помощи оленеводства, пушного и рыбного промысла и улучшения культурно-бытовых условий населения районов Крайнего Севера Тюменской области». Эти документы представлялись как новое проявление «отеческой заботы партии, правительства и лично товарища Сталина о народах Севера».

В декабре 1950 г. региональной властью намечались масштабные празднования 20-летия со дня образования северных национальных округов. К этому событию 11 ноября 1950 г. Совет Министров РСФСР выпустил постановление «О мерах помощи местному хозяйству Ямало-Ненецкого и Ханты-Мансийского национальных округов Тюменской области». Документ достаточно ясно отразил доминирование и конструирование дискурса строительства и промышленности в условиях юбилейных празднеств.

Постановление впервые серьезно очерчивало социальное развитие. В Ханты-Мансийском округе предполагалось возведение учреждений просвещения (школ, жилых двухквартирных домов для учителей, педагогического училища), окружного Дома культуры и жилья: «По развитию жилищно-коммунального хозяйства предусмотрено осуществить в 1951 году жилищное строительство в обоих национальных округах с затратами 500 тысяч рублей». В хозяйственной сфере планировалось расширение потребительских производств – обозно-мебельного цеха Самаровского райпромкомбината, строительство Ханты-Мансийского пивоваренного завода и производство кондитерских изделий при горпищекомбинате. Поворот к улучшению социально-бытовых условий жителей Ханты-Мансийского округа в 1950 г. кажется весьма логичным, учитывая просто катастрофическую социальную ситуацию в регионе. Историк Д.В. Кирилюк считает, что в 1945-1950-е гг. в округе существовала обстановка постоянного, скрытого и открытого дефицита товаров широкого народного потребления, жилищного кризиса и большой проблемы бытового обслуживания. Регион требовал перемен.

Через месяц, 11 декабря, уже Совет Министров СССР принял постановление «О мерах помощи в переводе на оседлость кочевого и полукочевого населения колхозов в районах Крайнего Севера Тюменской области». Постановление, которое в публичной сфере называлось историческим, в основном посвящалось мероприятиям по переводу на оседлость и хозяйственному строительству в северных колхозах. Особое внимание было уделено жилищному строительству: «Правительство обязало Центросоюз завести в 1951 году для продажи колхозам нашего округа много строительных материалов для строительства жилых домов колхозников и общественных построек в колхозах, переводимых на оседлость». Итогом успешного выполнения этого документа прогнозировался полный перевод на оседлость кочевого и полукочевого населения региона, который должен был достигнуть «новых успехов в развитии хозяйства, культуры и благосостояния трудящихся».

Образы индустриальных побед не просто примерялись к официальному представлению преобразившегося Ханты-Мансийского национального округа, но становились маркерами новой конструируемой этничности малых народов Севера:

«В годы сталинских пятилеток в голой тундре и непроходимой тайге построены десятки рыбозаводов, консервные комбинаты и фабрики, моторно-рыболовные станции и леспромхозы, выросли новые города Салехард и Ханты-Мансийск, расширились, благоустроились старые и возникли новые поселки рыбаков и лесорубов. Завершается выполнение коренной задачи по переводу национального кочевого и полукочевого населения на оседлый образ жизни».

Главный контекст движения новой этничности собирался, в том числе, из совокупности хозяйственных мер по переводу национального населения на оседлость, укрупнению национальных колхозов, выращиванию сельскохозяйственных культур в северных условиях. Трудности такой работы связывались с отдаленностью от районных центров, остатками традиций кочевого образа жизни, отсутствием современных средств передвижения.

