Щучьи потрошка по-берёзовски!

Леонид Бабанин

Обычно я сразу же утрачиваю интерес к человеку, когда вижу, как на рыбалке или во дворе своего дома при разделке щуки или другой рыбы он отправляет в отходы рыбьи потроха, да ещё жалуется при этом на свой нелёгкий труд.

Что и говорить, почти весь мир пренебрегает потрохами, за исключением, может быть, аборигенов, живущих в условиях дикой природы. Сегодня же, когда так разнообразна палитра овощей, а их солидный ассортимент доступен всем, эти самые потроха стали цениться знатоками их вкуса и находить достойное место на всяком, даже самом представительном, столе. Но разговор об этом впереди.

Есть «кулинарные мыслители» в России, которые с умным выражением лица рассуждают: а была ли вообще русская кухня? Отвечу им: конечно же, была, причём испокон века. Да и по сей день существует. А тот, кто так рассуждает, с духовностью многонациональной матушки России ничего общего не имеет.

Многое хочется мне рассказать о кухне уроженцев и жителей Крайнего Севера. Европейцы могут позавидовать её многогранности, яркости и, я бы сказал, величию. Достаточно просто назвать породы рыб, которые мы вкушали круглогодично, и вкушали не примитивно, а в виде самых затейливых разносолов.

Начну, пожалуй, с царь-рыбы осетра. Его было в Оби много, рыбины – килограммов по сорок – шестьдесят, а то и больше. Чёрная икра считалась обыденной едой, правда, сезонной – с июля по конец октября.

Красавица нельма – рыбины до тридцати килограммов, прекрасная в малосоле или холодном копчении, вкус её обсуждению не подлежит – вкушай, закрыв от удовольствия глаза, и наслаждайся подарком её величества  Оби.

Ни с чем несравнимый муксун – его засол в ледовой яме хранится, рыбины – в не потрошёном виде. Сорок штук посола в зиму – норма для каждой северной семьи.

Пожалуй, не перечесть всех рыбных яств, который есть в кладовой Оби. В кулинарии Франции или, к примеру, Германии таких блюд нет – это я говорю кулинарным скептикам, не способным оценить российскую кухню.

Князь Потёмкин, поклонник болотной ягоды клюквы, не расставался с ней даже тогда, когда выезжал с официальным визитом. Лакей всегда стоял позади него с подносом, на котором лежала горка клюквы. Князь угощал ею польских панов и спрашивал:

– А у вас растёт клюква?

– Нет, – пожимали паны плечами, – не растёт.

– Фу… – морщился Потёмкин, – что за земля, которая клюкву не родит!

Пирожки моей бабушки Сони с клюквой или брусникой, размером с мужскую ладонь, помню всю жизнь. Нет — нет, да и сделаю их сегодня. Вкусно получается, дети расхватывают все, не успеваешь жарить. Морошка в пирожках не так хороша – зёрна у неё крупные. Зато голубика или черника… Словами не описать!

Ни одного застолья на севере не обходится без солёных грибов, в лесу их в сезон, как у нас говорят, хоть литовкой коси.

А горячие блюда – тушёные с картошкой тетерева, пельмени из медвежатины или лосятины!.. Или курганчики из диких уток на праздничном столе…

Этот список можно продолжать ещё и ещё, уважаемые кулинарные скептики! Я хочу рассказать про то, что особенно полюбил из кулинарии Крайнего Севера и чем угощал своих избранных гостей в последнее время. Речь пойдёт о тех самых рыбьих потрошках, с которых я начал свой рассказ. Тут я должен отметить, что у разных пород (или, – поправят меня ученые, – видов) рыб есть потрошки в кулинарном отношении ценные, а есть обычные, но и они вкусны и играют важную роль в приготовлении блюд. Но обо всём  по порядку.