Большевики не стеснялись признаваться, что работа среди национального населения являлась запущенной, а за два года не удалось расселить 72 национальных хозяйств. В целом к июлю 1950 г. за всю работу по борьбе с кочевым образом жизни сселилось и осело 1159 хозяйств из 1773, было выбрано 33 новых хозяйственных центров и распланировано 63 хозцентра. В этих пунктах было построено или перевезено 649 домов колхозников из 1773 домов по плану. Цифры оценивались как провальные. На весеннем пленуме Тюменского обкома партии руководители Ханты-Мансийского округа были «подвергнуты резкой критике за запущенность работы с национальным населением». Тогда же председатель окрисполкома Лоскутов заявлял, что «нужно обеспечить всемерное укрепление национальных колхозов, в течение ближайших двух лет завершить сселение и оседание национального населения». Активная политика по переводу на оседлость хантов и манси продолжалась все 1950-е гг.

Послевоенный период стал временем нового правительственного взгляда на коренное население Крайнего Севера России, который отразился в череде постановлений. Круг властных преобразований охватывал новый этап хозяйственного переустройства, с акцентом на социальное пространство и потребление, и линию по масштабному сселению в национальные колхозы и переводу на оседлость коренных народов. Важнейшее значение в реализации постановлений приобретали новые паттерны, которые выступали скорее сюжетами культурной трансформации – в текстах, юбилейных празднествах и городской идентификации. В них промышленные образы становились нитью, связывающей властные задачи с социальными устремлениями к лучшей жизни.

Нарративы в постановлениях и периодической печати того времени строились на основе композиции социально-культурной и экономической метаморфозы Ханты-Мансийского округа из отсталого в цивилизационно развитый регион: «Истекшие двадцать лет существования нашего округа были годами коренного преобразования экономики и культуры нашего края. Эта неустанная преобразовательная работа дала наглядные, ощутимые результаты во всех областях жизни Севера. Поголовно неграмотные когда-то, жившие примитивным кочевым укладом, изнуряемые социальными болезнями и жесточайшей эксплуатацией царских чиновников и капиталистов, народы ханты и манси были, буквально, возрождены к новой жизни Великой социалистической революцией».

Историк О.Н. Стафеев отмечает, что в формировавшемся образе сибирского региона большую роль играл наступательный мотив преобразования «дикого» края в цивилизационный (индустриальный).

Вместе с тем ученый транспонировал его только на эпоху нефтегазового освоения 1960-1980-х гг. Однако этот мотив-композиция был встроенной фабулой в публичные тексты еще в позднем сталинизме. Царский период отсталости, гнета и эксплуатации являлся обязательной экспозицией подобных историй, а достижения советов и большевиков возвышенной кульминацией, которая именовалась «сталинским культурным возрождением» северных народов: «Дорогой Иосиф Виссарионович! Своим возрождением, всеми своими успехами в хозяйственном и культурном развитии народы наших национальных округов обязаны великой партии Ленина – Сталина, Вам, родной наш товарищ Сталин».

Особенно эти сюжеты распространялись в преддверии 20-летнего юбилея Ханты-Мансийского округа. Председатель окрисполкома А.Н. Лоскутов писал в праздничные дни: «Ныне народы тайги и тундры вместе со всеми трудящимися Советского Союза преобразуют экономику своего края и ликвидируют хозяйственную и культурную отсталость, унаследованную от проклятого прошлого. Огромный край ханты и манси был краем сплошной дикости и неграмотности, а население, лишенное элементарных человеческих условий, вымирало от голода и социальных болезней. Победа социалистического строя создала все условия народам ханты и манси для строительства зажиточной, радостной и счастливой жизни».

Власть неизменно повторяла, что стремление к лучшей жизни было лейтмотивом социалистических преобразований, а социально-культурные успехи признавались главным завоеванием советского строя, были основой «культурного возрождения» ханты и манси: «За годы существования округа намного увеличилось население, невиданно выросла культура национальная по форме, социалистическая по содержанию. В окружном центре создан ряд специальных средних учебных заведений, которые подготовили для округа сотни учителей, медицинских работников и других специалистов. С каждым годом растут ряды национальной интеллигенции».

Модернизационные сюжеты описывали социальные победы при переходе оседлость: «В тайге – урмане возникли новые поселки с больницами и школами, с новыми просторными домами вчерашних кочевников, заменившими дымные чумы». В письме трудящихся округа Великому вождю отмечалось: «Неуклонно, из года в год, повышаются материальные и культурные условия жизни трудящихся. Колхозный строй, прочно вошедший в быт коренного национального населения, и развитие рыбной и лесной промышленности обеспечивают колхозникам культурную и зажиточную жизнь. Повышаются их доходы от пушного промысла и оленеводства».

В письме Сталину трудящиеся северных регионов также писали: «в наших округах создана социалистическая промышленность, оснащенная передовой техникой, дающая Родине высококачественную рыбу, консервы, отличную сибирскую древесину и мягкое золото – пушнину».

Истории метаморфоз концентрировались не только на культурном развитии, но и на хозяйственном переустройстве жизни малых народов. Они улавливались в речи секретаря Ханты-Мансийского окружкома ВКП(б) Д. Наумова по случаю юбилея округа: «Оседлая колхозная жизнь дала возможность развернуть земледелие и скотоводство. На базе старинного рыбного промысла у нас выросла настоящая современная рыбная промышленность – ведущая отрасль народного хозяйства округа. Сотни лет стояли нетронутыми урманы Севера. Теперь, после образования округа, в них организована целая сеть леспромхозов и мастерских участков с современными средствами механизации. По-новому развивается исконный промысел Севера – охота. Тысячи звероловов трудятся теперь рука об руку с работниками насажденных за годы существования округа промыслово-охотничьих станций, заповедников, ондатровых хозяйств, с работниками колхозного клеточного звероводства».

Коллектив Микояновского рыбзавода в своем обращении за юбилейное соцсоревнование вырисовывал сюжет масштабных трансформаций малых народов: «Еще совсем недавно – всего два-три десятилетия наш округ был холодной бесплодной пустыней, лишенной своей промышленности, совсем не знавшей земледелия, не обладавшей крупными культурными силами и учреждениями. Теперь старого «Обского Севера» не узнать! Возрожденный к новой жизни край догоняет и в экономическом и в культурном отношениях центральные районы; быстрыми темпами развивается лесная, рыбная, молочная, местная, горная промышленность, по-новому ведутся исконные промыслы – охота и рыболовство, густой сетью учебных, культурных, медицинских учреждений покрылись наши урманы и равнины».

Результаты исследования. Приведенные выше цитаты фиксируют формирование в послевоенные годы особой атмосферы промышленного развития Ханты-Мансийского округа. Во всяком случае, советская власть примеряла к региону новый образ промышленного края. Если в 1930-е гг. основными средствами государственной политики формирования лояльного населения в северных территориях были землеустройство, национальное районирование и коллективизация, то в конце 1940-х гг. основным инструментом продвижения советской власти в тайгу и тундру стало промышленное освоение. Промышленные метаморфозы касались не только местного населения, но и многочисленного спецконтингента. К концу 1940-х гг. его стали воспринимать как «кадровых работников», что указывало на завершение процесса производственной социализации спецпереселенцев, особенно в рыбной промышленности.

Палитра социальных трансформаций в регионе в послевоенные годы являлась «мечтательной» формой идентификации населения, маркером его общерегионального объединения. Ключевым паттерном в разнообразных изменениях северной жизни стала идея о промышленном развитии. Ханты-Мансийский округ презентовался через образ промышленной территории, который конструировался правительственными постановлениями и местной печатью. Воспринимаемый как должное, он из официального нарратива стал реализовываться в конкретных действиях окружной власти, попытавшейся сформировать новый промышленный вектор развития региона.

Особые чаяния и надежды руководство округа возлагало на развитие лесной отрасли, исходя из того, что в 1950-е гг. в структуре промышленного производства Ханты-Мансийского округа на нее приходилось 75%.