Впервые я попробовал рыбьи  потрошки в детстве. Отец был рыбаком и всегда меня возил по рыбацким станам аборигенов севера – народа ханты. У них-то всегда и стояло на столе это блюдо, именуемое «варка». Делается оно так: потрошки изымаются из рыбины, разрезаются вдоль, ножом соскребается внутренний налёт на стенках кишок, всё промывается и укладывается в сковороду, туда же идут рыбья печень, жирок, икра, молоки. Такая смесь рыбьих внутренностей ставиться на летнюю печь и готовится,  пока  полностью не испарится вода и в сковороде останутся только потрошки и жирок. Варка примет янтарно-жёлтый цвет, а когда из кипящей массы пойдёт мелкая пенка,  это и будет сигналом того, что варка готова. Останется выставить это блюдо на стол, налить в бокал чая с сахарком, нарезать хлеба и тихо, степенно, глядя в просторы широченной Оби, думая о чём-то своём, вкушать, макая кусочек хлеба в это янтарное чудо кулинарии. Скажу вам по секрету: мне, тогдашнему мальчишке, не нравилось это блюдо, как не нравилась ни одна обская рыба, будь это даже осётр или язь. Мечтали тогда мы, северные мальчишки, об огурчике свежем или помидорчике – такая вот была вкусовая жажда у тех, кто взрос на линзе вечной мерзлоты, где кроме картошки ничего не росло. Хорошо шла у нас тогда и сгущёнка – помню, жестяная баночка стоила шестьдесят две копейки. В ней прокалывали две дырочки и с огромным вожделением, не отрываясь, высасывали, жмуря от удовольствия глаза, всё её содержимое.

А варку из рыбьих потрохов я оценил только со временем. Коренные народы севера, ханты и ненцы, привили мне правильное понятие: нельзя выбрасывать рыбьи потроха, ибо это вкусный и полезный продукт. Уха, которую я готовлю, никогда без них не обходится.

А теперь – об осетровых потрошках. О них стоит поговорить отдельно.

Когда обские рыбаки варят уху из осетровой головы, то в неё обязательно добавляют  потрошки и визигу. Идёт туда и срезка – хрящевая оболочка визиги. Ханты вливают в уху осетровую кровь. Получается крепкий густой суп, от тарелки которого ты просто свалишься на бок, как после многих километров пути, пройденных на охотничьих лыжах.

При разделке сорокакилограммового осетра умелым рыбаком перед взором наблюдателя появляются сначала стенки осетровой брюшины яркого янтарного цвета на месте среза. А после, когда осетровое брюхо вспорото, мы видим синевато-чёрные потроха, совсем не аппетитные на первый взгляд. Из-под них проглядывает толстая полоса зернистой чёрной икры, но это, конечно, если вам повезёт и попадётся осетровая самка. А если самец, то увы – молоки. Но и тут нет ничего страшного. Появление осетра в вашем доме – это уже событие, кулинарное торжество и праздник вкусов! И даже если осётр без икры, это нисколько не умаляет его кулинарных достоинств.

Умелой рукой рыбак отделяет от рыбины потроха, печень, вынимает из неё желчь, а если есть в организме уже «градус», то может и подшутить над своим псом – преданным другом, который с интересом наблюдает за разделкой осетра в надежде получить на обед что-то вкусное.

Как-то отец мой, проделав процедуру по отделению осетровой желчи от печени, кинул желчь (а она – размером с детский кулачок) крутившемуся под ногами псу по кличке Пушок. Тот с ходу, подпрыгнув, как гимнаст, поймал её своей клыкастой пастью, сдавил, а когда почувствовал горечь, завыл, выплёвывая остатки «угощения».

Раньше желчь осетра не выбрасывалась, её сушили, предварительно перетянув устье ниткой, а когда высыхала, применяли при желудочных расстройствах. Покрутишь в стакане тёплой воды зеленоватого цвета мешочек осетровой желчи – вода окрасится в жёлтый цвет. Выпьешь её – и боль в животе утихнет.

При разделке осетра не выбрасывалось ничего. Из осетрового пузыря делали лучший  клей по дереву. Пузырь подвешивали на гвоздь в сухом месте, и через месяц клей был готов. Применяли его даже при изготовлении музыкальных инструментов – такой клей не меняет их звучания. Охотники клеили им лыжи.

Потроха, а их у большого осетра почти два килограмма, выкладываются в чашу и чистятся. Ножом разрезаются вдоль, выскабливается остриём внутренняя их часть, промывается – и продукт готов радовать едоков в ухе. Скажу больше про ту уху из осетра: вы будете подхватывать из тарелки ложкой именно осетровые потроха – настолько они вкусны.