В июне 1950 г. Ханты-Мансийский окружком ВКП(б) и окрисполком в письме инспектору ЦК ВКП(б) П.И. Александрюку предлагали в 1951 г. создать в Ханты-Мансийске лесозаготовительный и сплавной трест, поскольку предприятия округа имели «большие сырьевые возможности к интенсивному их развитию», а также «домостроительный комбинат мощностью 150 тыс. квадратных метров жилплощади в год», лесную школу и ремесленное училище. Окружная власть даже писала о необходимости «в целях составления эксплуатации лесов изыскать и построить к 1954 году железную дорогу Ивдель – Ханты-Мансийск».

К тому же, предлагалось осуществить большое регулярное переселение рабочей силы: «Обязать Главное Переселенческое управление при Совете Министров СССР произвести переселение на добровольных началах рабочей силы на предприятия округа в целях создания постоянного кадра рабочих лесной промышленности с объемом выполнения 75% постоянными кадрами, завести в 1951 году 3000 человек, в 1952 г. – 2000 и в 1953 г. – 2000, распространив на них льготы, предусмотренные для рабочих, переселяемых в Сахалинскую область».  Таким образом, стремление развить Ханты-Мансийский округ в первую очередь увязывалось с лесными богатствами края, освоение которых виделось наиболее перспективным.

Важная роль отдавалась также рыбной промышленности. В докладной члену бригады ЦК ВКП(б) тов. Попову окружное начальство рассматривало вариант перевести Обь-Иртышский госрыбтрест в г. Ханты-Мансийск. Причина такого переезда называлась оторванность главной рыбной организации в Тюменской области от предприятий и колхозов рыболовства округа, «где удельный вес вылова всей рыбы по области составляет 65%, есть большая необходимость приближения руководства треста».

Летом 1950 г. окружная власть также рассчитывала, что Совет Министров РСФСР и Тюменский облисполком организуют в 1950 г. «специальные строительные конторы» в г. Салехарде и Ханты-Мансийске «для строительства зданий школ, лечебных учреждений, зданий административного и культурно-бытового назначения и жилых домов для учителей и медицинских работников».

Промышленные чаяния региональной власти были не только на окружном, но на областном уровнях. Руководители Тюменской области в послевоенный период также писали в центр с просьбами полного и планомерного изучения производительных сил края. Во второй половине 1950-х гг. это привело к разработке проектов по строительству на территории области крупной гидроэлектростанции – Нижнеобской ГЭС.

Эти прошения в самый центр свидетельствуют об изменении самопонимания региона. Теперь это не отсталый край, а территория, где необходимо промышленное освоение. По мнению историка Л.В. Алексеевой, в начале1950-х гг. во всех сферах жизни Ханты-Мансийского округа была характерна положительная динамика, что объяснялось психологическим фактором веры в лучшее будущее, после военных лет, а также социально-экономическими причинами – шансом для округа стать индустриальным, связанным с разведочными работами на нефть.

С начала 1950-х гг. разведчики недр стали постепенно определять общественный дискурс промышленного освоения. Совместно с тюменскими руководителями, геологи ориентировались на перспективные планы комплексного использования природных богатств региона. По мнению В.П. Карпова, еще создание Тюменской области в 1944 г. было связано именно с необходимостью освоения природных богатств Тюменского Севера и желанием приблизить центр руководства нефтепоисковыми работами к месту геологоразведочных работ. Это привело к организации в 1948 г. Тюменской нефтеразведочной и геофизической экспедиций, которые в 1950-е гг. пробурили на территории Ханты-Мансийского округа значительное количество опорных скважин.

Таким образом, идеи промышленного освоения Ханты-Мансийского Севера рождались на местах, в умах региональных руководителей. Окружная власть предлагала реализовывать индустриальные проекты в лесной, рыбной и строительных отраслях, в то время как представители Тюменской области связывали надежды с энергетическими и геологическими замыслами. Регион жил в ожидании больших промышленных перемен.

Промышленный образ подкреплялся в рамках празднования 20-летия Ханты-Мансийского округа. Несмотря на сугубо гражданский характер юбилея, 20-летие края выстраивалось вокруг обязательного ритуала, который формировал новую картину мира и обеспечивал связанность хозяйственного труда, социалистической реконструкции и народной культуры. Эти задачи возлагались на масштабное социалистическое соревнование. Оно становилось массовой инициацией в хозяйственную культуру нового типа, основанную на принципах большевистской модерности.