И ещё я забыл сказать про деликатесный продукт – визигу. У рыбака доходит до неё дело, когда убраны внутренности осетра. У начала позвоночника, примерно в том месте, где была осетровая печень, на хряще делают небольшой разрез, сантиметров в пятнадцать, под ним и находится визига. Теперь необходимо усилие. Пальцами ты должен отделить визигу от стенок хряща, изрядно попыхтев, а когда отделил, надо тянуть в сторону головы. И если ты слаб, то сил не хватит, а если силён, то визига подастся тебе. Если осётр ростиком под два метра, то визига будет сантиметра в четыре толщиной и метра три  длиной. Визигу скручивают, как аркан, а после режут, как бочонки в лото. И хоть куда её – в пирожки, в уху, в холодец…

Как-то заглянул я в интернет, набрал в поисковике «блюда из потрохов» и, слегка изучив те рецепты, огорчился: всё начиналось у них не верно. Примерно вот так: «Щучьи потроха чистим, выкладываем на сковороду, жарим… А после добавляем туда…» Сразу понимаешь, что пишет дилетант. Напомню про варку, которую делают ханты. Кстати, теперь они её готовят немного по-другому, потому что пришло время овощей и зелени, и потрошки заиграли новыми вкусами, появились новые блюда, о которых я расскажу дальше.

Когда любой рыбий потрошок просто кидаешь на сковороду, он темнеет, становится горьким, приобретает вкус рыбьего жира, а это не всякому понравится. Значит,  как и для осетровой ухи, потрошки нужно почистить, порезать и поварить минут семь – десять в луково-перечном кипятке. Получится продукт божественного вкуса. Остаётся только подумать, с чем его сочетать.

В мае прошлого года поехали мы с отцом проверять сетку, и нам крупно повезло (кстати, папке моему – девяносто один год). Попала щука – около пятнадцати килограммов. А, как известно, щука размером до трёх килограммов – это один кулинарных продукт, до десяти килограммов – совсем другой, после десяти имеет особый вкус. Одна только голова такой щуки – полведра мяса. «А что с ним делать?» – спросите вы. Отвечу. Голову пятнадцатикилограммовой щуки варить один час в эмалированном ведре с луком и перцем-горошком. После варки процедить через сито бульон и перебрать голову. Кости – в сторону, мясо – в бульон. После окончания сортировки бульон с мясом щучьей головы разлить по красивым фарфоровым тарелкам, украсить зеленью, овощами  и поставить в холодильник. Царское заливное вам гарантировано! Ну, а если не хотите с такой щучьей башкой возиться, удалите с затылка мясо, поставьте распорки в жаберные створки, в пасть – и засушите, будет отличный сувенир.

…Мы – в Берёзово. Звонит телефон. Это мои друзья из Казани. Один – татарин, Андрей, другой – русский, Александр. Оба раньше работали у нас в районной газете журналистами, поэтому дружба наша крепка.

– И когда прийти? – переспросил я.

– А когда захочешь, – сказал Александр.

– Через два часа буду!

Вот такие бывают спонтанные встречи, всё наскоро. С чем пойти к ним – найдется, это не проблема. Магазин – через дорогу, на улице август, а в морозилке – как раз те потрошки от пятнадцатикилограммовой щуки, которую мы добыли с отцом. Одно движение – и потрошки размораживаются в раковине. Ноги сами несут меня в магазин, где я беру кабачок и баклажан. Помидоры и сладкий перец, слава Богу, свои, домашние, выросшие на моих грядках. На сковороде поджарил лучок, в него настрогал овощи, а в бульон с лучком и перцем отправил щучьи потрошки. Зашкворчало всё, закипело. Особых-то ароматов не пошло, но дело двигалось.

Овощи в сковороде приспустились, сдружились на маслице. Из кастрюльки я слил бульон и в холодок его поставил – на утро. А потрошки щучьи – к овощам, чтоб там тесная компания образовалась; перемешал всё как следует, с грядки кинзу, петрушку принес,  порезал на доске и обильно посыпал этот курганчик из овощей и внутренностей щуки, но это больше для антуражу.

Вот, кажется, и всё. Надо собираться, ехать чествовать татарских друзей – Андрея Нурутдинова да Сашку Тукмакова. Сборы недолги: литрушечку водки, крышку на сковороду – и вызываю такси.

И вот я уже в объятиях дорогих друзей. Они ведут активный образ жизни, несмотря на свои шестьдесят, и приехали в Берёзово после сплава по реке Казым – усталые и счастливые, пресыщенные рыбацкими и туристическими впечатлениями.

– Ну вот, ребята! – и я выгружаю из такси ещё горячую сковороду с бушующими под плотной крышкой поистине фантастическими ароматами.

– А это что? – с улыбкой спрашивает Андрей.

– Это – татарское национальное блюдо, называется «заки».

Заки – это отец Андрея, известный татарский и российский поэт. Дружно смеясь, мы уселись за стол.  Вспомнить было что, особенно про те времена, когда, как в песне – «как молоды мы были, как искренне любили, как верили в себя». Александр, поработав в районке корреспондентом, уехал в Ханты-Мансийск, как говорили тогда – «на повышение». А Андрея судьба унесла в посёлок Нумто, расположенный на берегу озера Нумто, из которого вытекает река Надым, на метеостанцию. Работал метеорологом, а потом – снова родная Татария, семейная жизнь… В общем, всё как обычно, но в то же время и не как у всех. Течёт жизнь, течёт, как лесной ручеёк – сначала узенький, потом разольётся, после снова сузится, аж перепрыгнуть можно… Вот так и у нас.

Открыли бутылочку, сначала ту, которую ребята припасли, выпили. Тукмаков поддел вилочкой щучий потрошок, дразнивший его глаз, похрустел им, посмаковал и спросил:

– А это – из чего? Какие-то креветки?

– А ты отгадай! – улыбнулся ему я.

Пытали они меня, ели, выпивали. Совсем я их заинтриговал, не сдавался, говорил: «Отгадайте!» Они решили, что сие блюдо имеет отношение к морепродуктам, вот только к каким? В конце концов я честно признался, что блюдо это приготовлено из потрохов самого главного каннибала мира – пятнадцатикилограммовой обской щуки. Действительно, сидя порой на бережку Оби, наблюдаешь за стайками щучьей молоди. Размером-то с два спичечных коробка, а с каким усердием поедают друг друга! То проглотит сестричка братишку, то половину оставит – не вмещает пасть. То поперёк ухватит собрата и ждёт, когда тот дух свой испустит. А пока ждёт, щучка, что покрупнее, поднатужится и обоих проглотит. Вот так и живёт щучье племя – пока нет другой пищи, друг друга ест.

Уходил от друзей уже под утро. От души наговорились, выпили, молодость вспомнили. На слегка заплетавшихся ножках, со сковородкой под мышкой шагал я домой. Кулинарный дебют блюда из щучьих потрохов состоялся.

Давно уже у меня, северянина с опытом и знанием рыбацкой жизни, рыбьи потроха заняли обыденное место – как, например, в кухне любого – манная крупа. Разделываешь рыбину, чистишь потроха, складываешь их в целлофан – и в морозилку.

Статус издающего книги автора даёт многое. Прежде всего, внимание к твоей персоне власти, общественности и всех, кто более или менее интересуется книгами.

Как-то зазвонил телефон, и я услышал голос чиновника из правительства ХМАО:

– Приходи, Лёня, сегодня ко мне, хочу представить тебя гостям своим – из Москвы и из округа. Всё ж, как-никак, а ты в своих книгах показываешь жизнь нашу северную. Да книжек прихвати своих. И если есть рыбка – не покупная, а которой ты всегда нас радуешь, то прихвати, конечно. Сам знаешь, – тихонечко хмыкнул он, – в долгу не останемся никогда.

Вот тут-то затеял я блюдо чуть посложнее, чем к приезду друзей из Казани. Пирог решил сделать всё с теми же рыбьими потрохами, тем более что рука набита на  приготовлении этих пирогов и расстегаев.

Кулёчек дрожжевого теста – в магазине «Иртыш» города Ханты-Мансийска, остальное – рис, лук, лаврушка – всегда есть в доме. И я приступил к делу. До начала посиделок – четыре часа, времени достаточно.

Надо сказать, что рыбные пироги на севере – традиционная еда, которая всегда, испокон века присутствует на праздничном столе. Руководствуясь школой моей бабушки по отцу Сони, я приступил к изготовлению пирога из щучьих  потрохов, да и не только – в заморозке у меня лежал целый винегрет потрохов разных рыб. Из морозилки достал брикет, положил его под кран, в кастрюльку всыпал рис, кулёчек с тестом выложил на стол, насыпал муки – и процесс пошёл…

Наверное, потому рыбные пироги так ценятся на севере, что водятся в этих местах «пироговые» рыбы – муксун, нельма, щёкур, сырок, осетровые виды. Рецепты их всем известны, но традиции приготовления в каждой семье свои, передаются они из поколения в поколение. Вот и я следую бабушкиной школе.