В начале апреля 1950 г. коллектив Микояновского рыбзавода на страницах «Сталинской трибуны» обратился ко всем рабочим, колхозникам и интеллигенции Ханты-Мансийского округа с призывом начать социалистическое соревнование:

«Мы предлагаем начать широкое массовое соревнование трудящихся нашего округа в честь его славного юбилея и прийти к нему с новыми победами во всех отраслях хозяйственной, культурной, советской работы. Это будет нашим ответом на повседневную заботу партии и правительства о народах Крайнего севера. Ознаменуем 20-летие нашего округа новыми трудовыми подвигами!»

5 апреля 1950 г. бюро окружкома ВКП(б) выпустило постановление, в котором одобрило инициативу работников Микояновского рабозавода, взявших социалистическое обязательство. Окружком обязывал все партийные, советские, общественные и хозяйственные организации «обсудить настоящее обращение на собраниях рабочих, служащих, интеллигенции, колхозников округа», «мобилизовать все силы на выполнение годового плана к 33-й годовщине Октябрьской социалистической революции и на увеличение

выпуска продукции сверх плана к юбилею округа».

По мнению властей, соцсоревнование должно было завладеть общественными настроениями в национальном окружном центре и сосредоточить население в праздничной лояльности. Первыми соцсоревнование поддержали Ханты-Мансийский консервный комбинат и Самаровская моторно-рыболовная станция. Окружной центр Ханты-Мансийск должен был стать лидером в социалистическом движении: «Дело чести ханты-мансийцев сдержать это слово, завоевать первенство в социалистическом соревновании в честь 20-летнего юбилея нашего округа, развернувшимся по инициативе коллектива Микояновского рыбзавода». Поэтому обязательства связывались не только с наращиванием собственного производства, но и с мероприятиями по городскому хозяйству: «построить три новых двухквартирных дома, произвести капитальный и текущий ремонт жилфонда на сумму 139 тысяч рублей до 7 ноября», «в весенний сезон силами коллектива произвести озеленение территории комбината, клуба и общежитий».

Вскоре соревнование было подхвачено почти всеми предприятиями Ханты-Мансийска и округа – рыболовецкими артелями, охотниками, предприятиями местной и маслодельной промышленности. Единственными, кто не взял социалистические обязательства в честь юбилея округа, были лесосплавщики. Указывалось, что хороших результатов добились животноводы-оленеводы.

«Сталинская трибуна» постоянно освещала социалистическое соревнование в честь юбилея округа, которое преподносилось в самых ярких праздничных тонах: «К юбилею округа трудящиеся готовятся, как к большому празднику», «Отметить 20-летний юбилей округа трудовыми победами на всех участках производства – таково единодушное стремление каждого». Газета призывала: «Долг партийных, комсомольских, профсоюзных организаций и Советов, руководителей предприятий и колхозов – вовлечь всех трудящихся в социалистическое соревнование в честь 20-летнего юбилея округа. Не должно быть вне соревнования ни одного рыбака, ни одного охотника, ни одного рабочего рыбной, лесной и местной промышленности, ни одного колхозника, на какой бы работе он ни находился; каждый соревнующийся обязан с честью выполнять свои обязательства. Трудящиеся округа! Подготовим достойную встречу 20-летнему юбилею Ханты-Мансийского национального округа!».

Вместе с тем документы окрисполкома свидетельствовали, что соцсоревнование было близко к провалу. Так, ни один район округа не выполнил к началу ноября своих обязательств взятых к очередной годовщине Октября. Указывалось, что советские органы власти недостаточно использовали «общий политический подъем». Несмотря на неоднозначные результаты соцсоревнования, сам общественный резонанс, вызванный мероприятием, подтверждал преобладание нового промышленного образа Ханты-Мансийского округа.

Региональная власть напрямую связывала промышленное освоение округа с урбанизацией. Председатель Ханты-Мансийского поселкового совета П.В. Зыков писал в декабре 1945 г.: «Ханты-Мансийск – центр огромного округа. У него большое будущее». Это будущее определялось традиционными экономическими отраслями и предположениями о сырьевом богатстве региона, которое еще не было открыто, но должно было запустить новый рост промышленности: «Расположенный вблизи двух судоходных рек – Оби и Иртыша, в крае необъятных сырьевых ресурсов, с неизведанными пока полезными ископаемыми, с богатейшими сенокосными, лесными и рыбопромысловыми угодьями, – наш поселок имеет все возможности уже в скором будущем стать промышленным центром с мощным комбинированным хозяйством».

В 1946 г. исполкомы Ханты-Мансийского окрсовета и Тюменского облсовета просили Президиум Верховного Совета РСФСР преобразовать окружной центр Ханты-Мансийск в город. При этом особо отмечалось, что «за последние десять лет рабочий поселок Ханты-Мансийск стал промышленным, культурным и административным центром на Крайнем Севере». В основе прошения о присвоении нового городского статуса лежало признание, что имелись «перспективы экономического развития Ханты-Мансийска за счет промышленного строительства». Однако решение затянулось. Верховный Совет преобразовал Ханты-Мансийск в город в январе 1950 г.

Кодирование процесса развития Ханты-Мансийска в тоталитарном сценарии «проявления сталинской заботы» одновременно нагружалось промышленными и производственными образами. Ханты-Мансийск репрезентировался как промышленный город, «детище сталинских пятилеток». На митинге работников пристани по случаю преобразования Ханты-Мансийска в город инспектор по кадрам тов. Федотова «взволнованно» говорила следующее: «Я живу здесь более 27 лет. Хорошо помню то время, когда на месте нынешнего города было маленькое захолустное село Самарово, а там, где сейчас находится окружной центр, была непроходимая тайга. За годы сталинских пятилеток на месте глухого урмана и захолустного села вырос социалистический город. От всей души хочется сказать сердечное спасибо товарищу Сталину».

Преобразование в город для Ханты-Мансийска было в первую очередь признание его в качестве промышленного центра. Военное тыловое строительство переформатировало доминировавшие в 1930-х гг. этнические нарративы и знаковость города («центр народностей ханты и манси») в промышленную идентификацию, которая в большей степени основывалась на прогностической перспективе освоения природных богатств: «Город Ханты-Мансийск – центр огромного округа. У него большое будущее. Расположен на стыке двух огромных рек – Оби и Иртыша, в крае с богатейшими лесными, рыбными, пушными и другими богатствами, – наш город имеет все возможности дальнейшего развития» [30]. Председатель парткомитета пристани тов. Щербина на митинге указывал: «Это только еще начало! У молодого города прекрасное будущее. Дадим слово, что будем неустанно трудиться во имя будущего, на благо нашей любимой Родины». Будущее города виделось только промышленным.

В номере «Сталинской трибуны» от 18 апреля 1950 г. была опубликована статья председателя окружной плановой комиссии И.Д. Булатова, в которой определялась новая промышленная роль города: «Город Ханты-Мансийск в его теперешних границах является промышленным центром округа».

Плановик перечислял основные производственные мощи города и их функционал: рыбоконсервный завод, Усть-Иртышский рыбозавод, затоны судостроения и судоремонта, Самаровская моторно-рыболовная станция, комбинат местной промышленности с различными производственными цехами, мастерские и цехи четырех артелей промысловой кооперации и артели инвалидов. В статье описывалась дорожная карта промышленного строительства в городе на ближайшие годы, включавшая возведение пивоваренного завода, центральных ремонтно-механических мастерских Министерства лесобумажной промышленности, механизированного кирпичного завода и др.

Промышленные перспективы связывались с городским развитием в целом и с открытием и эксплуатацией неизведанных природных ресурсов региона: «Это будет способствовать дальнейшему процветанию города Ханты-Мансийска, окажет большое влияние на быстрейшее освоение естественных богатств округа, на дальнейшее улучшение материальных и культурно-бытовых условий населения».