Высушенным утиным крылышком я помазал растительным маслом противень, на котором будет печься мой пирог, и занялся тестом. Труд, конечно, хлопотный, но несложный. Мука на столе, мера теста на основной нижний слой пирога раскатана  неторопливыми движениями – и вот уже тесто покрыло смазанную маслом территорию чёрного противня. Закипела кастрюлька, в которой не спеша разваривался рис. Рис или другая светлая крупа – это необходимый атрибут любого бабушкиного пирога. С возрастом я понял, почему. Если пирог будет испечён без рисовой подушки, то влага из него уйдёт, и он не будет таким сочным. А если в основу пирога положить рис или другую крупу, то она заберет в себя влагу, впитает, не даст ей уйти, и тогда пирог будет иметь непревзойдённый вкус.

Вот и я выкладываю на тесто слой риса толщиной с мой палец. Дальше дело за чёрным молотым перцем и луком, которых жалеть нельзя, иначе можно потерять весь аромат. Всыпал лук в кастрюльку с водой и поставил на огонь, а когда вода закипела,   потрошки улеглись в кастрюльке вместе с лучком. Толстые, жирные, с молоками, икрой и печёнками, они расправились, а когда вода закипела, стали набухать, вбирая в себя ароматный бульон.

Семь минут – и основа пирога готова. В кастрюльку поменьше вылил бульон – это на утро. А потрошки, источая аромат и тепло, приходили в себя после варки.

Ну вот, пожалуй, и всё, дело близится к финалу. На рисовую подушку, сдобренную чёрным перцем, я уложил толстый слой лука, поверх которого выложил богатый курганчик отваренных потрохов северных рыб, и снова поверх – перец и лук.

Раскатал верхний слой теста – потоньше, чем нижний, и, как одеялом, укрыл им нашу кулинарную  прелесть. Тщательно защипал края, не дай Бог, дырка – уйдёт пирог в бездну, этот момент важен. И дырочка небольшая сверху, чтоб пирог не вздуло и не порвало во время готовки.

«Так… – подумал я. – Раз уж компания – представители государства Российского, чиновники высочайшего уровня, то сделаю по примеру моей бабушки Сони».

Она, когда пекла пирог ко дню рождения кого-то из нас, выкладывала сверху тестом надпись – например, «ЛЁНЯ». А я на своём пироге колбасками теста выложил: «ХМАО — ЮГРА». «Вот так будет официальней», – решил я.

И заработал духовой шкаф. Уже предвкушая победный финал, поставил я в него мой пирог и предал всё его величеству жару, но и это ещё не всё. В тарелке взбил с сахаром и солью куриный желток для завершения северного пирога. А время летело, глянул на часы и увидел – до встречи остался всего час. Как всегда, успеваю, но ещё бы полчасика. Эх, нам никогда не хватает времени!

И вот момент настал. За пятнадцать минут до окончания готовки я открыл дверку духовки, выдвинул противень, утиным крылышком обмазал верх пирога яичным желтком и снова отправил его туда – в жар. Поглядывая на работу духового шкафа, подумал: «А почему бы гостей моего друга не познакомить с натуральным видом рыбьих потрохов? Да  и время ещё есть». Достал из морозилки ещё один брикет заготовленных потрошков. Та же кастрюлька с бульоном, огонь – и брикет, заскучавший в морозилке, плюхнулся в горячий тузлук, а через двадцать минут рыбьи потроха, в состав которых входят  печёнка, пузырь, икра, молоки, жирок, пельменницей выуженные из бульона, заняли своё место в глубокой тарелке.

Вот так-то оно правильнее! И, чтоб было ещё убедительнее, достал пару хороших сырков (пелядь), солёных «в колодку» (в непотрошеном виде).

Всё! Довольный, потёр я ладони, видя значимость своих закусок к мужицкому столу. Казалось бы… Пирог из рыбьих потрохов, сырок «в колодку», отварные потроха – это уже много и солидно, и если посчитать это по-ресторанному, то ценник впечатлит. Ну а мне что? Рыбку сам наловил, посолил, затраты есть, но не велики. Покорпел в огороде у бочки с водой, вычистил рыбьи потроха, зато отдача какая! Ведь принесу закусь, которую кроме меня принести никто не сможет. Вот так я!

Звякнул таймер, время выпекания вышло. И ещё один кулинарный трюк: в тарелку с рыбьими потрохами добавил аджику и зелень – лучок, петрушку, укропчик. Ещё на сборы пять минут, рыбку и потрошки – в сумку, пирог на подносе прикрыл полотенцем – и вниз, к своему авто.

У дома моего друга стояло несколько «крузаков», в салоне которых, раскинув сидения, водители лёжа смотрели телепрограммы в ожидании своего начальства, которое уже заседало в доме за столом хлебосольного хозяина. Кстати, зовут его интересно – Аким.