Приобретение Ханты-Мансийском городского статуса и резонансный 20-летний юбилей округа тотально усиливали дискурс «сталинского культурного возрождения» малых народов, который соотносился с нарративами социально-культурных метаморфоз от отсталости к развитости, историями хозяйственных достижений в земледелии, лесной и рыбной промышленности, охотоводстве и звероводстве, сселении национальных колхозов и переводе на оседлость, соцсоревнованиях. В публичных текстах началось утверждение композиционного паттерна промышленного развития Ханты-Мансийского округа и его населенных пунктов, расширяющегося в рамках стратегий поиска и процесса освоения природных ресурсов. Освоение неизученных территорий Крайнего Севера становилось основополагающей идеей в промышленном развитии последующих лет, особенно в лесозаготовительной отрасли. Она стала фундаментом для становления лесопромышленной отрасли и геологоразведочных работ в Ханты-Мансийском округе в 1950-е гг. и создания нефтедобывающего территориально-производственного комплекса в 1960-е гг.

Вместе с тем эта интенция к промышленному освоению рождалась в региональном социуме, исходила от местной власти и общественности. Сталинские постановления концентрировались на хозяйственной и социокультурной трансформации малых народов Крайнего Севера, но не были нацелены на большие промышленные преобразования. Как выделяет М.В. Комгорт, в послевоенное время Госплан СССР считал Тюменскую область «бесперспективной» в плане индустриального развития и исключал ее из проектов перспективного промышленного освоения. Поэтому в современной региональной историографии преобладает точка зрения, что промышленное освоение Ханты-Мансийского округа сформировалось в период открытия и эксплуатации нефтегазовых месторождений в 1960-е гг.

Однако данное исследование показывает, что промышленный дискурс заключался не столько в конкретных фактах и деяниях на производственных стройках и реализации масштабных промышленных проектов, сколько в местной контекстуализации социальных действий и конструировании нового образа промышленного региона. Именно такой контекст локально самоорганизовался в Ханты-Мансийском округе задолго до нефтегазового освоения и геологических открытий. Фактически он складывался еще в 1930-е гг.

Историк Е.И. Гололобов указывает, что «равнение на индустриальный стандарт» в конструировании образа Сибирского Севера было заложено в конце 1920-х гг.. Он окончательно установился в период позднего сталинизма, когда местная власть очертила единственно возможный правильный вариант развития северного региона во фрейме промышленной идентификации, который структурировался в мечтательных формах. В послевоенные годы особые надежды связывались с лесным и рыбным хозяйством, переводом на оседлость. Но они так и остались грезами. В окружном социуме возникала типичная аномия, когда были сформированы четкие цели промышленного развития, но не было средств и ресурсов к их достижению. Однако аномия заложила основу для промышленного развития региона в последующих геологических и нефтегазовых сценариях.

Тем самым представляется бессмысленной дискуссия о начале промышленного освоения и экономических факторах нефтяной эпохи в начале 1960-х гг. Поскольку еще в конце 1940-х – начале 1950-х гг., несмотря на отсутствие экономических и ресурсных условий быстрого роста этих северных территорий, сам контекст, власть и общественность формировали такое социальное взаимодействие, которое основывалось уже на промышленных объяснительных категориях и промышленных схемах интерпретации. Промышленное освоение ХМАО началось не с нефтегазовой эпопеи, но с более ранних периодов развития лесного хозяйства и рыбной отрасли, коллективизации, сселения и перехода на оседлость. По большому счету этот промышленный контекст в конце 1940-х гг. создал общественное социальное основание для массового переселения, нормализации социального порядка, промышленных практик и формирования производства в последующих периодах. В этом плане истоки нефтегазового освоения лежат в позднем сталинизме. Поскольку региональная власть и общество уже задолго до нефтяной эпопеи были готовы к промышленным переменам и ждали их.

Оставьте комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Яндекс.Метрика