– Аким, привет! – позвонил я ему, – помощь нужна в доставке закуси!

– Это мы с радостью, – довольным голосом произнёс Аким и через минуту показался в проёме калитки. Шли мы с Акимом мимо стоящих у его ворот «крузаков», поглядывали на водил, которые с увлечением смотрели телевизоры, удобно расположившись на сидениях автомобилей. Глядя на них, я подумал: «Вот житуха-то! При барине, в чистенькой машинке, в белых носочках, и зарплата, наверное, больше, чем у дальнобойщика. Ну, да ладно».

Прошли по просторному двору Акима с постриженной, как по линейке, травкой. «Вот только странно, – подумал я, – почему травка? По краю забора – кустарники ягодные, а грядок нет. Ладно, его дело».

По деревянным ступенькам, выкрашенным под дуб, а может, и дубовым, зашли в дом. В большой гостиной за столом сидела компания. Добродушные дядьки, кто в очках, кто без – просто сидели за ещё не накрытым столом. Приветливо закивали мне, некоторые даже привстали. А когда я водрузил сходу на стол свой рыбный пирог с символикой округа, сияя слегка натянутой улыбкой, то узнал в едоках телевизионных и «банерных» людей ХМАО — Югры. Двое из них были мэрами нефтяных городов Югры, один – незнакомый, москвич, видом не ниже маршала авиации, хотя старался улыбаться изо всех сил. Но москвичи все такие, разыгрывают они из себя простачков, когда где-то в гостях, далеко от Москвы, но я не про это. Правители и мэры по своей сути – люди деятельные, и дело у них закипело. Пирог, источающий ароматы, минут десять как вынутый из печи, говорил сам за себя, и говорил не меньше, чем говорит извлекаемая из недр Югры нефть А когда дорогой златоустовский нож разрезал пирог на куски, руки едоков потянулись к нему, не дожидаясь главного тоста.

– Из чего пирог-то? – спросил москвич, умяв сходу первую порцию.

– Из рыбьих кишок! – с лёгкой иронией ответил я и уточнил, – из щучьих!

– Как?.. – замер в растерянности гость.

– Вот так, – пояснил мэр, – это вы едите в Москве обрезки, а в Югре едят то, что вкусно и полезно. Не читал, что ли, Крылова? Потроха рыбьи – исконно русская пища. Ты ешь, если вкусно, и не спрашивай. Гав…м, не накормят в нашем обществе.

Москвич хмыкнул и вслед за первым умял вторую порцию пирога. А тут подоспел и рюмочный ритуал. Появился на столе большой красивый фарфоровый чайник, он же – носитель спиртного напитка, именуемого в народе самогоном.

– Сам готовил, Леонидыч, на кедровых орешках! – шепнул мне на ухо Аким и подал рюмку напитка коньячного цвета.

Прогремел во славу Москвы первый тост, и вот уже от рыбного пирога остались одни крошки.

– Поразительно!.. – шептал москвич, – расскажу кому в Москве, не поверят.

И, глядя на меня, как на великого учителя, спросил:

– Рецептом поделишься?

– Нет проблем, – ответил я, опрокидывая очередную рюмку.

Пили ещё много. А после почувствовал я, что язык мой стал говорить много и не то, и понял, что пора этой компании откланяться. Так и сделал. Уговаривать остаться меня никто не стал. Я встал, прошёл в коридор, обулся, вышел на воздух, прошагал через двор, мимо «крузаков» с водилами, просматривающими телепрограммы. А ещё через десять метров облюбовал куст ольхи, и первачок на кедровых орешках хлынул из меня, как бахчисарайский фонтан. Шел он из меня и дома, да и спал я полночи около унитаза. Ну что, бывает и так у нас, у мужиков. Аким позвонил на следующий день в обед и спросил:

– Как себя чувствуешь?

– Отлично! – ответил я, поняв, что и они наверняка вчера обнимали унитаз, и приврал:

– Я ещё дома после вас бутылочку сухого докончил.

Вот так состоялся у меня ещё один кулинарный дебют с потрохами из северных рыб.

С презрением иной раз смотрю на них, новомодных рыбачков  в дорогих рыбацких костюмах, показательно разделывающих щуку и брезгливо отбрасывающих в воду потроха, не понимая того, что выбрасывают они настоящее сокровище. Вспомните Крылова: «Вот лещик, потроха, вот  стерляди кусочек!..»